– Быть может, мы стоим на пороге исторического открытия, – подхватила я.
– Может, – он серьезно кивнул.
– Займемся нашим исследованием? – с бьющимся сердцем предложила я.
– Хорошо, – согласился мой собеседник, – мы можем сесть в читальном зале и обсудить всю информацию, которую имеем.
Мы так и сделали. Ли Юн оказался въедливым исследователем. Он скрупулезно анализировал факты, сравнивал их с фрагментами книги, подводил итоги. Я влюбленными глазами смотрела на него, а он, казалось, совсем не замечал моих взглядов.
– Китайский пурпур, – веско произнес он и пристукнул концом ручки по столу, – это еще одна уникальная технология, разработанная в мастерских Бо. В Древнем мире только две краски были созданы по этой технологии, причем в двух великих цивилизациях и независимо друг от друга. Китайский пурпур и египетский синий, который обнаружен в древних гробницах фараонов. Китайские ученые получили краску, имеющую такой же состав, что и египетская, – кальций, барий, оксид свинца. После падения Циньской династии об этой краске забыли.
– Любопытные факты, – согласилась я, – но что нам это дает в наших изысканиях?
– Мы теперь точно знаем, что мастер Бо существовал. Мы знаем, что генерал Ли – реальное лицо.
– Единственная, о ком мы ничего не знаем, – это Мэй, дочь мастера Бо. Мы не имеем возможности увидеть оригинал записи, даже язык утерян. Изданные на русском языке записки неминуемо грешат неточностями, ошибками перевода…
– Красавица Мэй, которая должна была выйти замуж, но полюбила циньского генерала… – протянул Ли Юн. – Существовала ли она на самом деле? Мэй… – Он запнулся. – Была ли Мэй фантомом? Так говорят?
И в этот момент словно что-то произошло. Что-то непонятное для нас обоих, слишком сложное и запутанное. Так бывает, когда приемник сбивается с волны и классическую мелодию едва можно различить за треском помех. И вдруг чудесным образом настройка обретает четкость – Юн и я оказались на одной волне. Я поняла, что моя боль ушла и ее сменило удивительное чувство защищенности и нежности. Мне хотелось вечно смотреть на длинные ресницы Ли Юна, а может, погладить его по макушке, дотронуться до его руки… Сам Ли Юн казался сбитым с толку. Он несколько раз моргнул, глядя на книгу, а потом перевел взгляд на меня. В его глазах горели уже знакомые мне искры.
– Давай тогда вместе почитаем оставшиеся сто страниц, хочешь? – мягко предложила я.
Юн не возражал. Мы сели рядышком и склонились над книгой, как два прилежных школьника. Тишина не тяготила – любые слова были бы излишними. Мне совсем не хотелось анализировать свои чувства, главное – быть рядом, чувствовать тепло локтя Юна, ощущать его запах…
«…Мои шелковые рукава сегодня совсем намокли от слез. Генерал Ли покинул нас. Император назначил его главнокомандующим и призвал к новым битвам. Я проплакала две ночи. Матушка и отец даже испугались за меня и позвали доктора. Доктор осмотрел меня, проверил пульс и сказал, что во мне много иньской энергии, слишком много влаги. Посоветовал пить отвары, рецепты которых он оставил, предложил больше гулять в саду. Я искала умиротворения, глядя на зеленую листву. В главном саду цветет множество цветов. Я прошла по зигзагообразному мостику, перекинутому через пруд с лилиями, вошла в беседку Спокойствия. Но спокойствия я не ощущала. Сегодня я попросила няню заменить сок помело, которым она смачивает мой гребень, соком лепестков цветущих роз из нашего сада. Генерал обмолвился, что ему нравится запах роз. Быть может, я его больше не увижу, но у меня останутся воспоминания о тех днях, что он провел в нашем доме. Теперь все только и говорят о глиняных фигурах, которые нужно изготовить для императорской усыпальницы. Я брожу в сопровождении служанок по дорожкам сада, срываю цветы, стараюсь казаться веселой, чтобы не огорчать отца и матушку. Каждый вечер отец диктует мне записи, которые я делаю на отдельных свитках. Эти записи станут важным документом, который расскажет потомкам о создании циньской глиняной армии. Отец серьезно задумывается о том, какие лица будут у воинов. Нельзя повторить ни одного лица, ни единой черточки! Он часто смотрит на наших слуг и приказывает рисовальщикам делать эскизы. Но портреты получаются совсем неинтересные, это лица слуг, не воинов. Отец огорчился и даже пригрозил наказать рисовальщиков.
Так проходят мои дни: я делаю записи за отцом, играю на цине, читаю, вышиваю. Отец по-прежнему ищет новую формулу эликсира бессмертия, а вечерами мы играем в шахматы. Как-то раз он рассказал мне старую притчу: „Жил в старину человек, учивший, как познать путь к бессмертию. Государь послал за ним, но гонец его не спешил, и человек умер. Государь в страшном гневе хотел казнить гонца. Но любимый слуга его сказал: «Ничто не печалит людей так сильно, как смерть. И ничто не ценят они так высоко, как жизнь. А тот сам утратил жизнь – как же мог он, государь, научить вас бессмертию?» И гонца помиловали“.
Больше на эту тему он не заговаривал. А я задумалась: насколько верно то, что сказал отец? Стоит ли ученым искать эликсир бессмертия, если все люди смертны?
Вчера был день поминовения предков, я много часов провела в комнате с поминальными табличками, умоляя даровать мне еще одну встречу с генералом Ли Юном. Я знаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать. Я обратилась к бабушке и дедушке, их братьям и сестрам, чьи таблички с золотыми иероглифами висели на стене. Тоска мучает меня. Из армии приходят хорошие новости – императорская армия покорила царство Яо. Генерал написал отцу, что меч „Пьющий кровь“ вполне оправдывает свое название, что он разит врагов насмерть и ломает их копья и мечи. И меня осенила счастливая мысль. Я предложила отцу послать рисовальщиков в стан генерала Ли, чтобы они сделали эскизы. По этим эскизам мастера смогут вылепить головы глиняных воинов, и все они будут не похожи друг на друга. Отец подумал и согласился. Тогда я предложила, чтобы рисовальщики также сделали портрет генерала Ли. И снова отец согласился. Завтра рисовальщики отправляются в путь. Им предстоит опасная работа, ведь в царстве Яо еще совсем неспокойно. Но я надеюсь, что их поездка будет успешной. Самое главное – у меня будет портрет генерала! Я смогу видеть его каждый день, разговаривать с ним… А пока буду ждать.
Две новости – прекрасная и ужасная. Рисовальщики возвращаются в обозе генерала, они сделали тысячи портретов! Сам главнокомандующий будет здесь раньше – его серьезно ранили шпионы покоренного царства Яо, и по пути домой генерал остановится у нас. Рана слишком тяжела, чтобы он продолжил путь. Я очень беспокоюсь о генерале. Я попросила предков быть снисходительной ко мне и проявить больше милосердия к генералу. Ли Юн, я надеюсь, что моя любовь спасет тебя!
Главнокомандующего императорской армии вчера вечером доставили к нам в дом на паланкине. Как сказал наш доктор, вовремя. Генерал без сознания, очень слаб, рана начала опасно гноиться. Доктор сидит у его ложа, собственноручно меняя припарки и пользуя какими-то снадобьями. Мне вход в комнату, где лежит генерал, воспрещен. Это будет верх неприличия, если девушка останется в комнате, где лежит мужчина. Пусть и дальний родственник. Так что мне остается лишь справляться о здоровье генерала у слуг, отца и матушки. Сегодня ночью доктор будет ночевать в другой комнате, а няня говорит, что эта ночь решающая, от нее зависит, выживет Ли Юн или нет. У меня замирает сердце, когда я только подумаю, что генерал может умереть. Нет, только не сейчас и не в нашем доме! Во всем доме курятся благовония, мои шелковые рукава пахнут теперь сандалом и можжевельником. На алтаре в комнате поминовения предков лежат щедрые дары. Мы просим у Неба и у предков даровать генералу жизнь. Я обязана побывать у генерала. Проберусь в его комнату тайком, няня поможет мне. Сначала она не соглашалась, сетуя на то, что ее накажут, но я ее уговорила. Она подежурит у дверей, пока я буду с Ли Юном. После третьей стражи я пробралась в комнату генерала. Няня сделала так, что служанка, которая дежурила ночью у ложа Ли Юна, ушла. Я пробуду здесь до пятой стражи. В комнате полумрак, здесь тоже курятся благовония, в воздухе пахнет сандалом. Я сидела и смотрела на благородное лицо Ли Юна. Оно было смертельно бледным. „Генерал, – прошептала я, – неужели Небо не дозволит нам соединиться? Как несправедлива судьба, что в этой жизни мы разъединены“. Я сделала компресс из ароматного уксуса и положила его на пылающий лоб генерала. Потом окунула кусочек полотна в горький отвар, приготовленный доктором, и смочила им потрескавшиеся от жара губы раненого. Горели свечи, я беспрепятственно могла смотреть на генерала, касаться его лица и рук. У изголовья лежал меч „Пьющий кровь“. Генерал не расстается с ним даже на пороге смерти, как истинный воин. Сколько жизней отнял меч во славу императора? И почему не защитил генерала от тяжелой раны? Нет, не надо таких мыслей, генерал обязательно излечится. А вот моя сердечная рана не затянется никогда. Я всегда буду любить Ли Юна, и если у меня когда-нибудь будет сын, я назову его этим именем. Раздался условный сигнал – это няня предупреждала, что скоро я должна буду покинуть комнату. Я осторожно отогнула край покрывала. На боку, там, где рана, кровь запеклась, и полотно, прикрывающее рану, побурело от крови. Я достала свежий кусок ткани – надо сделать генералу перевязку, перед тем как я уйду. Потом мой взгляд вновь упал на „Пьющий кровь“. Я вынула меч из ножен, темный металл слабо блеснул в свете свечей. А затем я провела лезвием по ладони и приложила кровоточащую руку к ране генерала. Наша кровь смешается, и в будущих воплощениях мы сможем найти друг друга быстрее. Затем я вложила окровавленный клинок в ножны, быстро сделала генералу перевязку и, сжав ладонь, вышла из комнаты. Няня охала и ахала, пока мы шли в мои покои. Там она ловко перебинтовала мою руку и с причитаниями вышла. Я попросила оставить меня одну. Я видела генерала, была с ним, я смешала нашу кровь – от этих мыслей у меня стучало в висках. Мое сердце принадлежит ему навеки. Мой бедный цинь, я безжалостно порвала его струну, чтобы наутро объяснить, откуда у меня на ладони появилась рана. Скажу – играла, порвала струну, а струна поранила руку. Но объяснять утром ничего не пришлось. Генерал пришел в себя, ему значительно лучше. Слуги суетятся в доме – едва генерал открыл глаза, он тотчас же приказал отправляться в путь. Отец и доктор у него, уговаривают остаться еще на пару дней, чтобы Ли Юн мог окрепнуть».
