Она выпрямляется, бросает растерянный взгляд в окно, за которым все еще вспыхивают молнии, затем качает головой.
— Нет, — тихо произносит она, затем садится в кресло.
— Должно быть, я задремал, — говорю я. Мне трудно говорить, потому что в горле словно застрял ком. Тянусь за своим стаканом, который оказывается пуст.
Тесса смотрит на меня виноватым взглядом.
— Я выпила его. Не знала, захочешь ли ты допивать.
Она встает и наполняет для меня стакан, вручает его мне и садится снова, складывая руки на коленях, выглядя очень подавленной. Мне хотелось бы отвлечь ее от печали, вероятно, моя отключка была не лучшим способом добиться этого.
— Как долго вы с Роуз были знакомы? — спрашиваю я.
Тесса устало улыбается, затем подтягивает ноги под себя и мечтательно смотрит на меня, как будто моментально погружется в давно минувшее время.
— Около двух лет. Я думаю, что она была моей лучшей подругой. Роуз пыталась помочь мне, когда дела у нас с Марком становились все хуже и хуже. У него было бесконечное количество интрижек, и он пил все больше и больше. Марк погрузился в одно расследование, о котором не хотел мне рассказывать. И чем дольше он искал решение, тем больше пил. Я тогда чувствовала себя довольно одинокой. И я боялась потерять его. После смерти моей матери я была сама не своя. Ее потеря сделала меня маниакально контролирующей. Я хотела контролировать все и всех, кто был важен для меня, чтобы не потерять их. Поэтому хотела контролировать и Марка. Но он не желал, чтобы его контролировали. Чем больше я пыталась отвлечь его от алкоголя, тем больше отдаляла его от себя.
Тесса тяжело вздыхает и делает глубокий вдох, затем встает, наливая себе стакан бурбона и опирается на камин. Она, не моргая, смотрит в окно и снова глубоко вздыхает.
— Я считала, что если смогу заставить его бросить работу шерифа, все вернется на круги своя. Но Марк не хотел останавливаться. Вот почему у нас возникали скандалы. — Она делает еще один глубокий вдох, потягивает напиток и хмурится. — Потом я пыталась заставить людей в городе нанять другого шерифа. Его отец был против, а он мэр. Поэтому я обратилась за помощью к окружному судье, что в глазах местных жителей было все равно, что предательство. Против Марка было возбуждено служебное расследование.
Я громко втягиваю воздух сквозь зубы и с сочувствием смотрю на Тессу.
— Вот почему все злы на тебя.
Тесса кивает. И как бы мне не хотелось это признавать, теперь, по крайней мере, я понимаю реакцию людей. Доставить одному из их круга такие проблемы — хреновое дело. Они не простят ее так скоро. Они предпочли бы принять пьяного шерифа, чем предательство одного из своих кем-то из пришлых. Тесса хотела как лучше, и я прекрасно понимаю то отчаяние, которое привело ее к этому. Ее брак, должно быть, был для нее адом.
— Твоя бабушка была тогда единственным человеком, который поддерживал меня. Она забрала меня на ранчо и тщательно прочистила мне мозги, посоветовав подать на развод. Какое-то время эта мысль меня слишком пугала, но потом поняла, что не нуждаюсь в Марке, и мне не нужно боятся потерять его, потому что я уже потеряла. Только твоя бабушка показала мне, каково это иметь дом, кого-то, кто помогает чувствовать себя в безопасности.
— А что с твоей матерью, она же не всегда болела? У вас никогда не было дома?
Тесса горько смеется.
— Моим дом был трейлер, где моя мама напивалась каждый день с тех пор, как отец бросил ее.
— Мне жаль. Тем более, что тебе нужно было больше заботиться о ней, когда она заболела.
— Она была моей матерью, — говорит Тесса, как будто это все объясняет.
Я мог бы указать ей, что это не обязывает ее автоматически жертвовать собой ради человека, который, вероятно, никогда не делал этого для нее. Но я предпочитаю ничего не говорить. Иногда нужно оставить все как есть.
— Ты сильная женщина, — восхищенно говорю я. — Ты ухаживала за своей матерью и все равно поступила в колледж.
Тесса пренебрежительно смеется.
— Это была не только моя заслуга. Деньги на учебу в колледже были единственным, что оставил мне мой отец, единственным, что моя мать не могла пропить, потому что у нее не было к ним доступа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Тем не менее, ты сделала это. Ты должна научиться принимать комплименты от других. У тебя есть привычка выставлять себя хуже, чем ты есть. — Я встаю и поворачиваюсь к двери. — Мы поработаем над этим завтра, — говорю я, подмигивая ей.
— Попробуй, — сухо отвечает она, как будто ей все равно, что я только что сказал.
Я даже опасаюсь, что это ничего для нее не значит. Мне не нравится, но у Тессы низкая самооценка. В какой-то момент в ее жизни кто-то, должно быть, вбил ей в голову, что она ничего не стоит и никогда ничего не добьется.
Глава девятая
Тесса
Проснувшись утром, чувствую себя разбитой. Должно быть в какой-то момент ночью я заснула в гостиной внизу, и Лиам отнес меня наверх в мою кровать. Мысль, что он уложил меня в постель, кажется очень интимной. Я качаю головой на это, в конце концов, я уже провела ночь в его постели. Я потягиваюсь с удовольствием, и снова вспоминаю Трикси.
Торопливо выпрыгиваю из кровати, мимоходом осознавая, что на мне только футболка и нижнее белье, и открываю окно. Из него открывается вид на часть двора перед домом, конюшню и загон. Я зову Трикси, но она не отвечает. Вместо этого из конюшни выходит Джордж, смотрит на меня и качает головой.
— Она не появилась, — говорит он с грустью. — Я был с лошадьми этим утром на выгуле и проехал вдоль границ фермы. Шторм вырвал одно дерево с корнем, но, к сожалению, Трикси не нашел. Когда все снова успокоится, она вернется.
Я разочарованно киваю, закрываю окно и иду в душ. Чуть позже, прежде чем заняться приготовлением завтрака для нас, я снова проверяю снаружи и в саду.
— Она еще не вернулась? — спрашивает Лиам, отодвигает стул и устало садится за стол. Он выглядит даже хуже меня.
— Ничего пока, нет. Плохо спал? — интересуюсь я, предлагая ему чашку кофе.
Он благодарит меня, но не отвечает.
— Ты отнес меня в кровать, спасибо, — говорю я, выкладывая яичницу на три тарелки, а затем усаживаюсь на свое место напротив него. Когда вытягиваю ноги, наши ступни соприкасаются. Лиам поднимает на меня глаза, а в них — снова то выражение, которое простреливает прямо между ног. Я вздрагиваю всем телом, и это не ускользает от него.
— Мы действительно не должны этого делать, — начинает он, отодвигая тарелку с яйцом, к которому даже не прикоснулся. — Ссора между мной и Марком не завершена. Если мы допустим что-то между нами, все повторится снова. А этого не должно случится, — серьезно произносит он, глядя прямо в глаза, словно подчеркивая своим взглядом то, что только что сказал.
Я убираю свои ноги, потому что они все еще касаются его и сглатываю комок в горле.
— Между нами ничего нет, — говорю я, зная, что лгу сама себе.
Потому что все-таки что-то есть. Я чувствую это очень ясно, и жажду этого. Я уже давно не испытывала подобных ощущений вблизи мужчины. Но понимаю, что не имею на это права. И знаю, что Лиам прав. Марк никогда бы этого не позволил. Ему удалось заставить своего заместителя Джейсона Хэттрика покинуть город только потому, что того тянуло ко мне, и он пытался помочь мне. Думаю, что ревность Марка не знает границ.
— Я сегодня починю забор, а потом поищу Трикси. Друг предложил пожить у него. Он живет в Хестер-Фолс.
— Это два часа отсюда, — мрачно говорю я, и мое сердце сжимается. Но я не могу ничего возразить, потому что это его собственное решение, и потому что понимаю, что Лиам прав. Я не хочу стать свидетелем тому, что сделает Марк, если подумает, что между нами что-то может быть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Джордж, шаркая ногами, заходит на кухню и усаживается за стол.
— Завтрак — самый важный прием пищи за день, — говорит он, указывая вилкой на наши нетронутые тарелки. — Никто никуда не идет, пока эти тарелки не опустеют.
