в драке поучаствовал наравне со мной?
— Не понял… — Кира настолько теряется, что закашливается. Виски пошёл не в то горло. — Это кто посмел разозлить Романа Фирсова?
— Мой собственный зам. Чуть фею не придушил, — снова завожусь при упоминании мудака.
— Так. Стоп. По порядку.
— Если по порядку, то мой зам, который достался от Артемьева, приставал к фее ещё год назад. Но Николаич его осадил, видимо, грубо, если он не лез к Ане целый год. Но вчера Артемьев благополучно передал оставшиеся дела и улетел…
— И козёл решил, что теперь можно безнаказанно подкатывать яйца?
— Именно. Прижал её утром — не сказала. Всё увидел сам, когда спустился на парковку, а там… В общем, бил, не задумываясь, думал, шею сверну. Уволю завтра же, — но перед этим ещё пару раз по морде заеду, чтобы понимал, что с девушками так нельзя. А с моей тем более.
— Нет-нет-нет, Ромыч! Не надо! — друг почти орёт в трубку.
— В смысле, не надо? Так, что ли всё оставить? Ты в своём уме? — злюсь, сжимая кулаки.
— Нет, ты не понял. Надо. Но не надо… И как ты его накажешь увольнением? Никак. Мудак и дальше продолжит добиваться внимания женщин силой, чувствуя свою безнаказанность. Не дала по собственному желанию — возьму сам, плевать, каким способом. Нужно придумать способ изощрённый, такой, чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнил, чтобы в холодном поту по ночам просыпался, вспоминая свой позор… — Кир переходит почти на зловещий шёпот.
Даже представляю выражение лица друга в данную минуту: прищур, дьявольская улыбочка и куча самых извращённых мыслей в голове.
— Ладно, — соглашаюсь, потому что, скорее всего, у Кира уже есть какой-то план. — Твои предложения?
— Дождись меня, прилечу в пятницу вечером и обмозгуем. О, да, наконец-то веселье! Это будет страшная месть! Ромыч, поверь, он будет сожалеть очень долго! Но ты, пока делаешь вид, что всё норм. Но как, не совсем. Вызови к себе завтра, отымей, как полагается, чтобы в сторону феи не смотрел и затаись. Ходишь, работаешь, раздаёшь указания. Чтобы он успокоился, расслабился и поверил, что на этом всё, потерял бдительность, понимаешь?
— Я тебя боюсь, Кира, — смеюсь, понимая, что друг вошёл в азарт.
Больше женщин и вечеринок, Кириллу нравилось наказывать таких козлов, как Ливанов, потому что сам Кир считал неприемлемым физическое насилие по отношению к женскому полу.
Его пассии проводили с ним время добровольно, по обоюдному согласию, и друг всегда щедро благодарил девочек за подаренную ласку. Парадоксально, несмотря на то, что девушки рядом с ним не задерживались, в наших кругах Кира заслужил прозвище «благородный сердцеед». Каждая из тех, кто побывала в его постели оставалась с ним в отличных отношениях, готовая всегда ответить на его звонок.
— В общем ты понял — жди меня и затаись, как таинственный лотос на поверхности тихой глади озера…
— Чего? — прыскаю смехом, не в силах сдержаться.
— Ничего. Жди до выходных, — смеётся, поняв, какую хрень сморозил. — Кстати, столкнулся с Лизой, — напрягаюсь, в ожидании продолжения, — хитро выспрашивала где ты и когда вернёшься, как проводишь время, а главное, с кем. Но, я, как истинный друг подтвердил твою версию — ты в Астрахани, пашешь на исходе последних сил, стараешься успеть до нового года.
— Молодец! Уважаю. Ничего не заподозрила?
— Нет, явно расстроилась, видимо, Вероничка хотела мелькать перед твоими глазами, а заодно и членом ежедневно, но ты свалил, разрушив планы девочек. Мне поверили, главное, чтобы Яков Сергеевич не проговорился случайно.
— Обещал, что будет молчать, — я очень надеюсь, что отец не поддастся на уговоры Лизы, забыв о нашем с ним уговоре. Чем меньше людей знает, где я, тем лучше.
— Всё, до выходных. Целую в носик, — щебечет Кира.
— Фу!
— Да ну тебя. Шутка!
Шутник, мля.
После разговора с другом становится спокойнее. Кира прав, нужно наказать Ливанова жёстко и изощрённо, чтобы запомнил навсегда и мысли не было такое повторить ни с какой другой. Хотя, Аня может быть не первой, чьей любви Ливанов добивался именно таким способом, и хочется, чтобы я ошибался.
Думаю о фее, переживающей сейчас не меньше моего. Испугалась, по глазам видел съедающий хрупкое тело страх, словно монстр, закравшийся в душу и выгрызающий её изнутри. Но ко мне прикасалась добровольно, не отшатываясь, а наоборот, держала мою руку в своей, вытирая кровь.
Я для неё не противен и прикосновения не вызывают отрицательных эмоций, а значит, есть хрупкая надежда заполучить Анюту, присвоить, сделать своей.
Только бы сделал шаг навстречу, только бы поверила, позволила приблизиться, и я бы доказал, что могу закрыть мою фею от всего мира, дать уверенность в завтрашнем дне.
Завтра пусть отдыхает, а я разберусь с Ливановым.
Аня
Ирка успокаивала меня до поздней ночи, спокойно и монотонно объясняя, что на этом жизнь не заканчивается. Радовалась, что Фирсов так вовремя спустился на парковку, а Ливанов, наконец, получил по заслугам. Восклицала, что, если бы оказалась рядом, тоже с радостью бы наваляла заму.
Хотя, это она храбрилась, уверена, попав в точно такую же ситуацию, испугалась бы не меньше моего. Очень сложно сопротивляться, как сильный мужчина блокирует каждое твоё движение своими большими руками, ещё сложнее воспринимать ситуацию трезво, просчитывая варианты.
Не было у меня вариантов и плана действий, потому что единственной мыслью в голове пульсировала цель не задохнуться. Никогда бы не подумала, что Ливанов от просто грязных обещаний готов перейти к решительным действиям с применением силы.
С теплотой вспоминаю помощь Романа, так вовремя появившегося в нужном месте. Если бы не он, даже представить боюсь, чем бы закончились приставания Ливанова. Интересно, уволит зама, или накажет как-то по-другому?
Вчера был адский день: приставания Ливанова, обвинения Светочки, поцелуи нового босса, испорченная рубашка и лёгкий ожог. И довершении всего этого меня чуть не задушили на парковке компании.
Нет сил, словно меня вытряхнули из тела и забыли вправить обратно. Кажется, болит каждая клеточка тела после невероятных попыток сопротивляться Ливанову, а на шее остались заметные следы от его пальцев. На моей коже, даже от небольшого давления остаются следы, а тут и подавно.
Понимаю, что больше не хочу идти на работу, в эту компанию, с этими людьми не желаю больше встречаться, хотя, омерзительно повёл себя лишь Ливанов.
Даже Фирсов со своей лаской и поцелуями вызывает лишь трепетное дрожание и томление во всём теле. Вспоминаю его взгляд, жадно блуждающий по телу и губы, которые, кажется, были везде: твёрдые, горячие, собирающие мой вкус, словно впитывающие в себя всю меня без остатка.
Однозначно, мне хотелось повторения
