открытой ладонью прямо в разбитый рот.
Нихам взвыл и, упав на землю, зачерпнул горсть снега. Прижав его к изувеченным губам, вздрогнул от холода, однако боль, видимо, немного заглушил.
Талиб отшвырнул котенка.
Поднявшись на четвереньки, я прыгнул вперед, схватил животное и крепко прижал к груди, надеясь защитить.
Увы…
Талиб, приблизившись к нам, пнул меня тяжелой ногой в живот, и мой рот наполнился горечью. После второго удара меня вырвало.
Нихам и Калби наконец поднялись, но я уже не видел, как они присоединились к своему приятелю: ботинок Талиба врезался мне в голову, и зрение померкло.
– Что это здесь происходит? А?
Избиение вдруг прекратилось. Троица что-то забормотала, однако я не смог разобрать ни слова.
Зашуршали шаги – неровные, запинающиеся, словно кого-то тащили силой. Я разглядел подол чужой мантии. Цвета не школьные… В поле моего зрения возник незнакомый силуэт и взмахнул рукой.
Послышался глухой звук, будто стукнули по набитому мешку. И еще один.
– А ну-ка быстро прекратили безобразничать, или я скажу вашим матерям, что вам пора надрать задницу! – Голос был женский, твердый и гневный.
Приподнявшись, я заметил, что троица пустилась наутек в том же направлении, откуда пришла. Мое тело болело в самых разных местах – можно сказать, что весь я превратился в сплошной комок боли. Рядом мяукнул котенок, и я подтянул его к груди.
– Что это у тебя?
Женщина подошла ко мне, однако толком разглядеть я ее не мог. Говорить тоже получалось не слишком, и все же я попробовал:
– Н-ничего.
Увы, у меня затряслись руки, и я на секунду выпустил котенка.
– Неужели стычка была из-за него?
Я попытался подняться, хотя в голове плавал туман.
– Сиди спокойно, упрямый ты человек! Если юным глупцам не удалось с тобой расправиться, значит, ты убьешь себя сам.
Сил спорить не было. Да и смысл? Лишь доказал бы ее правоту.
Подхватив меня под мышки, женщина помогла мне встать. Была она крепкая, невысокая и дородная. Лет тридцать, а выглядит немолодой… Лицо мягкое и полное. Подняла она меня без малейшего усилия, и я рядом с ней сразу почувствовал себя лучше.
– Ты из Ашрама? – немного раздраженно спросила она.
Я кивнул.
– Неужели вас, мальчики, не учат там, как следует себя вести?
Я открыл рот, собираясь запротестовать, однако женщина меня прервала:
– Как можно драться на улицах? Скажи спасибо, что первой к вам подоспела я, а не кутри. Те долго не думают – отвесили бы каждому десяток ударов плетью по голой заднице прямо на морозе…
– Вряд ли. Один из моих противников – из высокородной семьи. Второй сын какого-то короля. – Я позабыл, из каких краев Нихам, а впрочем, мне и не было до этого никакого дела.
Женщина слегка остыла.
– Значит, с ним нарвешься на неприятности. Таких ребят лучше остерегаться, – нахмурилась она. – Слишком много они о себе думают, слишком самолюбивы. Чего доброго, и мне попытается отомстить за оплеуху.
Я заволновался, забыв о боли. Женщина пришла мне на помощь, а вместо благодарности и вправду попадет в беду, которую способен устроить ей отпрыск благородного семейства. Пусть Нихам и не сын короля Угала, однако у него есть и связи, и деньги. Что ему стоит заставить местную власть подчиниться его воле? Мало ли, что между ним и его отцом кошка пробежала – все равно он способен испортить женщине жизнь.
Мне подобного исхода совсем не хотелось.
– Скорее всего, он будет держать рот на замке – надо лишь пригрозить ему, что правда о сегодняшнем происшествии выплывет наружу. По-моему, Нихам не захочет, чтобы кто-то услышал, как он получил на орехи от немолодой…
– От немолодой? – холодно переспросила женщина.
Несмотря на спокойный тон, я сообразил, что она с трудом сдерживает негодование. Извиняясь, поднял руку, убедившись, что котенок надежно сидит под другой подмышкой.
– Прости, маэм… Я оговорился. Конечно, от молодой.
Она смягчилась и, сделав шаг в сторону, подобрала мой посох.
– Похоже, палка тебе пригодится.
Я пробормотал слова благодарности.
– Давай-ка зайдем внутрь, и кота твоего занесем.
– О нет, мне не совсем…
Она пропустила возражение мимо ушей, ухватила меня за рукав и потянула за собой с такой силой, что я не смог устоять. Толкнув заднюю дверь «Очага», она усадила меня прямо на пол тесной кухни.
– Места здесь немного, шибко не рассядешься, но ты уж потерпи. Семи промоет тебе лицо и руки, а я сварганю какой-нибудь еды.
– Это не моя кровь, – заявил я и несколько раз сжал и разжал кулаки, убедившись, что замерзшие пальцы работают.
Подробно рассказывать, какие увечья получили враги, я не стал, да и женщина словно не расслышала моего замечания.
– Монеты у тебя имеются?
– Имеются.
Моя спасительница принялась отдавать приказы маячившей за ее крепкой спиной девушке.
– Если желаешь особенного угощения, то я не в настроении. Обойдешься тем, что найду, джи-а?
– Джи.
Не знаю, сколько прошло времени, и все же наконец передо мной появились две деревянные миски с теплым, нарезанным кубиками картофелем, сдобренным куркумой и специями. Еще мне принесли бульон с кусочками красного мяса, о котором я и не думал просить, но горячей пище обрадовался. К бульону полагалась лепешка с замечательной поджаристой корочкой, щедро намазанная стекавшим с краев маслом. Напоследок на столе возникло маленькое оловянное блюдце с вареным шпинатом и рассыпчатым сухим сыром.
– Давай ешь, – грозно сказала женщина.
Мы с котенком приступили к еде с неожиданным для себя аппетитом, а когда насытились, спасительница вернулась с девушкой моего возраста. Видимо, дочь – уж очень похожа.
– Семи о тебе позаботится.
Я молча кивнул. Сил говорить не осталось, да и стыдно было – столько беспокойства причинил добрым женщинам…
Семи принесла тонкий, наполненный снегом бурдюк и прижала его к моему лицу, где уже намечались синяки. От холода у меня перехватило дыхание, а потом боль утихла, и я расслабился.
– Котенок твой, похоже, голодал, да и ты от него недалеко ушел.
Хм, Эстра говорила то же самое…
– Ну, значит, мы – два сапога пара, – язвительно и довольно грубо произнес я. Если мой издевательский тон и задел Семи, она ничем этого не показала. – Ой, прости, я не хотел…
Девушка прижала холодный бурдюк к моим губам, прервав поток извинений.
– Ты далеко не первый, кто мне грубит, и уж точно не последний.
Я снова рассыпался в извинениях, проталкивая слова сквозь зажимающий рот бурдюк:
– Избили, вот и злюсь. Не хотел тебя обидеть. Прости еще раз.
Семи окинула меня внимательным взглядом и спокойно кивнула.
– Не знала, что ученикам в Ашраме дозволяют держать
