слов Светланы. Это даже не намёк, а открытое предложения себя в качестве не просто помощницы, но и любовницы.
Обалдеть! Неужели ей так нравится Фирсов? А как же Ливанов?
— Светлана Ивановна, меня полностью устраивает работа Анны Альбертовны и другой помощницы я не желаю. А если вы настолько обделены мужским вниманием, то с лёгкостью можете предложить свои «услуги» любому другому мужчине в этой компании, и не только.
Хотела бы я видеть сейчас выражение лица Светочки. Что ж, Роман Яковлевич, заслужили себе маленький плюсик в моих глазах. Я бы очень хотела избавиться от этого места, перейдя в другой отдела компании, но тот факт, что Роман так категорично отказал Светлане в мою пользу, отзывается внутри приятным теплом.
Света вылетает из кабинета: красное лицо и вздымающиеся ноздри.
— Что, — шипит, — уже успела ноги раздвинуть? Ублажила босса? И, видимо, ему понравилось, — сейчас её выражение лица напоминает мне Ливанова пять минут назад.
— Я… — мямлю, не успевая придумать хлёсткого ответа.
Да что за день сегодня? Почему все желают от меня того, чего я дать не могу. Становится до слёз обидно после облапываний Ливанова и обвинений Светы. Пролетает мимо меня, с грохотом закрывая за собой дверь.
Прислоняюсь к стене, делаю вдох, успокаиваясь и настраиваясь на работу. Наконец, всё же делаю кофе Фирсову: полную кружку, как делала Артемьеву.
Тихонько захожу в кабинет и ставлю на стол в привычном для меня месте: справа от босса на деревянную подставку. Открываю нижний ящик стола и достаю железную коробочку в глубине, где Артемьев прятал конфеты.
— Всё, как для Назара Николаевича, — торжественно объявляю об исполненной работе. — Запасы конфет буду периодически пополнять.
— Спасибо, — улыбается своей восхитительной улыбкой, отчего приятные мурашки табуном проносятся по телу. — Ко мне приходила Хлёстова, просилась на ваше место. Уверяла, что вы согласны с ней поменяться должностями, — смотрит испытывающе, ожидая ответа.
— Именно так. Ещё до вашего приезда просила Назара Николаевича перевести меня куда-нибудь в другое место.
— Почему? — поднимается, идёт на меня. — Неужели я вам так противен, Аня?
— Дело не в вас, а в… — не могу же я рассказать Фирсову, что потом это место займёт Ливанов и мне всё равно придётся бежать из компании. — Дело в другом и точка.
— Я могу решить любую проблему. Только скажите, — он слишком близко, как тогда, в клубе.
Чувствую горячее дыхание, которое приятно обдаёт кожу. Роман настолько тёплый и уютный, что я отчаянно борюсь с желанием прямо сейчас поделиться с ним своими проблемами, в первую очередь с Ливановым.
Но вовремя вспоминаю о том, что каждая услуга с его стороны, скорее всего, мне будет стоить близости с ним, и тут же прихожу в себя, отступая в сторону.
— Нет проблем, и решать ничего не нужно. Если это всё, я могу идти?
— Идите, — выдыхает разочарованно, снова опускаясь в кресло.
До самого конца рабочего дня Фирсов больше не вызывает к себе, да и Ливанова со Светочкой не видно. Но я прекрасно понимаю, что как только появлюсь где-то одна, в укромном месте, зам тут же появится, как чёрт из табакерки и начнёт приставать, омерзительно прикасаясь ко мне.
К тому же теперь, в список лиц, с которыми я не особо желаю встречаться в компании, добавилась и Светочка, как первая претендентка на Фирсова в качестве любовника. Или она рассчитывает на нечто большее?
Сейчас, вспоминая фото бывшей невесты Романа, провожу параллели и понимаю, что как раз-таки Света по типажу схожа с ней, она вполне может приглянуться новому боссу. Но я сама слышала, как Фирсов отказал Светлане, хотя, как мужчина, прекрасно понял, что Хлёстова предлагала ему себя не только в качестве помощницы. Даже я поняла.
Безумно хочу кофе, но в приёмной только натуральный для шефа, а идти в чайную комнату, где обедают все сотрудники я не желаю. Есть вероятность, что мерзкие прикосновения Ливанова повторятся. Я и так на грани после высказываний зама и обвинений Светы, повторения не желаю.
Поэтому решаю, что Фирсов не будет против, если я воспользуюсь его напитком, не выходя из кабинета. Ароматный кофе прекрасен, и я, немного прикрыв глаза и откинувшись на стуле, наслаждаюсь горячим напитком.
Так ухожу в себя, что совсем не слышу, как в приёмную входит босс, тихонько прикрывая дверь.
— Наслаждаетесь кофе в одиночестве? — от резкого вопроса резко подаюсь вперёд, кружка скользит в руках, и я выворачиваю кофе на рубашку.
Вскакиваю, хватая салфетку, начинаю вытирать пятно на белой рубашке. Кофе немного остыл, но всё равно горячий. Кожу немного жжёт, отчего охватывает непреодолимое желание сдёрнуть с себя ткань.
— Ну что ж вы, Анна Альбертовна, — цокает Фирсов, тоже хватая салфетку и помогая мне. Прикасаются к пятну, ощущая, что даже ткань горячая от напитка. — Надо снять. Это же кипяток!
— Нет-нет, — отмахиваюсь, — он не был горячим.
— Надо, — рычит, хватает меня под локоть и вталкивает в свой кабинет.
Пока я ошарашенно пытаюсь сообразить, что происходит, босс мастерски расстёгивает мелкие пуговички, сдёргивая с меня рубашку. Берёт новую салфетку, протирая покрасневшую кожу на животе.
Сначала сосредоточен лишь на воспалившемся участке кожи, но спустя несколько минут дыхание Фирсова становится тяжелее, а я понимаю, что прямо сейчас его глаза напротив моей груди, заключённой в тонкий кружевной бюстгальтер.
Рвано выдыхает, проводя почти невесомо пальцами поверх тонкого кружева, ныряет пальцами в манящую ложбинку, и дальше ведёт ладонью к шее, не отрывая взгляда от острых сосков, так предательски выдающих моё напряжение.
Его прикосновения лёгкие, мягкие, но сжигающие в желании, чтобы касался и дальше.
Мужская ладонь ложится на шею, обхватывая сзади, и, наконец, я встречаюсь с боссом взглядом.
Чёрная бездна, опьянённая желанием и вожделением того, к чему прямо сейчас он прикасается. Он, словно поглощает меня, затягивая, проникая глубоко, вытаскивает на свет все мои похотливые желания в отношении него.
Тело дрожит под его ладонью, показывая всю степень волнения. Или моего возбуждения? Понимаю, что откровенно рассматриваю его губы, вспоминая наш поцелуй и хочу, очень хочу ощутить ещё раз волнение и приятное томление внизу живота.
Фирсов, будто прочитав мои мысли, впивается в меня жадным поцелуем. Тягучая ласка, пронизывающая насквозь порхающими ошалелыми бабочками, заставляет податься вперёд, прижимаясь к нему всем телом.
Порабощает, жадно исследуя мой рот языком, глубоко, кажется, до самого сердца. Не целует, присваивает, ставит клеймо, не давая возможности отстраниться и хоть как-то сопротивляться.
Мужские ладони сжимают грудь, заставляя вскрикнуть в его рот. Ласкает соски через кружево, доставляя болезненные ощущения. Тону в каком-то пьяном мареве, безвольно прижимаясь к Роману, и
