наложила на меня креольское заклятие.
Она разразилась невеселым смехом.
– Если бы я могла тебя заколдовать, думаешь, я бы остановилась на том, чтобы поджарить тебя в книгах?
– Если я вампир, то позволь мне хотя бы совершать подвиги! Я всю серию прячусь в замках, в то время как моя родственная душа, воплощенное сочетание Серены Уильямс и ведьмы Чудо-женщины сражается за правду и справедливость. Единственное, в чем Себастьян хорош, – это…
– Стоп! – перебила она. – Эти сцены оплачивают мою ипотеку.
Шейн ничего не сказал и спокойно сделал глоток воды. За стеклом стакана показалась его дьявольская ухмылка.
– Я брошу в тебя этот молочный коктейль прямо сейчас – думаешь, не брошу?
– Я ничего не сделал!
– Послушай, – сказала Ева, ее щеки пылали. – Никто не должен был читать «Проклятых». Я написала рассказ для себя, чтобы забыть тебя. Я изобразила себя супергероиней, чтобы придать себе сил, которых не чувствовала. И сделала тебя бесполезным мальчиком для секса, потому что такая я мелочная. Но это превратилось в работу и карьеру, и у меня нет выхода.
– Разве? Вампиры постоянно умирают. А как же колья, солнечный свет и прочее?
– Мои вампы, – начала она надменно, – могут умереть только от серебряных скальпелей, замаринованных в чесночной пасте и вине с очень специфической лозы во время летнего солнцестояния в високосный год.
– Именно. – Шейн усмехнулся уголками губ. – Никогда не задумывалась, почему тебе было так трудно меня убить?
– Потому что есть частная школа, за которую нужно платить! Почему ты продолжаешь писать обо мне?
– Разве это не очевидно?
– Очевидно, нет.
– Я не просто пишу о тебе, – сказал Шейн. – Я пишу для тебя.
Его слова на мгновение повисли в воздухе – смелые и более чем определенные… Он колебался, гадая, как она отреагирует. Говорить правду – он всегда так и поступал, не обращая внимания на то, как его воспримут. Но Ева и ее мысли имели значение.
– Я писал свои книги так, как будто ты была единственной, кто их прочтет, – осторожно продолжил он. – Мои книги делали то, что не мог сделать я.
Дыхание Евы замедлилось.
– Что именно?
– Поговорить с тобой, – сказал он. – И когда я читал твои книги, то знал, что ты читаешь мои. Ты вставила так много подсказок. Например, Джия должна восемь раз ударить врагов метлой, чтобы убить их. – По его лицу скользнула тень улыбки. – Даже когда ты разрывала меня на куски, мне было приятно. Как будто у нас были общие секреты.
Рот Евы слегка приоткрылся, брови сошлись вместе. А Шейн начал слегка почесывать свои бицепсы, щетину на линии подбородка. Никто из них не был эмоционально готов к этому признанию.
Когда он почувствовал, что Ева наблюдает за ним, Шейн замер. Он смело встретил ее взгляд и задержал его, затаив дыхание. Между ними вспыхнул разряд, замерцал и угас.
«Есть альтернативная вселенная, в которой я никогда не уезжал», – подумал он.
– Можно мне сказать правду? – спросила Ева.
– Пожалуйста, говори.
– Когда я узнала, что у меня будет дочь, я плакала две недели. – Ее голос был едва слышен. – Я боялась, что она будет похожа на меня. Моя единственная цель – сделать так, чтобы в мире Одри веселились единороги и сияла радуга. И это так. Когда ей грустно, она читает книгу Шонды Раймс «Год, когда я всему говорила ДА», слушает саундтрек к «Гамильтону» и идет дальше. Ей не больно, как мне. Как мне было больно, – поправила себя Ева. – Моя мать, моя бабушка, моя прабабушка? Все они сумасшедшие, и это передается. Но на мне это закончилось.
Ева помолчала.
– Никто не знает о моей жизни до Нью-Йорка. Ты появляешься вот так… Это как спусковой крючок.
– Я понимаю, – согласился Шейн. – И скоро уеду. Но не могла бы ты сказать мне одну вещь?
Ева неопределенно пожала плечами.
– Ты счастлива?
Она ответила встревоженным взглядом. Как будто никто никогда не спрашивал ее об этом, или это было что-то, о чем она никогда не думала. Или и то и другое.
– Со мной все в порядке.
– Как твоя голова?
– Я сказала, что со мной все в порядке, – резко ответила она, ее глаза налились кровью. Она снова уткнулась костяшками пальцев в висок, боль было не скрыть.
– Так плохо? До сих пор?
Молчание Евы было достаточным ответом. И ее слезы, грозящие пролиться. Черт. Шейн откровенно встревожился.
– У вас тут есть хорошие врачи? У тебя есть…. мужчина или кто-то, чтобы помогать? Заботиться о тебе?
– А кто-нибудь заботится о тебе? – взорвалась она.
– Ну, как бы нет.
– Тогда почему ты предполагаешь, что мне нужна помощь?
Ева защелкала резинкой, опоясывающей запястье. От резких щелчков покраснела кожа. Он заметил, как она делала это раньше, в Бруклинском музее. Наблюдая за тем, как она безотчетно водит резинкой по коже, он встревожился еще сильнее. Хотел спросить, что она делает и зачем.
«Но я уже знаю ответ, не так ли?»
– Я не хотел тебя расстраивать, – сказал Шейн. – Просто надеялся, что у тебя есть поддержка.
– Ну, я не знаю. Боже, зачем ты пришел сюда?
Ошеломленный ее реакцией, он проговорил:
– Чтобы извиниться.
– Пожалуйста, не надо, – прошептала она. – Я не могу говорить о той ночи…
И тогда пролилась слеза. Шейн выпрямился на скамье. Протянув руку через стол, он осторожно взял ее за запястье.
– Женевьева, – сказал он. И она начала всхлипывать.
– Не ходи за мной.
Схватив сумку, она выбежала из закусочной.
Шейну потребовалась сила воли, о которой он и не подозревал, чтобы не побежать за ней.
Вместо этого он смотрел из окна, как она несется по тротуару Восточного бульвара, становясь все меньше и меньше, пока не свернула за угол и не исчезла. С каждым ее шагом годы таяли. Шейн стремительно возвращался назад, в свой подростковый возраст без книг, успеха, путешествий. Возвращался в темные века, когда одиночество было подобно зыбучим пескам, когда он готов был уничтожить себя, чтобы остановить время, и единственным светлым пятном во всем этом была любовь к прекрасной девушке, одержимой демонами, достаточно свирепыми, чтобы уничтожить его самого.
Семь дней, миллион июней назад.
Глава 10. Женщины
– Прошу прощения? – задыхалась Сиси, прижимая к груди лавандовый латте со льдом. Конденсат осел огромным мокрым пятном на ее шелковую блузку Gucci.
Ничего страшного, блузка была не по сезону. Кроме того, что могло быть важнее, чем невероятная история Евы.
Ева, Сиси и Белинда теснились на деревенском диванчике в Maman Soho, кафе, которое славилось атмосферой юга Франции, то есть голубым кафельным полом, светильниками на веревочках и причудливо красивыми бариста с челками и вчерашней помадой на губах. Ева не была настроена на внеплановый ланч с девочками, особенно после Шейна. Но с этими двумя спорить было невозможно.
– Шейн был твоим возлюбленным в школе? – ахнула Белинда.
Ева обессиленно привалилась к спинке скамьи. Две ее лучшие подруги стали свидетельницами разоблачительной перепалки с Шейном на сцене во время вчерашней дискуссии – от них невозможно
