– Хороший мальчик! – сказала она нежно. – Всё было замечательно!
Надев халат и запахивая его на ходу, она подошла к обеденному столу, взяла с него свою сахарницу, и, один раз одобряюще взглянув на него, вышла из квартиры, тихо щёлкнув язычком замка.
Он продолжал лежать в каком-то растерянном состоянии. Нет, он, конечно, не мальчик, которого извратно соблазнила нехорошая тётя, но самоощущение у него было именно такое. При этом, ему не было противно, хотя, вроде бы, должно быть. Не было. Он прекрасно помнил свои ощущения от их секса. Приятно, и даже очень. Но он совершенно не помнил, как он оказался голым на диване. Она его что, загипнотизировала? Чёрт знает, что такое!
Ещё немного полежав, он пошёл в ванную смыть остатки от секса. И ведь хорошего секса! Вытеревшись, он уже не чувствовал ничего, кроме довольства. А почему нет, собственно?! Он ведь тоже далеко не молод. Ну, да, старовата баба! И что? Никого это не может взволновать, некому на него коситься с каким-либо выражением, так что…
Возвращаясь к дивану, он выключил свет, и, забравшись под одеяло, быстро уснул.
Его жизнь упривычилась в новом порядке. И она его устраивала. Правда, приходилось раньше вставать, потому что до работы путь был не близкий. Дом стоял на самой, округлой, окраине района, так что приходилось минут пятнадцать идти до трамвайной остановки, потом довольно долго ехать через частный сектор с этими, разными, домами и огородами до первого реально городского перекрёстка, где пересаживаться на автобус.
К середине зимы он заметил, что ему всё больше надоедает проделывать этот маршрут. Это просто становится раздражающе неприятным. Сначала было неприятно вынужденно возвращаться в этот район после городских ощущений, но постепенно ему как-то расхотелось покидать этот тихий закоулок, окунаясь в шумность городского бытия, из которого он выпал.
Он вдруг понял, что может жить в этом районе практически безвыездно. В еде он был неприхотлив, так что ассортимента двух районных магазинов ему вполне хватало. К тому же, на площади перед ДК была столовая, куда он заглядывал для разнообразия.
Конечно, жизнь была скучновата, но не критично. Да, никакая компания не видела смысла тянуть сюда кабельное телевидение и интернет – досадно, но ладно. Десяти каналов, что ловились уличной антенной, вполне хватало; не так уж много он смотрел ТВ.
В общем, если бы не работа…
Ближе к весне, он нашёл новое место работы – в компании «Горсвет», что находилась в двадцати минутах ходьбы от дома. Почему бы, будучи инженером, не работать электриком, если за это нормально платят? К тому же, как он заметил, он стал тратить меньше денег на своё «прожитьё». И вставать можно на час позже. И теперь жизнь его абсолютно устраивала.
Соседка приходила к нему регулярно, но не слишком часто. И только ради секса. Никаких «душевных» разговоров. И это ему нравилось. Да и секс «со старой шалавой» (как он её про себя называл) ему нравился. Да, старовата пи…! И что? Оральных утех она от него не требует, но сама «минетет» с удовольствием и мастерством, неожиданным, на его взгляд, от ещё советской женщины. Короче, нормально.
***
В квартире под Вадимом жила относительно молодая – а как ещё определить тридцатипятилетнею? – мать-одиночка с сыном лет двенадцати. Её звали Светка, а сына – Мишка. Она работала санитаркой в больнице, и подрабатывала уборщицей в одной из общаг, пара которых выпирала на пустоши, отделяемой от микрорайона дорогой.
Светка была изрядно пьющей – по ней, в принципе, было видно – но шатающейся по улице, валяющей где не попадя. Она предпочитала напиваться только «в домашних условиях», и напиваться «по-чёрному». Так что только Мишка знал, какой отвратно-пьяной она бывает.
Он вообще, в свои двенадцать, знал много из противного, возможного у женщин, чего пацанам знать не нужно, и даже вредно. Все эти вещи из разряда «У женщин это случается». Да и видел… Но при этом противоположный пол не потерял для него привлекательности. Ведь есть ещё такие привлекательные девчонки, да и нормальных, «интересных местами», тётек – предостаточно. Ну, да, мать у него… Но бывает же и другое, по-другому, у других…
Он, конечно, любил мать. Но было немало того, что как-то «замазывало» это чувство. Возможно, потому, что он знал о ней «лишка». Например, пару лет назад он услышал, как мать, по пьяни, довольно громко говорила подругам, что никогда не получала удовольствия от секса, и Мишка «появился» только потому, что ей «приходилось раздвигать ноги по требованию муженька».
И однажды, когда он её, опять напившуюся, упрекал в этом, она злобно выкрикнула:
– Отстань, щенок! Это у меня единственное удовольствие в жизни!
Из-за проалкашной атмосферы их квартиры, Мишка много времени проводил на улице. Он отлично знал свой район и многих из живущих в нём.
Например, двух проституток, что «работали» на Грузовой – дороге, ведущей из города в ближайший пригородный посёлок. Эти женщины не нравились ему именно из-за того, чем занимались. Не потому, что это – неправильно, а потому что, в его представлении, нельзя женщине так относиться к своему телу и к себе (именно в таком порядке – сначала к телу).
Он знал, что на соседней улице живёт педофил, который любит, стянув с них трусы, лапать девчонок лет семи-одиннадцати. Почему-то, именно в этом возрасте девчонки не склонны жаловаться на такие вещи. Ладно, хоть не насиловал. Не мог, видимо. Он просто спускал штаны и мотал своим маленьким тёмным «прибором» перед лицами девчонок, наслаждаясь их брезгливым выражением.
Несколько раз Мишка шугал урода, после чего отводил девчонок за руку к их домам, убеждая рассказать всё родителям. Девчонки, насуплено глядя в землю, молчали. Ни одна не пожаловалась. Дурочки!
Однажды, встретив участкового, Мишка рассказал ему про педофила, но тот, глядя чуть удивлённо-неверяще, сказал:
– Но никаких жалоб не было. А без этого я ничего не могу сделать.
– А тогда на фиг вы нужны?! – зло выпалил Мишка и пошёл прочь, выражая презрение не только лицом, но и спиной.
– Я присмотрю за ним, – сказал ему вслед участковый.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
