— Твоего сына? — спросил Хойт. — А что с ним случилось?
— Моего внука. Моего последнего внука. Он умер, а теперь и мне конец, конец всему моему роду. Возможно, где-то у каких-то моих дальних родственников еще есть дети, но это не считается. Все мои собственные дети мертвы.
— Но что с ними случилось? Они что, от чумы умерли или от какой-то еще болезни?
— Они умерли от старости. Но все они были моими детьми.
Ханна потянула Хойта за рукав.
— О чем он говорит? Он же совершенно пьян. Да мы от него ни одного разумного слова не добьемся, пока он не протрезвеет. Давай лучше уложим его в постель — только сперва эту вонючую одежду сожжем, ладно?
Хойт согласился с ней, но, когда он попытался объяснить Алену, что они сейчас уложат его в постель, тот вдруг стал вырываться и кричать:
— Не называйте меня Аленом! Мое имя Канту! Так меня и зовите! — И он крепко вцепился Хойту в локоть.
— Ну, хорошо... Канту. — Хойт опустился возле него на колени и с улыбкой попытался его успокоить. — Давай все расставим по местам и начнем сначала. Почему ты хочешь умереть?
— Мой Джер умер.
— Когда?
— А которое сейчас двоелуние? Старик явно утратил счет времени. Хойт тихонько выругался.
— Да уж середина осени миновала.
— Значит, прошлым летом, примерно двенадцать двоелуний назад... — Ален помахал рукой, точно желая подчеркнуть некоторую неопределенность этой даты, и Ханна сразу успокоилась, увидев столь понятный и знакомый жест. — Тогда-то я и пить начал.
Хойт с трудом сдержал изумленный возглас.
— Ты что же, двенадцать двоелуний подряд пьешь?
И снова последовал тот же неопределенный жест:
— Да, около того.
— То есть почти полтора года? — в ужасе прошептала Ханна, качая головой.
— И каждый день?
— Наверное... — Он выпустил локоть Хойта. — Я рад тебя видеть, мальчик мой. Даже если это — в последний раз.
— Ты же сказал, что кто-то не позволит тебе умереть. — Хойт взял старика за руку.
— Ну да, он, этот гад вонючий, и не даст, — кивнул Ален.
— А кто этот «гад вонючий»? — попытался выяснить Хойт. — Кто не даст тебе умереть? И почему?
— Он — это Лессек.
— А кто такой Лессек? — осторожно спросила Ханна.
Ей не хотелось прерывать их разговор, хотя надежды на возвращение таяли в ее душе с каждым новым нелепым заявлением Алена.
Хойт вопросительно посмотрел на Черна, но тот лишь пожал плечами и покачал головой. И тогда, не глядя на Ханну, Хойт неохотно пояснил:
— Маг, ученый, колдун. Человек-легенда. В нашей истории он, безусловно, упоминается, да только жил он много двоелуний назад — с тех пор сменился не один десяток поколений. По-моему, Лессека считают основателем знаменитого университета в Горске и потрясающего научного сообщества при нем, которое называлось Сенат Лариона.
— И правильно считают, — подтвердил Ален.
— Но, по-моему, этого Сената уже тысячу двоелуний, как не существует, — сказал Хойт.
— Плюс-минус двоелуние, — прибавил Ален, и Черн жестами подтвердил полное свое согласие с этим.
Однако Ален явно устал. Не выпуская руки Хойта, он вдруг улегся на пол и пробормотал:
— Так приятно было снова с тобой увидеться, мой мальчик, хотя и при несколько прискорбных обстоятельствах. Когда у тебя будут собственные дети, ты меня поймешь. Я ведь не предполагал, что проживу так долго. Да и никто из нас этого не предполагал. Ладно, теперь ступай, Хойт. Возьми своих друзей, и уходите, а я пока тут побуду.
Голова старика бессильно свесилась набок. Хойт выпустил его руку и подошел к Ханне.
— Неужели это он и есть? — Голос девушки дрогнул, и ей не удалось это скрыть. — Неужели этот человек знает так много, что сумеет отправить меня домой? Этот пьяница? Неужели мы шли так далеко и так долго, чтобы увидеть... такое? Неужели этот отвратительный пьянчуга — лучшее, что может предложить мне Элдарн? Этот насквозь провонявший опустившийся тип? И в нем якобы заключается моя единственная надежда?
С каждым словом голос ее звучал все громче, и под конец она уже орала вовсю.
Хойт обиженно поджал губы и, слегка пожав плечами, попытался возразить:
— Но ведь он же не всегда...
— Что не всегда? — Ханна почувствовала, как на глазах у нее вскипают слезы ярости, но скрывать их не стала.
Сейчас в самый раз поплакать — ведь совершенно очевидно, что она намертво застряла в этом нелепом мире, которого и существовать-то по всем законам не должно. К тому же теперь она в нескольких неделях пути от той рощи, где впервые вступила на эту землю. Как же тут было не плакать?
— Что не всегда, Хойт? Ты хочешь сказать, что он не всегда был таким дурно пахнущим придурком, который сам не знает, что бормочет, и у которого от грязи уже мох на одежде растет! — Она сердито оттолкнула мешавшую ей ногу Алена, вольно раскинувшегося на полу. — Нет, ну надо же было угодить в такое дерьмо!
И тут наконец слезы так и хлынули у нее из глаз; она бессильно опустилась на пол и разрыдалась.
— Как? Как ты сказала? — Ален вдруг сел; он, похоже, изо всех сил старался сосредоточиться и понять, кто именно находится рядом с ним.
Несколько удивленная этим проблеском здравомыслия, Ханна, проглотив очередное рыдание, внимательно на него посмотрела.
— Я сказала, что ты — грязный пьяница, дурно пахнущий придурок, который совсем уже из ума выжил...
— Нет, после этого.
Совсем разозлившись, Ханна выпалила:
— Ну, я просто не знаю, какого черта ты... — И вдруг умолкла. — Ты что же, говоришь по-английски? Я ведь только что по-английски тебя на все корки честила.
— Я понял. А еще ты произнесла слово «дерьмо».
Ханна растерянно посмотрела на Хойта и Черна.
— Что это такое? Откуда он знает английский? Где он его выучил?
Хойт взял ее за руку.
— Ханна, я тебя не понимаю. На каком языке ты говоришь?
Но она его уже не слушала. Опустившись возле Алена на колени, она снова принялась спрашивать:
— Где ты научился говорить по-английски? Ален пьяновато засмеялся.
— В одном месте, где приличные молодые девушки никогда не произносят вслух слово «дерьмо».
Стиснув зубы, Ханна схватила его за отвороты плаща, заставила сесть и злобно прошипела:
— Ты, черт возьми, со мной не заигрывай, урод старый! С меня уже и так хватит. Я по горло сыта пребыванием в вашем распроклятом мире. Говори быстро, где ты мой родной язык выучил?
Что-то мокрое скользнуло у нее сквозь пальцы, оставив на них тускло-оранжевую дорожку.
— В Англии, — сухо ответил Ален. — А ты, я полагаю, учила английский где-то в Америке, верно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
