на шею, да «золотое оружие» с бриллиантами, — Фок скользнул взглядом по «иконостасу». Эссен был при полном параде, ожидали прибытия командующего Германской азиатской эскадры вице-адмирала графа Шпее. Кайзер прислушался к его рекомендации, отправил на Дальний Восток нужного для Фока моряка, причем даровал ему новый чин и сделав командующим всеми сухопутными и морскими силами в Азии и на Тихом океане.
— Ваше императорское величество…
— Мы сейчас одни, Николай Оттович, — Фок поморщился с неудовольствием, — вроде боевые товарищи, на одном броненосце под снарядами стояли рядом, и вместе кричали, радуясь потоплению «Хатцусе». Так что обойдемся в такие моменты без титулования. Я ведь императором всего неделю хожу, не привык как-то. Да и вы не тот человек, чтобы я перед вами чванился, и нос кверху задирал — этого мне делать не нужно!
— Почему, Александр Викторович? Ведь многие это делают, получив чины и титулы, я их даже порой сам не узнаю.
Эссен удивленно выгнул брови, на что Фок как всегда ехидно и грубовато ответил:
— Если нос без причины кверху задирать, то сопли видно. Лучше высморкаться в платок или чихнуть — тогда сие действие будет оправдано. Все остальное идет от спеси, сиречь гордыни, а сие есть смертный грех. Неужели вы меня в нем подозреваете?!
— Что вы, Александр Викторович, даже не думал, — Эссен чуть улыбнулся, приняв шутку, но продолжал оставаться крайне серьезным. Командующий Тихоокеанским флотом последние две недели принимал все возможные меры для приведения эскадр в состояние боевой готовности, тяжелой рукой выбивая привычную для мирной жизни расслабленность. И моряки, ощутив суровость своего любимого командующего, как говорится — прониклись текущим моментом. У Фока возникло ощущение, что с Эссеном новой «порт-артурской побудки» не выйдет.
В Китае ситуация с каждым днем становилась взрывоопасной — революция могла грянуть в любой момент. Сильное брожение вовсю шло на юге — там цинские власти ненавидели люто, дело пахло резней. Регент с малолетним Пу И был готов сбежать за «стену» в любую минуту, оставив двор на истребление и потеху черни. В Мукдене эта знать была не нужна в живом виде, а вот массовое жертвоприношение отвечало интересам «северных Цин». Дело в том, что князь Чун передал всю полноту власти Фоку, признав за ним императорский титул. Последний Александр Викторович взял, но от власти отказался наотрез, сославшись на то, что вначале должен вырасти его сын, который сможет вполне официально, благодаря праву «крови» взойти на императорский трон Поднебесной.
Расчет верный — вполне легитимный монарх может вполне официально взять власть над Китаем, как только народ там переболеет революционными «бациллами», и хоть как-то успокоится. Но процесс этот долгий, и шансы минимальные — Фок прекрасно знал, во что превратится Китай. Лезть в эту «кашу» не хотелось категорически, да и зачем?
Лучше отсидеться за «стеной», провести реформы и получить нормальное государство с лояльным и в большей части однородным населением, причем чуждым ханьцам по происхождению, языку, традициям — являвшимся одним из тунгусо-монгольских народов, потомкам Чингисхана и легендарных чжурчжэней. А китайцы им исторические враги, и пользуясь своей многочисленностью просто «растворили» маньчжуров в своей толще, да так что в 21 веке их не осталось, и о языке все забыли, кроме историков и лингвистов. А ведь маньчжуров сейчас десять миллионов, а если с монголами посчитать, то все четырнадцать выйдет.
Вот потому императрица Цыси, узнав от Фока о будущем ее собственного народа, и сделала ставку на свою племянницу, что стала женой Александра Викторовича. И под прикрытием русских штыков началось становление Маньчжоу-Го, нового «старого» государства «северных Цин». И пошло теперь «оманьчжуривание» ханьцев, фактически насильственное. Но выбор не ставился между «или-или», добавили «либо-либо». Вот именно третий вариант выбирали китайцы, почти треть жителей. Они стали принимать православие, выбирали новые имена и фамилии, превращаясь в русско-подданных. Вполне нормальный процесс — их селили в полосе отчуждения и русифицировали, частью высылая в Приморье. Там у казаков и переселенцев была отчаянная нужда в рабочих руках, а тут вполне официальные батраки практически даром и сроком на три года.
Треть становилась маньчжурами и монголами, из тех, кто был связан родственными узами или проживали долгое время рядом с «титульными» народами. Оставшаяся треть в большей части оказалась на «птичьих» правах — они просто работали на заводах, рудниках и полях, получая за свой труд много больше, чем могли бы получить за южной стороной «Великой стены». И жили вперемешку с местными — Фок прекрасно понимал, к чему может привести создание «чайна-таунов».
Все остальные являлись по вероисповеданию христианами — католиками, лютеранами, кальвинистами и прочими сектантами — и такие встречались — сбежавшими от резни, которая началась еще во время «боксерского» восстания, и потихоньку продолжалась на всей территории Поднебесной. Селились в основном в городах, прекрасные и дисциплинированные работники. В последнее время среди данных подданных наметилась очень интересная тенденция — эти христиане старались поселяться в немецких кварталах, что расширялись в каждом городе по мере становления промышленности. И становились «немцами», вполне хорошо воспринимая язык Гете и Шиллера. Да и своим подданным кайзер Вильгельм настоятельно рекомендовал присягать на верность «северным Цин».
И тем хороши дойчи, что они приезжали всерьез и надолго, обустраиваясь на новом месте весьма обстоятельно. И не имели цели быстрее сделать состояние, как другие европейцы, и уехать потом в Париж или Лондон, увозя с собою капиталы. Да и русский Дальний Восток принялись осваивать отнюдь не по-хищнически, начав добычу свинца в Тетюхе, или нефти на северном Сахалине, или угля в Сучане. А после договоренностей с кайзером, процесс за полгода вообще упорядочился — все шло на паях с русскими, и все определенно направлялось к созданию некого экономического союза без всяких внутренних пошлин и «таможенных войн».
Население полностью лояльно, чего еще желать в ситуации, когда южных соседей охватывает брожение и смута. Недовольные, конечно, имеются, но их число сократилось на два порядка, причем большинство сбежало за «стену», унося ноги. И было отчего так бояться — за преступность и политических оппонентов взялись всерьез, благо силы имелись вполне достаточные, можно было не прибегать к русской помощи. «Джидаи», полиция, стражники, и страшные «неузнаваемые» князя Фэя, о деятельности которых никто ничего не знал, но всем было страшно.
И это не считая вооруженные силы — разъяренных гвардейцев, что пали жертвами вероломных «радикалов». Или маньчжурских стрелков, которые отважно сражались с японцами и люто ненавидели ханьцев. И баргут с чахарами — эти монголы комплектовали лучшие кавалерийские полки, в которых хватало казаков
