приезжаю я и два или три знаменитых гостя — и вот вечеринка удалась. И на этом ты достаточно зарабатываешь? Очень даже неплохо я зарабатываю, сказала Келли, хотя есть проблема, конечно: случаются безденежные времена, когда никто и слышать не хочет о грандиозных вечеринках, а я-то экономить не умею — ну и вот, у меня тоже временами в кармане пусто. Потом мы пошли, уж не помню куда: на вечеринку, а может, в кино или ужинать с друзьями, и больше к этой теме не возвращались. Так или иначе, она мне никогда не жаловалась. Думаю, иногда дела у нее шли хорошо, а иногда плохо. Тем не менее однажды ночью она мне позвонила и сказала, что у нее проблемы. Я подумала, что речь о деньгах, и сказала, что она может рассчитывать на мою помощь. Но речь была не о деньгах. У меня серьезная проблема, сказала она. Ты задолжала? — спросила я. Нет, не в этом дело. Я уже лежала в постели полусонная, и мне показалось, что голос у нее изменился, то есть это был голос Келли, конечно, но звучал он как-то странно, словно она сидела в одиночестве в своем офисе, свет выключен, и вот она в кресле и не знает, как и с чего начать разговор. Похоже, я влипла, сказала она. Если дело в полиции, сказала я ей, назови место, где ты, и я за тобой тут же приеду. Она сказала: нет, влипла, но не туда. Боже мой, Келли, сказала я, давай выкладывай или я пошла спать. В течение нескольких секунд мне казалось, что она повесила трубку или оставила телефон в кресле, а сама ушла. Потом я услышала ее голос — детский такой голосок, и он все повторял: не знаю, не знаю, и так несколько раз, и с такой убежденностью, будто это «не знаю» предназначалось не мне, а ей. Тогда я спросила: ты пьяна или под наркотиками? Поначалу она мне не ответила, словно не услышала вопроса, потом рассмеялась: да нет, и не пьяна и не под наркотиками, уверила она меня, ну, так, пару виски с содовой, но ничего серьезного. Потом извинилась за звонок в неурочный час. И сказала, что сейчас повесит трубку. Подожди, сказала я, если с тобой что-то не так, меня ты не обманешь. Она снова рассмеялась. Нет, все в порядке, сказала она. Прости, это все возраст — с годами становишься все истеричнее, сказала она, спокойной ночи. Подожди, не вешай трубку, не вешай трубку, сказала я. Что-то с тобой не так, не лги мне. Я никогда тебе не лгала, сказала она. Мы обе замолчали. Только в детстве я врала, сказала Келли. Ах да? В детстве я врала всем, не всегда, конечно, но врала. А сейчас больше не вру.
Неделю спустя, рассеянно почитывая «Расу Грин-Вэлли», Мэри-Сью Браво узнала, что журналист, который писал о знаменитой, но окончившейся пшиком встрече с Хаасом, пропал без вести. Так писала его газета, которая, кстати, единственная опубликовала эту новость — местную, расплывчатую, настолько местную, что, похоже, ей заинтересовалось только его непосредственное начальство. Как писала газета, Хосуэ Эрнандес Меркадо (так его звали) пропал пять дней назад. Его отправили делать репортаж об убийствах женщин в Санта-Тереса. Ему было тридцать два. Жил один, в Соноите, в скромном домике. Родился в Мехико, но вот уже пятнадцать лет жил в Соединенных Штатах, где получил американское гражданство. Опубликовал два сборника стихов, оба на испанском, в маленьком издательстве в Эрмосильо, похоже, за свой счет, а также две пьесы на чикано или спэнглише в техасском журнале «Окноус», в чьем гостеприимном лоне укрывалась непредсказуемая команда авторов, которые писали на этом неоязыке. В качестве репортера «Людей» он опубликовал длинную серию статей о батраках — батраками были его родители, да и он сам в свое время так работал. Героический самоучка, заканчивала материал газета — и Мэри-Сью подумала, что эта статья очень похожа на некролог.
Третьего декабря нашли тело другой женщины — оно лежало на пустыре в районе Майторена, рядом с шоссе на Пуэбло-Асуль. Она была одета, на теле не обнаружено никаких следов насилия. Позже ее опознают как Хуану Марин Лосаду. Согласно заключению судмедэксперта, причиной смерти послужил перелом шейных позвонков. Другими словами — ей кто-то свернул шею. Дело отдали судейскому Луису Вильсеньору, который первым делом допросил мужа и задержал его как главного подозреваемого в убийстве. Хуана Марин жила в районе Сентено (район среднего класса) и работала в компьютерном магазине. Согласно заключению Вильсеньора, возможно, ее убили где-то дома — возможно даже в собственном доме, а потом выбросили на пустырь в районе Майторена. Неизвестно, насиловали ее или нет, хотя мазок из влагалища показал, что в последние сутки она занималась сексом. Как писал в отчете Вильсеньор, Хуана Марин, скорее всего, имела отношения на стороне с преподавателем информатики, что работал в школе рядом с магазином, где она работала. Согласно другой версии, любовник вроде как работал на телеканале Университета. Мужа две недели продержали в кутузке, а потом выпустили за недостатком улик. Убийцу так и не нашли.
Три месяца спустя Келли исчезла в Санта-Тереса, штат Сонора. После того телефонного звонка я ее больше не видела. Мне позвонила ее партнерша по бизнесу, молодая и очень некрасивая женщина, которая обожала Келли, и вот она сумела все-таки пробиться ко мне и позвонить. Она сказала, что Келли должна была вернуться из Санта-Тереса вот уже как две недели, но ее до сих пор нет. Я спросила, звонила ли она ей. Та ответила, что сотовый не отвечает. Я звоню и звоню, но никто не отвечает, сказала она. Нет, конечно, Келли могла закрутить роман и исчезнуть на пару дней, более того, она так поступала в прошлом, но просто не позвонить партнерше, забросить бизнес, нет: должна была позвонить, чтобы оставить инструкции на период своего отсутствия. Я спросила, общалась ли она с людьми, на которых Келли работала в Санта-Тереса. Она ответила, что да. Чувак, который ее нанимал, сказал, что Келли отправилась в аэропорт через день после вечеринки, она должна была сесть на рейс Санта-Тереса — Эрмосильо, где хотела пересесть на другой самолет до Мехико. Это когда случилось? — спросила я. Две недели назад. И я представила, как она стоит и плачет, прижав телефон к уху, — хорошо одетая, но неуклюжая, с потекшей тушью, а потом поняла: а ведь она впервые мне звонит по телефону, это первый раз мы с ней разговариваем на такую тему — и разволновалась. Ты звонила в больницы Санта-Тереса, в полицию? — спросила я. Сказала, что да, звонила, но никто ничего не
