таких вольностей. Гетта тут же сердцем поняла, что кузен согласен уступить ее желаниям. Что Роджер целует ее как самый близкий родственник, как самый доверенный друг, почти что брат, разумеется, ее не обидело. Она бы приникла к нему с самой нежной любовью – если он согласится не требовать другой любви.
– Ах, Роджер, я так рада вас видеть, – сказала Гетта, мягко высвобождаясь из его объятий.
– Я не мог написать ответ, поэтому приехал.
– Вы всегда делаете самое доброе, что можете.
– Не знаю. Я не знаю, что могу сделать сейчас – доброго или недоброго. Все сделалось без всякого моего участия. Гетта, вы были для меня всем миром.
– Не укоряйте меня, – сказала она.
– Нет, нет. За что мне вас укорять? Вы не совершили ничего дурного. Я не приехал бы, если бы хотел хоть кого-нибудь укорить.
– Как я благодарна вам за эти слова!
– Пусть будет, как вы хотите, – раз иначе нельзя. Я принял решение все стерпеть. С прежним покончено.
И он взял ее за руку, а она припала к его плечу и заплакала.
– И вы по-прежнему будете для меня всем миром, – продолжал Роджер, обнимая ее за талию. – Раз вы не станете мне женой, вы будете мне дочерью.
– Я буду вашей сестрой, Роджер.
– Скорее дочерью. Вы будете всем, что есть у меня в мире. Я поспешу состариться, чтобы чувствовать к вам то, что старики чувствуют к молодым. И если у вас будет ребенок, Гетта, он станет моим ребенком.
При этих его словах она снова заплакала.
– Я все продумал, милая. Вот! Если я что-нибудь могу прибавить к вашему счастью, я это сделаю. Верьте, забота о вашем счастье – отныне моя единственная радость в жизни.
Гетта не могла сразу сказать Роджеру, что человек, которому он ее уступил, не удосужился ответить на письмо с просьбой вернуться. И сейчас, плача от нежности к кузену, желая выразить ему величайшую благодарность, она не знала, как упомянуть Пола Монтегю.
– Вы его видели? – прошептала она.
– Кого?
– Мистера Монтегю.
– Нет. Зачем бы мне было с ним видеться? Я приехал не ради него.
– Но вы будете ему другом?
– Ваш муж безусловно будет мне другом – а если нет, то не по моей вине. Все будет забыто, Гетта, – насколько такое можно забыть. Но мне нечего было ему сказать, пока я не увидел вас.
Тут открылась дверь и вошла леди Карбери. Поздоровавшись с кузеном, она глянула сперва на дочь, затем на Роджера.
– Я приехал выразить согласие с этим браком, – сказал тот.
У леди Карбери вытянулось лицо.
– Я больше не стану говорить о том, чего желал. Я понял наконец, что это невозможно.
– Зачем вы так говорите?! – воскликнула леди Карбери.
– Маменька, умоляю тебя, – начала Гетта, но не нашла слов.
– Я совершенно не понимаю, зачем так говорить, – продолжала леди Карбери. – Думаю, дело целиком в ваших руках. Разумеется, не мне на чем-либо настаивать, если это против ваших желаний.
– Я считаю Гетту невестой Пола Монтегю, – сказал Роджер.
– Ничего подобного, – возразила леди Карбери.
– Да, маменька, это так! – храбро воскликнула Гетта. – Это так. Я его невеста.
– Я прошу твоего кузена понять, что это происходит без моего согласия и, насколько я понимаю, без согласия самого мистера Монтегю.
– Маменька!
– Пола Монтегю! – повторил Роджер Карбери. – Согласия Пола Монтегю! Думаю, могу смело сказать, что тут никаких сомнений нет.
– Они поссорились, – напомнила леди Карбери.
– Но ведь он-то с вами не ссорился, Гетта?
– Я написала ему… и он мне не ответил, – жалобно проговорила Гетта.
Тут леди Карбери очень подробно и в красках рассказала, что произошло. Роджер слушал с образцовым терпением.
– Этот брак нежелателен во всех отношениях, – закончила леди Карбери. – У него нет средств. Его поведение с той женщиной было в высшей степени возмутительным. Он связался с тем ужасным человеком, который покончил с собой. А теперь, когда Генриетта написала ему без моего разрешения – вопреки моему запрету, – он ее не замечает. Она, как и следовало, отослала ему его подарок, и, видимо, он на это обиделся. Полагаю, так все и останется.
Гетта теперь сидела на диване, закрыв лицо руками, и рыдала. Роджер в уважительном молчании выслушал леди Карбери от первого слова до последнего. За все время он ни разу не шелохнулся и, даже когда она закончила, ответил не сразу.
– Думаю, мне лучше с ним увидеться, – сказал наконец Роджер. – Если, как я полагаю, он не получил письма моей кузины, все уладится. Мы не станем злоупотреблять такой случайностью. Что касается дохода – думаю, это можно устроить. Его связь с Мельмоттом весьма прискорбна, но произошла не по его вине. – Тут он невольно вспомнил, что леди Карбери очень старалась породниться с Мельмоттом, но благородно не стал об этом напоминать. – Я увижусь с ним, леди Карбери, и снова приду к вам.
Леди Карбери не посмела сказать, чтобы он не ходил к Полу Монтегю. Она знала, что не сможет тягаться с Роджером. Он слишком честен, слишком великодушен и, как она сама часто мысленно признавала, всегда был ангелом-хранителем их семьи. Ей против него не выстоять. Однако она по-прежнему считала, что, прояви он упорство, Гетта бы за него вышла.
Лишь поздно вечером Роджер отыскал Пола Монтегю, который только что вернулся из Ливерпуля с Фискером, о чьих дальнейших действиях читатель узнал с некоторым опережением событий.
– Я не понимаю, о чем вы, – сказал Пол.
– Вы писали ей?
– Конечно писал. Я писал ей дважды. Мне казалось, на мое последнее письмо она должна была ответить. Она приняла мое предложение и тем дала мне право самому рассказать свою историю, когда, к несчастью, узнала из другого источника о моей поездке в Лоустофт с миссис Хартл.
Пол говорил пылко и возмущенно, не поняв еще, что Роджер явился к нему с дружеской миссией.
– Она ответила на ваше письмо.
– Я не получил от нее ни строчки… ни слова!
– Она ответила на ваше письмо.
– Что там было?
– Нет, это вы сами у нее спросите.
– Но если она откажется меня принять?
– Она вас примет. И еще я могу сказать – она написала вам, как девушка пишет жениху, которого хочет видеть.
– Это правда? – воскликнул Пол, вскакивая со стула.
– Я здесь нарочно затем, чтобы сказать вам, что это правда. Я едва ли явился бы с такой миссией, будь у меня хоть малейшие сомнения. Вы можете идти к ней, ничего не боясь – разве что противодействия ее матери.
– Она сильнее, чем ее мать, – сказал Пол.
– Думаю,
