— Хотел бы я пожить в твоем времени, — совсем неожиданно сказал Виручжака. — Но не пришло оно еще, гуру! Ты смел. Ты мудр и благороден. Ты добрый. Ты редкий. Даже единственный. Среди потомков Гаутамы — точно. И не мне решать твою судьбу. Ступай своей дорогой. Приближай свое невероятное время. Кто знает, быть может, я тоже это делаю. По-своему.
Неожиданно он сгорбился и постарел.
— Только вот ты никого не убиваешь, Счастливый. Каждому свое… Не понимаю, как ты умудряешься сохранить свободу. Потому, что не боишься смерти?
— Точно не знаю. Одного этого мало. Быть может, еще и потому, что отвечаю на вопросы, которые всем интересны. Пытаюсь ответить.
— Вот как? И получается?
— Иногда получается. Изредка. Но это ценят.
Виручжака кивнул:
— Похоже на правду. Но у меня такого дара нет. Зато я могу внести в жизнь хоть какой-то порядок. Страшный, но порядок. Постарайся понять.
— Я?
— Особенно — ты. Это важно. Меня никто не понимает.
Потом, обернувшись к свите и махнув в нашу сторону, крикнул:
— Не трогать! Все слышали? Чтоб даже пальцем!
— Как это мудро, — кивает старый брамин. — Пусть враги знают о твоей силе, повелитель.
Виручжака смотрит на него с насмешкой, но ничего не отвечает. За откинутым пологом рабыни готовят царское ложе. Одна из них беззвучно плачет. На ее ягодицах видны синяки. Я отворачиваюсь.
Мы проходим мимо изумленного молодого кшатрия.
— Ну… вот счастливцы, — бормочет Добайкха.
— Это ты счастливец, — усмехается старший кшатрий.
Какой-то начальник с перьями идет перед нами. Чудо в перьях, вспомнилось мне. Чужие слова! Откуда вспомнилось? Ах да, оттуда. Из божественного завтра.
Начальник сообщает приказ и заставляет расступаться караулы. Солдаты пожимают плечами. На то и царь, чтоб чудить.
Когда мы миновали последние посты, я оглянулся. Я хорошо вижу вдаль. В своем времени, на своем холме и в своем кресле все еще сидел Виручжака. Он смотрел нам вслед. Думаю, ему хотелось не просто пойти, а побежать за нами. Странно. Казалось бы, уж он-то счастлив. Кому, как не ему?
Быть может, он и был счастлив до встречи с нами. Потом увидел, что между людьми бывают другие отношения, что даже очень разные люди могут понять друг друга. Увидел и изменился. Встреча с новым обязательно меняет человека. А когда человек меняется, он теряет то, что считал счастьем.
Счастье быстротечно. Иначе быть не может. Оно появляется только после перемен. Но из-за них же исчезает. Счастье — цена перемен. Но если им не платишь за перемены, счастье превращается в скуку.
Счастье — бегущая вода, вечно утекающая между пальцами. Оно не может замереть, как и время. Оно капризно, зыбко, прихотливо, непредсказуемо. С одинаковой легкостью может коснуться царя, брамина, нищего гуру, всеми презираемых млечча. И так же легко утечь.
Для всех людей оно разное. Для млечча — это горсть риса. Для Виручжаки — уничтожение сакиев. Для меня — их спасение. Для Ананды — возможность уйти от Виручжаки живым…
Но вот мы одни. Ананда смотрит вопросительно:
— Куда идти теперь, учитель?
— Идти всегда нужно вперед.
— Впереди ночь и джунгли.
— Утро тоже впереди.
— Ты прав, учитель. Не стоит испытывать судьбу… слишком долго.
Тут я понял, насколько он рад, что остался жив. Просто счастлив. И я почувствовал раскаяние.
— Прости меня, Ананда. Я рисковал тобой.
Его глаза заблестели.
— Разве я мог тебя оставить, Сидхартха?
То, что он назвал меня по имени, выражало не почтение ученика, а привязанность друга. Мы молча обнялись.
Как, в каких глубинах души зарождается этот порыв? Он короток, мера настоящего счастья всегда лишь миг, но могуч, полноводен, топит без остатка. Затопит, простучит в сердце и тут же схлынет, оставив смущение. А вот, поди ж ты, цена всей жизни складывается из таких мигов.
Я поднял глаза и вновь увидел Виручжаку. Он уже не сидел в кресле, стоял и смотрел в нашу сторону. Быть может, завидовал нашим объятиям. Наверное, так оно и было. От души царей не обнимают.
Ананда забеспокоился:
— Пора, учитель. Пока он не передумал.
— Да, пора. Быть может, от судьбы и не уйти, но надоедать ей не стоит.
Мы вновь оставляем дорогу и вступаем в сумрачный вечерний лес. Неожиданно сухая лиана бьет меня по лицу. Я отшатываюсь и получаю удар с другой стороны. Чувствую, как остановилось сердце. Слышу замирающий крик. Кто кричит? Ананда? В глазах темнеет. Вот как… не выдержало, Перевоплощение?
Страха не было, боли тоже. Только удивление и приятная усталость. Потом все кругом стало безвкусным, беззвучным, неинтересным. Серым каким-то. И я понял, что происходит. Успел еще.
Немилосердные боги! Получайте то, что дали. И да будет вам стыдно…
5. СЧАСТЬЕ
Мод шлепала меня по щекам. Слева, справа. Ручка у нее оказалась увесистой. Когда не отвертеться, лучше очнуться.
— Хорош любовник, — с ужасом прошептал я.
— Да хорош, хорош, — утешила Мод.
— Чего хорошего…
— Ты все успел, Сережа. Мы ведь теперь на «ты»?
Я начал кое-что припоминать.
— Ну, знакомство можно считать состоявшимся. Не знаю, что еще требуется.
Мод рассмеялась:
— Да уж!
— А ты успела?
— О! Дважды.
— Правда?
— Не помнишь?
— Постой, постой… Мы начали у порога?
— Верно, у порога. Потом такое пошло…
Я проследил за ее взглядом. На гимнастических брусьях висела рубашка.
— Что? И там?
Мод прыснула.
— У тебя замечательное чувство равновесия. Как себя чувствуешь?
Я пошевелил ногами.
— Словно отмахал километров пятьдесят по джунглям.
— А вообще?
— Вообще? Наверное, я счастлив. Да, конечно, счастлив. Только еще не совсем понял. А ты как?
Мод села и уперлась подбородком в колени.
— Я думала, это случится со мной.
— С тобой? А-а, ты про инсайт.
— Да.
— Тоже видишь дикости?
— Нет, сейчас уже другое.
— Это началось здесь, на Гравитоне?
— Как у всех.
— Значит, Кронос…
— Иначе не объяснишь.
— Но как небесное тело может влиять на мозг?
— На то и тело, чтоб влиять.
— То есть?
— Разве ты не разговаривал с Зарой?
— Зара предпочитает говорить со мной на другие темы. Постоянно нарушает права человека. Для нее я медицинское средство, вроде пиявок, и бесхозный биологический объект в одном лице.
Мод улыбнулась.
— Почему ты так считаешь?
— Иного не подумаешь, общаясь с этим заботливым диктатором. И как ее Абдид выносит?
— Зара прекрасный человек, — строго сказала Мод.
— Прелесть. Скорей бы повзрослела.
— Тогда ты не сможешь говорить, что она прелесть. Но шутки шутками, а в своей области Зара очень серьезный ученый.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
