тот исполнил роль отца в их конфликте. Она решает опередить Хуана и обратиться к третьей стороне раньше него, пуская в ход обольщение и мастерство манипулирования.
К счастью, объяснения Хуана куда более убедительны, чем манипуляции Андреа. Директор занимает его сторону и просит Андреа больше не приходить на занятия одновременно с Хуаном. А также советует ей подыскать себе другую театральную студию.
Франк встречается с психотерапевтом Магали
Чтобы справиться со своими невзгодами, Магали начинает заниматься с психотерапевтом. Когда Франк узнает об этом, он записывается на консультацию к тому же специалисту, скрывая отношения с Магали. Он рассказывает в красках, как пал жертвой нарциссического перверта. Лишь в конце сессии он признается, что женат на Магали.
К счастью, психотерапевт доходчиво объяснил Франку, что не согласился бы на эту встречу, если бы узнал об этом обстоятельстве раньше, и что Франку нужно подыскать себе другого специалиста.
Побороть перверта
Поль-Клод Ракамье говорит о перверте следующее: «Убивайте его, и ему будет все равно! Унизьте его, и он умрет сам!»[41] Если вы разозлитесь на нарциссического перверта, да еще на публике, то можно сделать беспроигрышную ставку на то, что он воспользуется удобным случаем, который создал сам, и направит вашу агрессию против вас же: «Вот ты и выдал себя! Все знали, что человек ты дрянной, но чтобы настолько…» Поль-Клод Ракамье объясняет, что, если вы поступите наоборот (раните, унизите его или вскроете его нарциссический дефект, показав ему, что именно он плохой), он может совершить самоубийство. Иными словами, перверт способен обернуть свой гнев против себя, что приведет к саморазрушению.
У нарциссического перверта серьезный дефект, и он всячески оберегает свой образ. За фасадом его всемогущества скрывается крайне уязвимая натура. Следует заметить, что такой способ борьбы с первертом не универсален. Самый действенный — прекратить с ним отношения подобру-поздорову, и как можно раньше. Это будет лучшим подарком, который вы можете себе сделать. Защищать себя — самый важный навык в жизни. Ваша самозащита — также лучший подарок и для перверта, поскольку вы дадите ему понять, что пора искать новую жертву, а лучше — задать себе парочку вопросов.
Сам собой встает вопрос о наших перверсивных наклонностях. Вполне нормально иногда обрушиваться на другого с критикой, потому что нам необходимо высвободить гнев, припомнить другому ошибки и напомнить об обязанностях. Но не будем забывать, что перверт — человек крайне уязвимый.
«Каменный пир»
В «Каменном пире» Мольера Дон Жуан «убивает своих родителей». В начале комедии он выказывает неповиновение своему отцу и отправляется туда, куда ему ходить запрещено, не считаясь с его словами. Далее он соблазняет Эльвиру, которая собиралась уйти в монастырь. Женившись на ней и тут же бросив ее, Дон Жуан занимает место воображаемого отца — Бога. Затем он встречает командора, который олицетворяет закон, и убивает его на дуэли. Однако призрак убитого преследует его. В финале каменная статуя командора отправляется на поиски Дон Жуана, чтобы забрать его в ад. Фрейд говорит: «Невроз опирается на беспомощность подавления». Поль-Клод Ракамье добавляет: «Психоз опирается на беспомощность отрицания. Если бы отрицание сработало идеально, то стало бы перверсией». Из-за неспособности сдержать отрицание Дон Жуан страдает от преследующих его страхов и проваливается в ад.
Пример Дон Жуана хорошо показывает, насколько уязвим перверт. Не стоит забывать, что своими поступками он обороняется от латентного психоза.
Победить перверта — значит низвергнуть его в ад или подтолкнуть к самоубийству. Это обстоятельство еще раз ставит перед нами вопрос о личной ответственности, наших ценностях и поэтому и о перверсии в собственных поступках.
Выйдите из круга повторений
Фрейд говорит: «То, что остается непонятым, возвращается подобно тому, как неприкаянная душа не знает покоя, пока не освободится»[42].
Как мы убедились, в нашей психике разные инстанции противостоят друг другу. Одна — инстанция влечения, она функционирует по принципам удовольствия и постоянства, или гомеостаза[43], и заставляет «выходить» наружу наши влечения («оно»). Другая запрещает им это: она содержит наши моральные ценности, а также ценности, внушенные нам воспитателями и учителями («супер-эго»). И третья — наше «я», которое формируется из желаний «оно», запретов «супер-эго» и требований внешнего мира. Встречаясь, эти противонаправленные устремления порождают конфликты, разрешение которых требует больших энергозатрат. Чтобы высвободить влечения, мы можем произнести вслух то, что не собирались (оговорка), сделать то, чего не намеревались делать (неудача), увидеть во сне то, о чем не могли думать днем, и т. д. На самом деле навязчивые повторения втягивают нас в непростые ситуации, странным образом похожие на пережитые в детстве, чтобы мы, движимые неосознаваемой надеждой, решили давнюю проблему и высвободили скопившиеся переживания.
Даже если мы убежим от проблемной ситуации, не исключено, что стремление к надежности, которую мы обретаем в хорошо знакомых нам условиях, заставит нас воспроизводить определенные эпизоды в одной и той же форме. Поэтому неудивительно, что женщина, оставившая жестокого мужа после многолетних ссор с ним, в итоге находит себе точно такого же партнера.
Пока проблемы детства не решены, пока детские переживания не локализованы, а схемы поведения не распутаны, ситуация, вызывающая страх, будет повторяться до бесконечности.
Не стоит предлагать жертве нарциссического перверта, когда она выходит из тяжелого состояния, поразмышлять над своим поведением. Но, когда она скопит достаточно энергии и уверенности в себе, этот шаг станет обязательным, ведь именно он удержит ее от повторения ситуации.
Сначала нужно поправиться, потом восстановиться, а уж затем размышлять над собственным поведением.
Беспрестанное возвращение в детские страхи
Хуан рассказывает: «В детстве Андреа понимала, что у матери были любовники. Иногда мать по несколько дней не возвращалась домой. Андреа видела, как был подавлен отец, и чувствовала себя брошенной. А я помню, как в детстве с тревогой ждал конца уроков в школе, ведь иногда родители забывали меня забрать.
Когда мы с Андреа были счастливы, она впадала в уныние, поскольку была уверена, что я ее брошу. Поэтому-то она и стала угрожать мне. Когда ей было плохо, я обнимал ее, чтобы успокоить, и в эти моменты испытывал настоящее счастье. Я окружал ее чрезмерной опекой. Мне понадобилось немало времени, чтобы понять, что я поплатился именно за это».
Хуан и Андреа испытывают один и тот же страх: страх отвержения. Хуан играет роль доброй матери по отношению к подруге. А она по отношению к нему — роль злодейки.
Каждый из них по-своему сражается с детским страхом. Перверсивные механизмы защиты, которыми пользуется Андреа, — следствие жестокости, которую проявляли к ней
