Саперы тоже не сидели сложа руки, они приготовили к действию светошумовые гранаты. Это был один из приемов, применявшийся только российским спецназом, – шумовые гранаты забрасывают не перед штурмом, а во время его, прямо перед штурмовой группой. Суть приема в том, что, если штурмовая группа использует активные наушники, она может продолжать бой, а вот террористы получают контузию. Взрыв шумовой – это сто десять – сто двадцать децибел, причем сто сорок – это смерть.
– Готовность!
Саперы взяли в каждую руку по гранате. Четыре гранаты – это уже тяжелая контузия как минимум.
Грохот автоматов перекрыл сихронный взрыв, от которого екает под ложечкой. Взрыв, который ты чувствуешь, слышишь не ушами, а всем телом.
– Вперед!
Пулеметчики открыли непрерывный огонь, и в этот момент вперед полетели еще две гранаты.
И штурмовые колонны пошли вперед…
Турция, черноморское побережье
Ночь на 16 сентября 2016 года
Будут обижать – не обижайся.
Дагестанская пословица
Мухаммед аль-Хизри тоже чувствовал себя не в своей тарелке…
Это был первый его амалият как амира – и он сильно нервничал от этого. От него зависела жизнь десятков братьев, зависел успех в сложной, несколько месяцев готовившейся операции. С ними ли Аллах? Не обманут ли турки из разведки, посадят ли братьев на паром или вместо этого посадят в самолет и выбросят где-нибудь над Средиземным морем? От турок можно много всего ожидать, они сказали, что доставят братьев прямо на паром, идущий в Севастополь, но могут ведь и билет в один конец выписать. Тут государство куфарское, злое…
Свидание с Лилой добавило неосознанного раздражения и гнева. Он был зол на Хассана, что тот спит с его сестрой. Поскольку она не замужем, а он – старший мужчина в семье, на Суде ему придется отвечать и за нее тоже. Сказано, что, когда женщина предстанет перед Аллахом, Аллах Всевышний спросит ее лишь о том, слушалась ли она мужчину, а все остальное он будет спрашивать с мужчины, который за нее отвечает. Значит, с него будет спрашивать. Получается, что Хассан покушается на его иман[18], надо поговорить с ним об этом. Так не годится.
И интересно, что за американцы, с которыми контактирует Хассан? И зачем ему это? Хассан – он пусть и мусульманин, но при этом родился в Лондоне. Он чужой здесь и не сможет ни возглавить страну, ни играть сколь-либо заметную роль в правительстве. Не то что Мухаммед – его отец был адвокатом известных шейхов на суде, защищал их бесплатно, это все помнят. Он из хорошей семьи…
Мухаммед возвращался в лагерь, находящийся в паре километров от города, как вдруг заметил стоящий на обочине китайский «Леопард»[19] – это была машина из их лагеря, и ей тут нечего было делать.
Подумав, что машина сломалась, Мухаммед аккуратно притормозил рядом и вышел. Дверца «Леопарда» открылась, и оттуда показались Джавад – он был опытным, хорошо повоевавшим братом, но ему не доверяли, потому что он раньше служил в полиции, и Руслан, чеченец. Он был известен полной отмороженностью – один раз, когда их прижали, а гранатометов не было, он взял взрывчатку, пошел к вражеской «БМП», чтобы установить на ней взрывчатку, и остался при этом жив…
– Салам!
– Салам!
– Что, бензин?
– В порядке бензин.
– Тогда что?
Мухаммед не почувствовал неладного – хотя должен был.
– Где ты был, брат? И где твоя борода?
– Какая тебе разница?
– Большая. Что ты делал в Синопе?
– Я должен перед тобой отчитываться?! – вскипел Мухаммед. – Да кто ты такой?!
Он полез в карман за пистолетом, но Джавад оказался быстрее. Сверкнул длинный, похожий на саблю нож – и Мухаммед упал под ноги своему убийце, хрипя и царапая землю…
– Иншалла…
Джавад повернулся к Руслану, тот пожал плечами:
– Мне он никогда не нравился, эфенди. Слишком много любил жизнь и слишком мало любил Аллаха Всевышнего.
– Аллаху акбар!
– Закопать его, эфенди?
– Нет. Оставим тут. Столкните с дороги, пусть его растащат собаки и крысы.
– А если полиция, эфенди?
– Все в воле Аллаха. И завтра нас тут уже не будет…
В исламе есть такая ночь, называемая Ляйлятуль Кадр – ночь могущества и предопределения. Считается, что в эту ночь, что лучше тысячи месяцев, в которых нет ночи могущества и предопределения, на землю сходят легионы ангелов и вершат добрые дела.
Трактор, Студент, Карлик, Шпиц.
И я.
Нас трудно назвать ангелами, да и то, что мы вершим, вряд ли можно считать добрым. Но сегодня – именно такая ночь. Ночь могущества и предопределения. Сегодня решится многое, если не все. Будет ли в России «красная свадьба»[20], или сегодня мы избежим такой участи. Сумеем ли мы сегодня отомстить – за Грозный девяносто четвертого и Волгоград две тысячи тринадцатого, за Буденновск и «Норд-Ост», за Кизляр и Первомайское, за Домодедово и метро «Автозаводская». Все в наших руках.
Я стоял на берегу Черного моря – на чужом берегу Черного моря и сигналил обычным мобильником. Луна то появлялась, то исчезала в рубище облаков. Со спины, рассыпавшись и заняв позиции с автоматическими винтовками, занимали позиции мои бойцы.
Очередной сигнал – и в море замигал огонек. С моим базовым военным образованием я без труда прочитал морзянку.
Точка-точка-точка точка-тире-точка-точка тире-тире-тире тире-точка.
СЛОН.
А через несколько минут большая лодка с жестким днищем бесшумно подошла к берегу, и двое спецназовцев, спрыгнув на мокрый песок, разбежались в стороны. Третьим на берег спрыгнул Слон. Как и все, в черной боевой униформе с капюшоном и с автоматом…
– Ну?
– Все в норме.
– Точно?
– Как в аптеке.
Слон подал сигнал – выгружаемся.
– Давайте в темпе. Я катер береговой охраны видел. Карета подана. Сколько вас?
– Шестеро, считая меня. А где карета?
– Там, за горкой.
– А сюда бы подогнать.
– Зачем?
– Таскать тяжело, вот зачем…
Спецы, которых привез Слон – не знаю, кто они, – выбрасывали на берег какие-то огромные мешки.
– Это что такое? – спросил я. – «АГС», что ли?
– Круче. Миномет восемьдесят два миллиметра.
– Ты совсем сорвался или как? – покачал я головой.
– Нормально, – сказал Слон. – Дэн, иди сюда.
Подошел парень лет тридцати с чем-то. Все его лицо было вымазано маскировочным кремом.
– Это Дэн. Спецназ ДНР до нас. Изобрел облегченный восьмидесятидвухмиллиметровый миномет. Ас этого дела, мухе яйца миной отшибет. А это Удмурт… сейчас его по-другому кликают, но мы его так зовем по старой памяти.
– Дэн.
– Удмурт. «Дуру» свою сам и понесешь.
– Она не тяжелая… – улыбнулся парень.
Вторая группа боевиков совершила ночной джамат-намаз (групповой, он особенно полезен), начала собирать вещи. Они должны были выйти к берегу, где их подберет скоростная яхта и переправит в Грузию, в Батуми, там их ждут братья. Они переправятся через Каспий, далее – в Таджикистан, а потом – в Северный Афганистан, где давно правит не «Талибан», а Исламское государство. Там им скажут, что делать дальше.
Каждый из них собирал свои вещи, потому что нельзя ничего оставлять кяфирам. Автомат, несколько гранат, одна из них – для самоподрыва. «Пояса шахида» оставили на месте, присоединив детонаторы, реагирующие на движение, – тех, кто придет сюда искать их, ждет большой и неприятный сюрприз.
Аллаху акбар.
Никто не задавал вопрос о том, куда делся их амир, – раз так решили, значит, так и надо…
Новым амиром стал Абу Хусейн аль-Туркмани, бывший то ли полицейский, то ли спецназовец, он прошел подготовку в США, за которую его государство немало заплатило, но сразу после этой переподготовки уехал из страны, встал на джихад и записал видео, где призывал подниматься, вставать на джихад и бывших сослуживцев. Он первым, подавая пример благочестия, опустил тяжелый рюкзак и начал читать ду’а.
Когда моджахеды завершили молитву, на секунду воцарилась благословенная тишина, которую прервал нарастающий тоненький свист, тот самый, который снится профессионалам в их коротких цветных снах о войне. Кто-то успел броситься на пол, а кто – помянуть Аллаха, когда первая мина попала в ангар…
Пять машин на двенадцать человек – не так и мало, но это не тогда, когда машины – обычные, гражданские, а не армейские внедорожники, а у вас у каждого – вместительный рюкзак и оружие. И не тогда, когда вы везете миномет и больше тридцати мин к нему.
Ехать было совсем недалеко – минут пять. После чего мы оставили машины и разобрали свое снаряжение. Каждый из нас взял по три мины; этот парень, Дэн, раздал нам что-то вроде перевязи, в которую как раз три мины и помещались, и объяснил, что на Донбассе что наши, что «укропские» «РДГ» так и ходят, миномет – их излюбленное оружие, потому что бьет далеко, и не спрятаться нигде – ни в окопе, ни в здании.
У меня был пистолет, автомат, патроны, два литра воды, аптечка, в рюкзаке полный комплект сменной гражданской одежды, и… В общем, я сказал спасибо этому типу из ДНР за три мины. Хорошо, хоть миномет догадался тащить он сам, точнее – не миномет, а трубу от него. Он говорил, что придумал какой-то там «зуб», его втыкаешь, и он держит не хуже плиты, а весит в несколько раз меньше. Ну-ну, вот пусть попробует в турецкую землю этот кол свой воткнуть – при том, что тут одни камни и днем жара за тридцать.
