Но никаких чудес в этом не было. Просто Ротгер пользовался тайным подземным ходом, который пленные схизматы все-таки прорыли от монастыря к крепости. Алоизий наблюдал за тем, как Гуго, который снова остался за главного, притащил из подземной темницы странного на вид схизмата, раздетого до пояса. Он был молод и, судя по рельефным мышцам, очень силен. В мочку левого уха пленника была вдета большая серебряная серьга, на груди висел православный крест, а на бритой голове змеился длинный клок темных волос.
Что за диво? – думал Алоизий. Он впервые видел такого хлопа. Обычно разбойники и крестьяне носили бороды, и у всех были чуприны. Даже среди старцев Алоизий не встречал бритоголовых или лысых, только седых. А у этого были лишь небольшие юношеские усики, да какая-то странная прическа…
Пленника заковали в кандалы. Это была обычная практика. Схизматов держали в железе до тех пор, пока они не становились ручными и покорными. Потом кандалы снимали (они мешали в работе), но стоило кому-нибудь предпринять попытку бегства или проявить строптивость, как на пленника снова надевали цепи, и он уже таскал их на себе до конца своей никчемной жизни. А жизнь пленного схизмата обычно была коротка…
Тем временем Гуго с дьявольской улыбкой что-то приказал своим подчиненным, и один из них, рыжий здоровила по прозвищу Вепрь, вышел в образовавшийся круг, поигрывая мечом, который в его руке казался игрушечным. Кто-то из кнехтов бросил пленнику палку, и он приготовился защищаться, хотя Алоизий не представлял, как это возможно.
Схизмат неуловимо быстрым движением поднял свое «оружие» с земли и пробормотал «Собаки!». В его зеленых глазах бушевало неукротимое пламя. Придерживая левой рукой цепи, чтобы не мешали, он двинулся по кругу против часовой стрелки, не отрывая взгляд от рыжего кнехта, который обзывал его разными нехорошими словами.
Наконец Вепрь нанес несколько мощных ударов мечом. Защищаясь, пленник совершал немыслимые в его положении прыжки и уклоны; казалось, что тяжелые железные цепи были сделаны из дерева. Окружающие поединщиков кнехты гоготали и отпускали соленые шуточки в адрес Вепря, который никак не мог приноровиться к быстрому, как молния, схизмату. Не ожидавший подобного поворота событий Вепрь разозлился не на шутку. Он уже сражался как в настоящем бою, готовый в любой момент изрубить пленника на куски. Но горячность сыграла с ним плохую шутку.
Вепрь зазевался только на миг. Но и этого минимального отрезка времени оказалось достаточно для того, чтобы палка пленника с силой опустилась на его неприкрытую шлемом голову. Звук от удара был таким, словно кто-то треснул дубиной по пустому кувшину. Подпустив глаза под лоб, Вепрь грохнулся на землю, как подкошенный. От неожиданности все замерли, и в крепостном дворе воцарилась напряженная тишина. Нужно сказать, что палка не являлась простым куском дерева. Она была изготовлена из мореного дуба, отличающегося большой прочностью, и заменяла воинам мечи в тренировочных поединках. Алоизий тоже был поражен увиденным. Он не ожидал от пленника такой храбрости и прыти.
Обычно в монастырь попадали крестьяне, взявшие оружие только для защиты своих поселений от набегов отрядов рыцарей и шляхты. Владели они им плохо, а очутившись в плену, вели себя покорно.
Только немногие из них отваживались на сопротивление. Но участь строптивцев была незавидна – в назидание другим – кого сажали на кол, кого живьем варили в котле, а больших «счастливчиков» просто вешали. Этот же схизмат явно был профессиональным воином. Алоизий даже поежился от неприятного холодка, угнездившегося между лопатками, представив пленника во всеоружии и на лихом коне. Тем не менее, приор продолжал наблюдать за действом, разворачивающимся на импровизированной арене в крепостном дворе, со все возрастающим интересом. Пришедшие в себя кнехты злобно загалдели и вынули из ножен мечи, а Гуго со зловещей ухмылкой на своем лошадином лице взял в руки копье.
Алоизий хотел было остановить его, – сильный, выносливый хлоп всегда большая ценность; в особенности для его опытов – но передумал. Ему не хотелось связываться с Гуго, отличающегося злопамятностью и коварным характером. Пленник внимательно наблюдал за Гуго, который явно намеревался проткнуть его копьем, и мелкими шажками отступал назад, будто и не было у него за спиной вооруженных кнехтов, тоже готовых в любой момент срубить ему голову.
Все дальнейшее произошло настолько молниеносно, что Алоизий поначалу даже не понял, почему брошенное Гуго копье пробило не грудь пленника, а вонзилось в живот одному из воинов. В момент броска схизмат резво крутанулся вокруг своей оси, выхватил из толпы какого-то бестолкового кнехта и закрылся им, как щитом. Это для воинов уже было чересчур. Они бросились на пленника скопом, как взбесившиеся псы.
Какое-то время Алоизий почти ничего не видел из-за пыли (кнехты тренировались на голой земле, чтобы мягче было падать), а затем картина начала проясняться, потому что эпицентр схватки постепенно переместился на менее вытоптанное место, где росла трава-спорыш. Удивительно, но схизмат все еще был жив. Он вьюном вертелся среди разгоряченных кнехтов и каким-то непостижимым образом умудрялся отмахиваться от них палкой и парировать удары мечей, подставляя цепи. Конечно, ему не удалось обойтись без ранений, но это были царапины, неизбежные в рукопашных схватках.
Что касается его духа, то он не был сломлен. Скорее наоборот: пленник даже в такой безнадежной для него ситуации упивался схваткой, чувствуя себя в окружении острой стали, как рыба в воде. Он даже улыбался, хотя улыбка была больше похожа на гримасу ненависти вперемешку с яростью. Похоже, он не боялся смерти; мало того, Алоизию показалось, что он желал ее.
Это приор понимал. Чем быть рабом, бессловесным быдлом, уж лучше умереть. Он сам не терпел над собой насилия и боролся со своими прелатами[30], как только мог (большей частью с помощью хитрости), потому и вступил в свое время в братство Креста и Розы, проповедующее равенство между людьми и свободу.
Но, по мнению новоиспеченного приора, так мог думать и поступать только дворянин или человек возвышенный, ученого или духовного звания, а не какой-то безродный схизмат. И все же пленник было обречен. Это понимали все. Но судьба распорядилась по-иному.
– Всем стоять!
Приказ прозвучал как громовое знамение сверху.
Кнехты разом опустили оружие. Этот голос был им хорошо знаком. Даже в шуме и грохоте сражений зычный боевой клич их сеньора, рыцаря Ротгера, слышался на большие расстояния.
Рыцарь подошел к группе воинов во главе с Гуго и грозно спросил, показывая на бездыханное тело кнехта, которому даже не пытались оказать помощь – рана была смертельной:
– Кто это его так?..
Ответом ему было молчание. Все потупились. Кнехты не хотели указывать на Гуго, боясь его мести. А сам виновник происшествия тоже помалкивал, лихорадочно выстраивая в голове удобоваримую версию убийства, чтобы избежать наказания.
– Гуго, отвечай! – теряя терпение, рявкнул Ротгер, которому была непонятна столь несвойственная его головорезам скромность.
– Мой грех… – покаянно буркнул Гуго, отводя взгляд в сторону; он так и не смог найти оправдательные мотивы своего поступка.
Как ни крути, а опытный воин должен обладать хорошей реакцией и отличной выучкой, иначе в рукопашной недолго и своих покромсать.
– Не понял… Вы что, подрались!? Ну, это уже ни в какие ворота не лезет… Похоже, вы тут все обленились, ожирели, как сурки, и вообще зажрались. Я из вас семь шкур спущу! – и добавил с угрозой: – А с тобой, Гуго, разговор будет отдельный…
– Господин! – взмолился Гуго, зная, что Ротгер слов на ветер не бросает и расправа может быть короткой и жестокой, несмотря на прежние добрые отношения. – Вина моя, признаю, но выслушайте до конца, как было!
– Говори, а мы послушаем, – немного смягчился рыцарь, интуитивно подняв голову вверх – он почувствовал чей-то чужой, пристальный взгляд, но не со стороны, а сверху, что его сильно озадачило.
Только теперь он, наконец, заметил, что на крепостной стене стоит Алоизий и наблюдает за происходящим. При виде новоиспеченного приора Ротгер вдруг вспомнил устав ордена Креста и Розы, предписывающий братьям, по возможности, быть человеколюбивыми и не впадать в гнев из-за мелочей, особенно по отношению к посвященным. Его помощник не являлся членом ордена Крестовой Розы, но Ротгер был с ним не в одной битве, а значит, просто обязан относиться к нему снисходительно. Но мнение кнехтов для рыцаря тоже было не безразличным. Погиб их товарищ, и этим все сказано. Гуго рассказал о происшествии, не погрешив против истины ни на йоту, – он проследил направление взгляда Ротгера и тоже увидел приора. Теперь вранье не только не имело смысла, но и было опасным для дворянчика. Такому свидетелю, как отец Алоизий, рыцарь поверит больше, чем кому бы то ни было.
