словно на станке отпечатанную, вязь букв.
Ронан не сомневался, что ее фрейлины владели каллиграфией.
– Я не совсем понял вас, Ваше Высочество.
– Мне интересно, герр Охотник, что вы думаете про это письмо?
Она жестом попросила налить ей еще чая – и Ронан подчинился.
Пузатый чайник был тонкостенным, белым, с узором из розовых и сиреневых лепестков и золотых листьев. А еще он был теплым, почти горячим. Скорее всего, внутри лежал камушек, сохраняющий тепло.
– Я, несомненно, тоже оценил богатую фантазию автора, – признался Ронан. – Но мне, в отличие от Его Святейшества Томаса Льосского не было смешно. Через две недели я должен представить сеньору дель Розель перед Комиссией Ордена ловцов, которая выдаст ей лицензию и закрепит за ней право использовать магию на территории Логресса, – спокойно и обстоятельно объяснял он, стараясь не думать о том, что Элизабета смотрит не на письмо и не на него, а куда-то в сторону розовых кустов. – Но Комиссия, Ваше Высочество, будет искать любой повод, чтобы эту лицензию не дать. Они не доверяют иностранцам и женщинам, обладающим способностями к магии. Анонимного доноса, тем более содержащего такой набор суеверий, недостаточно, чтобы арестовать сеньору дель Розель. А вот для Комиссии он может стать тем, что позволит затянуть решение. Особенно если за одним таким письмом последуют другие.
Она кивнула, все еще не смотря в его сторону.
– Кто-то из моих девочек хочет, чтобы моя стригоя попала под нож охотника, – произнесла она задумчиво.
Ронан промолчал, не зная, что ответить. Он боялся, что Ее Высочество фыркнет или отвернется, спросит «Ну и что мне с того, герр Охотник, что ваша работа усложнилась?» или что-то в этом духе. Хотя сеньора дель Розель, если верить ей, хотела получить лицензию в первую очередь ради интересов принцессы, с которой приехала в эту страну.
– Может быть, это кто-то со стороны, Ваше Высочество, – сказал Ронан. – Кто-то желает подставить одну из ваших фрейлин. Тот, кто знает то же, что знают они, живет во дворце и вхож в ваш близкий круг. Этот человек куда умнее и опытнее служанок, горничных или лакеев. И осведомлен о содержании нашего разговора за утренним чаем. Выводы, Ваше Высочество, довольно просты и сужают круг подозреваемых.
Принцесса кивнула и нахмурилась.
– У вас есть способы узнать, кто написал письмо? – спросила она.
– Несомненно, Ваше Высочество.
– Но вы хотите чего-то еще, так? – Она наконец подняла на него взгляд – совершенно не кукольный, взрослый и серьезный.
Ронан чуть не вздрогнул и еще раз напомнил себе, что фройляйн Элизабета из Мировера не фарфоровая статуэтка в кружевном платье.
– Если вы дадите разрешение, Ваше Высочество, я бы хотел побеседовать с каждой из ваших фрейлин, – снова поклонившись, сказал он. – Со мной будет секретарь из Ордена, который запишет их показания. Если ни одна из них не даст повода усомниться в честности и верности сеньоры дель Розель, хорошо. Если же нет и у нас с секретарем возникнут подозрения, что сеньора не так чиста, как хотела бы казаться…
– То я буду очень разочарована, – хмуро произнесла Элизабета.
«Я тоже», – подумал Ронан, но сказал другое:
– Кроме того, я смогу вычислить автора доноса, если он среди ваших фрейлин. Немного напугать его и объяснить остальным, что Кодекс ловцов работает… не так, как кто-то из них думает.
– А если нет? – Принцесса снова посмотрела на него, но в этот раз взгляд у нее снова был по-кукольному стеклянным и наивным. – Что вы будете делать, если это не кто-то из них, герр Охотник?
Способов было много, и они с Эдвардом не испробовали ни одного лишь потому, что боялись навлечь на себя гнев принцессы: мало ли как она воспримет попытки прощупать ее ближний круг без разрешения.
Разрешение Ронан сейчас получил.
– Есть способы найти его, Ваше Высочество, – сухо заверил он и помолился, чтобы принцесса не стала выпытывать подробности.
С чутьем ловца он мог бы начать поиск прямо сейчас.
Интересно, спрашивала ли Элизабета о ловцах? Интересовалась ли, на что они способны? Даже если так, она пока ничем не выдавала своей осведомленности.
– Понимаете, в чем дело, – принцесса аккуратно поставила чашку на фарфоровое блюдце, – я очень не люблю предателей.
– Я тоже, Ваше Высочество.
– Прекрасно! – Она снова улыбнулась – идеальной, правильной улыбкой. – Найдите крысу, которая решила позариться на мою любимую куколку, герр Охотник, и я найду способ выразить вам свою благодарность!
В шатер зашел лакей, который возился с цветами: в руках у него была свежая охапка пионов, пахнущих так оглушительно, что Ронан чуть не чихнул.
– Обязательно, Ваше Высочество. – Он поклонился и снова пожал протянутую ему руку. – Сделаю все, что могу.
Когда он вышел из шатра, дышать стало легче.
Принцесса Элизабета сидела в креслице и смотрела, как фрейлины обрезают розовые кусты.
Ронан поймал себя на мысли, что все прошло куда лучше, чем он надеялся, а еще теперь он был уверен, что они с принцессой играют на одной стороне. Только вот обещание награды почему-то тревожило.
Кто знает этих заграничных принцесс, что они почтут за награду, а что – за наказание.
Принцесса выполнила обещание быстрее и точнее, чем Ронан ожидал. Они получили ее официальное письмо уже на следующий день, а встречу назначили на ближайший понедельник, чтобы фрейлины могли беспечно провести выходные, не думая о том, что их ждет нечто не слишком приятное.
В другом письме, менее официальном, она напомнила, что встреча фрейлин с ловцами не допрос, и попросила быть с ее девочками помягче. «Мера вины, герр Охотник, невелика, а моя обида имеет свойство быстро вспыхивать и так же быстро гаснуть, если не подбрасывать ей еще пищи, как огню в сухое лето. И если так сложится, что крыса завелась в моей стае, я прошу вас: позвольте мне самой разобраться с ней!»
Ее Высочество Элизабета умела быть по-своему жестокой. Ронан подумал, что стоит предупредить Эдварда об этом, но такой разговор лучше было вести с глазу на глаз, а Эдвард с головой ушел в семейные дела.
День рождения Клары близился, Имоджена Милле переживала, и сыновний долг требовал от Эдварда быть опорой и поддержкой для матери. Поэтому то он появлялся в Ведомстве с букетом цветов, отдавал распоряжения на бегу и исчезал, то на его столе между письмами агентов и отчетами, о которых должны были знать три человека во всем Логрессе, попадалась папка с образцами тканей, цветного картона для карточек или меню.
Не знай Ронан друга давно, подумал бы, что Эдвард Милле теряет хватку. Но и цветы, и карточки легко могли быть пылью, пущенной в глаза тому, кому стоило думать, что Эдвард вдруг начал превращаться из королевской гончей в маминого сына. Лезть в это не стоило, и Ронан не лез, сосредоточившись на собственной работе.
Утро понедельника выдалось суетным и свежим. После дождя, прошедшего перед самым рассветом, город словно притих, замедлился и казался чище, чем обычно. К полудню Ронан и секретарь Ордена, мистер Янг, уже прибыли во дворец.
Стены большой гостиной были выкрашены в белый и розовый; камин из розового мрамора был декорирован пионами, зеркала сияли серебряным блеском, а из окон тянуло запахом цветов, зелени и влажной земли. Широкий стол – столешница была из того же мрамора, что и камин, – отдали в полное распоряжение ловцов.
Пока мистер Янг, обманчиво хрупкий молодой человек со взглядом въедливого юриста, раскладывал приборы для письма и стопки бумаг, Ронан подошел поближе к окну. Маленькие форточки были раскрыты, чтобы впустить в комнату, которой редко пользовались, свежий воздух. Ронан прислушался: снаружи не долетало ни звука. Ни пения птиц, которые обитали в королевском саду и несли свою маленькую птичью службу, услаждая слух придворных, ни голосов слуг – два подмастерья садовника как раз шли невдалеке по тропинке, прихватив корзины и инструменты. В просвете деревянной рамы воздух рябил, как бывает над костром.
– Кто-то благополучно оградил нас от лишних ушей, – сказал Ронан мистеру Янгу.
– Если это переговорная, то заклятие могли заложить еще на этапе проекта, – отозвался тот равнодушно.
Максимиллиан Янг вообще редко чему-то удивлялся или сочувствовал. Работа на Орден превратила некогда восторженного юношу, влюбленного в философию и считавшего право основой справедливости, в сухого педанта. Юристом Макс был прекрасным – с блестящей памятью и подвешенным языком. А вот был ли он хорошим человеком? Ронан не мог ответить на этот вопрос.
Пока Макс проверял, не высохли ли вдруг чернила, которые еще утром были в полном порядке, и затачивал гусиные перья, Ронан осмотрелся
