бога, клянусь своими потрохами! Откуда ты каждый раз берешься на моем пути, Оскверненная кучка навоза, когда мне подворачивается что-нибудь стоящее?
– Вероятно, Брам над тобой смеется, а я – на его стороне. – Я криво ухмыльнулся, постаравшись не расхохотаться в голос, однако не преуспел.
Мой смех, прокатившись по переулку, заразил Талиба. Тот тихонько хихикнул и тут же сделал серьезную рожу, когда Нихам метнул в него испепеляющий взгляд.
Подонок взглянул на котенка, затем на меня и гневно ткнул в мою сторону дрожащим пальцем:
– Вали отсюда, и я забуду, что вообще тебя видел, Кут-хун!
Я невольно сжал кулаки. Кут-хун? Песья кровь… Такими словами в приличном обществе не пользовались. Оскорблять собеседника законы не запрещали, и все же в некоторых кругах подобное высказывание почиталось грязным и даже непристойным. А уж после того, как Брам, спустившись на землю, судя по историям, начал заботиться об Оскверненных, – и подавно.
Так или иначе, находятся люди, которые любят проявить свою власть, унижая других, пытаются дать почувствовать собственное превосходство. Как же тут не съязвить про грязную кровь…
Я всегда считал, что подобные оскорбления куда больше унижают того, кто их использует.
– Отпусти котенка! – Я, словно последний недоумок, сделал шаг к троице, заранее зная, что преимущество вовсе не на моей стороне.
Впрочем, из моей истории следует, что особым умом я и не отличался.
– Ого, у нас вариант получше! – подал голос Калби, хлопнув по плечу Нихама. – Давай сделаем из него котлету, здесь ведь все равно никто ничего не увидит. Ни Мастера, ни риши даже не подумают разбираться. Никаких наказаний нам не грозит.
Нихам оскалил зубы в гнусной улыбке. В его глазах плясал злобный огонь:
– Что ж, похоже, мне наконец повезло…
Талиб поглядывал то на меня, то на котенка.
Я напряг ноги и свернул ткань разума, представив себе горящую свечу. Только на этот раз она сияла не маленьким язычком огня, а могучим костром, распространяющимся с каждой секундой. Я скормил ему свой гнев и лица стоящих передо мной парней, позволив пламени их поглотить. Вспомнил себя таким, каким был еще несколько лет назад, – мальчишкой, осваивающим приемы фехтования с Витумом.
Посох уступал настоящему мечу, и все же деревянная палка лучше, чем ничего. Кроме того, я до сих пор помнил уроки кулачного боя от Ники.
Талиб метнулся к рыжему котенку, а я, взвизгнув, бросился на преграждающую мне путь парочку, крепко сжав посох.
Калби попер на меня, расставив руки. Похоже, намеревался обхватить меня за пояс и свалить на землю.
Посох, описав в воздухе дугу, обрушился на него между шеей и левым плечом.
Тяжелая мантия смягчила удар, однако Калби зажмурился от боли. Его пыл куда-то пропал, и он отскочил в сторону, потирая ушибленное место.
Нихам – надо отдать ему должное – хладнокровно выжидал момент для нападения, приняв боевую стойку. Согнул колени, растопырил руки, напружинил ноги…
Интересно, есть ли у него опыт уличных боев? Или навострился, глядя со стороны? Впрочем, в каких драках мог участвовать мальчик из благородной семьи?
Талиб умудрился схватить котенка за шкирку и поднял его над головой. Мокрый комок жалобно пискнул.
Рыжая шерсть затмила для меня все остальное, и я разразился целой чередой проклятий, которых теперь уж не вспомню. Вскинув посох, направил его по дуге, целясь Нихаму в висок, однако тот пригнулся и прыгнул вперед. Я получил удар головой в живот, а затем подонок, схватив меня за пояс, опрокинул на землю.
В глазах мелькнула белая вспышка – из меня вышибло дух. Ребра пронзила резкая боль, однако мантия с плащом, а также тонкий слой снега значительно смягчили удар.
Нихам попытался взять меня в захват, и я, уворачиваясь, закрутился на спине. Риши Беру обучал его приемам борьбы, и пусть Нихам не достиг совершенства, умел он больше моего. Мой опыт сражений на улицах Кешума против его навыков мало чего стоил. Я забился под ним, а он вцепился мне в горло и сильно сжал пальцы. К голове моей прилила кровь, глаза выпучились, и меня охватила паника. Я инстинктивно рванулся вперед, вложив в рывок весь вес своего тела. Нихам попытался отклониться – и не успел. Удар лбом достиг цели – что-то хрустнуло, и на меня закапала теплая влага.
Мы отползли друг от друга; Нихам застонал, облизывая губы.
На белой, припорошенной снежком земле растеклись алые пятна. Нихам отнял от лица окровавленные руки, и я увидел результат своей атаки.
Нос я ему не сломал, хотя и очень хотел. Угодил в рот, разбив губы, которые теперь выглядели так, словно Нихам приложился лицом к битому стеклу. Он даже завизжать от боли не мог, опасаясь, что порвет губы еще больше.
Его глаза сощурились, полыхнув от гнева – довольно обычное чувство, которое возникало у нас при виде друг друга. На шее у него вздулись веревки вен, и я вроде бы расслышал хруст: Нихам в ярости ломал пальцы.
Калби наконец оправился от удара посохом, Талиб же не сделал попытки помочь ни одному из приятелей – стоял, прижимая к себе извивающегося котенка.
– Отпусти его! – прохрипел я, как только ко мне вернулось дыхание, и бросил взгляд на валяющийся на земле посох.
Та же мысль посетила и Нихама с Калби. Посох мог уравнять наши шансы, а если я до него не доберусь, да еще и Талиб присоединится к моим противникам – поражение неизбежно.
Я бросился вперед, надеясь добраться до палки первым.
Калби тоже сорвался с места, за ним – Нихам.
Мы столкнулись: кто-то угодил мне головой в живот, другой подбил ноги, и мы втроем снова обрушились в снег.
Сцепившись в клубок, мы замахали руками. Я получил удар под глаз, сотрясший мне череп. Сам двинул локтем, попав во что-то твердое – наверное, в голову. Нихам схватил меня за воротник, потянул на себя и снова врезал в глаз.
Удар пришелся в бровь, и у меня на секунду мелькнула мысль: не сломал ли он мне лобную кость? В глазах заплясали белые искры, мир накренился.
Уроки, полученные от Ники и Витума, были забыты, зато проснулась первобытная ярость, посетившая меня на улицах Кешума во время первой стычки с двумя беспризорниками. Согнув пальцы, я взмахнул рукой, рассчитывая зацепить кого-то из парочки.
Мои ногти вонзились в мягкую плоть, и я рванул ее что есть силы.
Один из противников взвизгнул. Ага, Калби…
Я протянул окровавленную руку к Нихаму и вцепился в его мантию, а он – в мою. Выбросил вторую руку, пихнув его
