Наконец, она перебралась на перину. Мир окутался во тьму, и ей не оставалось ничего иного, только лечь спать. — «Кто-то рассказал», — думала она, — «кто-то рассказал». — Гарин, Дрей, Пятнистая Сильва были ее друзьями детства, ее близкими, как и кузина Тиена. Она не могла поверить, что они были способны на нее донести… но тогда оставался только Темная Звезда. Если предателем был он, то почему поднял меч на бедную Мирцеллу? — «Он хотел ее убить вместо того, чтобы короновать. Именно так он и сказал у Шендистоуна. Он заявил, что таким образом я смогу получить войну, которую хотела». — Но тогда какой смысл для Темной Звезды предавать. Если сир Герольд был червяком в яблоке, тогда почему он повернул меч против Мирцеллы?
«Кто-то рассказал». — Мог ли это быть сир Арис? Неужели чувство вины белого рыцаря взяло верх над похотью? Неужели он любил Мирцеллу больше нее и предал свою новую принцессу, чтобы искупить предательство перед прежней? Возможно стыд от содеянного жег так сильно, что он предпочел расстаться с жизнью у Зеленокровой, чем жить с бесчестьем.
«Кто-то рассказал». — Когда отец придет ее проведать, она должна знать кто. Но Принц Доран не явился ни на следующий день, ни на другой день тоже. В одиночестве принцесса вышагивала по камере, рыдала и бередила душевные раны. В дневные часы она пыталась читать, но книги, которые ей оставили, были смертельно скучны: громоздкие фолианты исторических и географических сочинений, снабженных комментариями карт и сухие, как пустыня, исследования законов Дорна, «Семиконечная Звезда», «Жития Верховных Септонов», огромный том о драконах, который неизъяснимым образом сделал их не интереснее ящериц. Арианне нужны были подобия «Десяти Тысяч Кораблей» и «Любовей Королевы Нимерии», что-нибудь способное отвлечь ее от мыслей и позволить на час или два ускользнуть из башни, но и в этом ей было отказано.
С подоконника было видно только величественный купол из золота и цветного стекла, под которым торжественно восседал на троне отец. — «Скоро он призовет меня», — сказала она себе.
Кроме слуг к ней никого не допускали: Борс с его щетинистым подбородком, высокий и исполненный чувства собственного достоинства Тимот, сестры Морра и Мелли, маленькая и прехорошенькая Седра, старая Беландра, которая была горничной ее матери. Они приносили еду, меняли постель, убирали содержимое ночного горшка, но с ней не разговаривали. Когда она требовала вина, Тимот его приносил. Когда она желала свое любимое блюдо, фиги или оливы или перец перетертый с сыром, ей нужно было только сказать Беландре и все тут же появлялось. Морра и Мели забирали у нее грязную одежду и возвращали свежей и чистой. Каждый второй день приносили ванну и застенчивая малютка Седра терла ей спину и помогала расчесывать волосы.
Однако никто не перекинулся с ней и словом, не удостоил рассказом о новостях в мире за пределами ее клетки.
— Поймали ли Темную Звезду? — спросила она как-то Борса. — Или они все еще за ним охотятся? — Мужчина только повернулся к ней спиной и ушел. — Ты что оглох? — закричала она. — Вернись и ответь мне. Я приказываю. — Единственным ответом был звук закрывающейся двери.
— Тимот, — попыталась она на следующий день, — что случилось с принцессой Мирцеллой. Я не хотела причинять ей зло. — В последний раз она видела маленькую принцессу, когда они ехали обратно в Солнечное Копье. Слишком слабая, чтобы удержаться в седле, она путешествовала на носилках. Место раны, нанесенной Темной Звездой, было перевязано шелковыми бинтами, а ее зеленые глаза лихорадочно блестели. — Умоляю, скажи мне, жива ли она? Что плохого, если я узнаю? Расскажи, как она? — Тимот не отвечал.
— Беландра, — сказала она несколько дней спустя, — если ты когда-нибудь любила мою мать, сжалься над ее бедной дочерью и скажи, когда мой отец намерен придти и со мной увидеться? Пожалуйста. Пожалуйста. — Но Беландра тоже словно проглотила язык.
«Может это пытка, придуманная мне отцом? Не железо и не дыба, а простое молчание». — Это было так похоже на Дорана Мартелла, что она рассмеялась. — «Он думает, что искусен, но он всего лишь жалок». — Она решила наслаждаться тишиной, и использовать время для исцеления и подготовки к будущим испытаниям.
Нет ничего хорошего в зацикливании на сире Арисе, думала она. Вместо этого, она заставила себя думать о песчаных змейках, особенно о Тиене. Арианна любила всех своих незаконнорожденных сестер, начиная со вспыльчивой и темпераментной Обары и заканчивая маленькой Лорезой, самой младшей из них. Той было всего шесть лет. Но Тиену она любила больше всех, как сестру, которой у нее никогда не было. Она не была близка со своими братьями: Квентин был в Айронвуде, а Тристан слишком мал. Зато, она все время проводила с Тиеной и еще с Гарином, Дреем и Пятнистой Сильвой. Иногда к их забавам присоединялась Ним, а Сарелла вечно встревала туда, куда ее не звали, но большей частью их компания состояла из пятерых. Они плескались в прудах и фонтанах Водяных Садов и сражались, взгромоздившись на спину друг друга. Они с Тиеной вместе учились читать, скакать на лошади, танцевать. Когда им было по десять, Арианна стянула бутылку вина, и они напились. Они делили еду, постель и украшения. Они разделили даже первого мужчину, но Дрей был так возбужден, что спустил все Тиене на пальцы, пока та распускала завязки его штанов. — «Ее руки опасны», — воспоминание заставило ее улыбнуться.
Чем больше она думала о них, тем больше скучала. — «Насколько я знаю, они должны быть прямо подо мной». — Ночью Арианна попыталась стучать по полу каблуком сандалии, но никто не ответил. Тогда она свесилась из окна и выглянула вниз. Она увидела другие окна внизу, чуть поменьше, чем у нее, и некоторые были не более бойницы для лучников.
— Тиена! — позвала она, — Тиена, ты там? Обара? Ним? Вы слышите меня? Эллария? Кто-нибудь? Тиена?! — Принцесса провела пол ночи, высунувшись из окна, и кричала, пока ее горло не начало саднить, но никто не откликнулся. Это испугало ее больше, чем она могла себе представить. Если Песчаные Змейки были заключены в Башне Копья, то, конечно, слышали ее крики. Почему же они не отвечают? — «Если отец причинил им вред, я никогда ему не прощу», — поклялась она себе.
Тем временем прошло две недели, и ее терпение истончилось до толщины пергаментного листа.
— Я незамедлительно желаю говорить с моим отцом, — заявила она Борсу своим лучшим повелительным тоном. — Доставь меня к нему. — Он не пошевелился.
— Я готова увидеться с принцем, — объявила она Тимоту, но тот отвернулся, словно ничего не слышал. Следующим утром она ожидала у двери, пока ее не отопрут. Она стрелой пронеслась мимо Беландры, выбив тарелку с яичницей прямо на стену, но стражники схватили ее прежде, чем она сумела пробежать три ярда. Она их тоже знала, но они были глухи к ее мольбам. Они затащили ее, брыкающуюся и извивающуюся, обратно в камеру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
