Но у подъезда я ткнулся в невидимую стену. На меня вылили ушат ледяной воды. Я опять стал задыхаться, опять появился нездоровый мандраж. Само это состояние, знак собственной слабости, было отвратно НЕУДОБНЫМ. Я брезгливо поморщился сам на себя. И разозлился. Не как утром, перед зеркалом, а по-настоящему.
Какого, спрашивается? ИЗ-ЗА ЧИКСЫ?!!! Из-за простой бабы? Да пусть даже из-за не очень простой — по хую. Тоже, мля, Тристан и Изольда! Трахать ее надо (КРЕПКО ТРАХАТЬ!!! поддакнул внутренний собеседник), а не сопли разводить! Все проблемы в отношениях мужчины и женщины идут оттого, что мужики их пялят плохо, а им это не нравится. Начинается сублимация, повышенное самомнение и прочее. В рот вместо табачного дыма полезла какая-то дрянь, огонек сигареты добрался до фильтра. Я выплюнул окурок и зашел в подъезд. Энергии, снедающие меня весь день изнутри, пропали, как воздух из проколотой секс-шоповской игрушки, я устало дождался скрипящего раздолбанного лифта.
Она открыла дверь так же быстро, как и прошлый раз, я еще не успел опустить руку от звонка. Подумал, что она ждала моего звонка у двери, и эта мысль была неожиданно приятна. Ее смотрящие в упор глаза опять просверлили меня насквозь и почти ничего не оставили от моего запала. Мне захотелось обнять ее крепко-крепко и прижать к себе, и поцеловать эти поразительные глаза. Но я не люблю действовать силой с чиксами, ведь в сто раз приятнее, когда она сама тебя обнимет. Разденет и даст. Если это настоящая женщина, то только так и можно получить настоящее удовольствие. Впрочем, о вкусах не спорят. У Лебедя в бригаде есть парень, мой приятель, которого можно было бы назвать бабником, если бы он не отлавливал дырки по темным дворам. Я с ним однажды эту тему обсуждал, он говорил, что у него от визга прочнее встает.
— Привет.
— Привет.
— Пойдем гулять?
— Пойдем.
— Подождать во дворе?
— Подождать.
С ней на меня время от времени накатывает непонятная лаконичность. Почему? Не знаю, Может, потому, что это очень редкий экземпляр, я подсознательно боюсь неосторожно спугнуть ее. Я повернулся, собираясь (и только тогда опустил руку — когда я уставился на нее, то так и завис с поднятой рукой) пойти вниз по лестнице, но, сделав полтора шага, обернулся, Она смотрела на меня, я почувствовал это спиной (потому и остановился). Ее взгляд — ощущение тепла на коже. {…Когда я, возвращаясь с похорон товарища, шел по кладбищу, на кожу падали прорвавшие листву солнечные зайчики, они согревали и щекотали шею и руки…) Она опять вышла очень быстро. (То, как оперативно она одевается и готовится к выходу из дома, мне нравится все больше и больше.)
Мы снова гуляли по кривым улочкам, покупали пиво и садились пить его на зеленые лавки арбатских дворов. Почему-то она не захотела пойти ни в КЖ, ни в любой другой подвал/кабак, и мы дышали тихим воздухом, уже не по-летнему прохладным, смотрели, как окрашивается в пурпур небо. Только я никак не мог поймать волну, найти кнопку, которая, я знаю, есть в каждой чиксе. {Не «кнопка Фридлянда», а другая:}, точнее, предыдущая). После нажатия на которую она почувствует свое женское начало и захочет почувствовать мое — мужское. Бот эту кнопку она прятала, защищая непонятно зачем. Ведь я ей нравлюсь — иначе зачем она проводит со мной второй день подряд, не девственница же она, в конце-то концов?! Когда вечер стал явственно превращаться в ночь, и я провожал ее до дома, подумалось, что, кажется, я нашел чиксу, которая умнее меня. Рано или поздно надо выбирать мать для своих сыновей, так как бы ее попридержать до тех времен? Эта нелепая мысль меня развеселила и прощание не вызвало у меня вчерашней заминки. А то болт знает, че делать — то ли целовать, то ли обнимать… неловкая сутолока какая-то!
…Я завернул за угол ее дома и наткнулся… «Ого! Здорово, старина!..» — на Лебедя, с парнями из его банды и не знакомыми мне бритоголовыми. Я даже чуть не прошел мимо, настолько не ожидал увидеть их здесь, настолько о другом мне сейчас думалось. Подошел и поздоровался с парнями из бригады простым рукопожатием, с незнакомыми скинами — по-крабьи сцепив предплечья. — Кого ждем, парни?
— Тебя ждем, Сереженька, — ответил незнакомый скин. То, что незнакомец обратился ко мне по имени, мне не понравилось, в уменьшительном использовании его вместо погоняла я почувствовал неприязнь. Еще больше не понравился его вызывающе упертый в мое лицо взгляд.
— Ценю такую честь, спасибо, — я откланялся, одновременно отступив на полтора шага назад — хуйня какая-то творится, здесь-то они меня как нашли?
— С красивыми ты девочками гуляешь, познакомил бы, а?!
— Да не, парни, я жадный, — я улыбнулся одними губами, мне стало не до смеха.
— Да ладно, ты че, братишка! Не скинхед, что ли?!!
Пиздец! ПИЗДЕЦ!!! Это значит, что какая-то крыса видела нас с Джой и спалила меня бригаде. Все мысли пропали (напоследок ехидно выкинув образ Пса: «Спайкер, эти охуелъцы фашистские тебя до хорошего не доведут!»}, я остался на голых инстинктах. Большинство сидело на двух сдвинутых параллельно лавках, стоял только Лебедь. Этот вряд ли ударит меня первым, а если сразу опрокинуть его, то его туша хотя бы на три секунды закроет меня от остальных, и можно…
Ну да, ведь настоящий скинхед может поделиться с друзьями своей подружкой всего за две бутылки пива*.
* Фраза, ставшая в определенных кругах крылатой. Это (шла одни из первых публикаций в СМИ о бритоголовых, но до сш пор она остается хитом искрометного идиотизма. В данном контексте означает еще и то, что произносящий ее в миролюбивом расположении духа. То есть Сп. ошибается, махачом здесь не пахнет (пока).
Лебедь засмеялся, протягивая мне бутылку Туборга:
— А уж эта — такааая русалочка!
— Да ты откуда знаешь?
— Да счас гуляли, тебя с ней увидели. Дай, думаем подождем, че мешать товарищу.
При каждом слове Лебедя по моей спине скатывались капли пота. Я вытащил сигарету и, прикуривая, заметил что у меня трясутся руки. Когда-нибудь это случится. Но не сегодня. Пронесло. — Спасибо, пацаны. Несвойственная деликатность, хм, с чегой-то?
— Да ладно, че. Ну поделишься, потом, — подмигнул называвший меня по имени.
— Ну, посмотрим. Если чес тя поляна. — Да не вопрос, сочтемся!
— Слышь, Спайк, а ты ее уже трахал?
— А ты свечку подержать хочешь? — общий гогот.
— А то! хочу, конечно! — еще громче гоготанье.
— Ну, сгос, на первую ночь ты уже опоздал.
— Да ты че?! — это опять Лебедь, — ты вроде с ней не появлялся нигде раньше. Вроде не из «Серны», да? Качественная она очень…
— Да я с ней сам только вчера познакомился. В метро.
— Вчера?! Ебарь-истребитель! — Ну. Блюду фишку.
— Мачо, мачо!
— Ну и че, зыко катается?
— Богиня! Реально, богиня! И откуривает бессипа, и вообще… А туз, арбузы — ну, сами видели! Но по-настоящему гнать мне сейчас не хотелось. Не люблю врать совсем уж на голом месте, когда и выдумывать не из чего. Я залпом выпил полбутылки пива, заставив себя замолчать, а за это время парни заговорили о другом.
— Куда шли?
— Ну, прогуливаемся, любуемся видами родного города…
Я присоединился к отдыхающему мобу, и мы прошлялись до полуночи, нигде подолгу не засиживаясь. До конца календарного лета было еще много дней, но уже витала в воздухе острая свежесть. Скоро уже так вот запросто не пошляешься, не отморозив себе яйца. Это было понятно даже самому тупому члену фирмы, мы наслаждались последними теплыми денечками.
Когда мы разъезжались, пара бойцов напросилась ко мне в гости. Мы долго не могли остановить машину — водилам неохота было подвозить трех подвыпивших молодых людей. Мы, наконец, расселись, заплатив деньги вперед. Когда я расплачивался, подумал — хм, вот кузъмичи боятся нас подвозить. А ведь эти ребята, за каждым из которых наверняка есть мокруха, не хотели ночевать в своих квартирах, чтобы на них не ругались предки (из-за пивного амбре). Они моложе меня, им нет и двадцати…
V меня дома мы догнали еще пивка, очень славно потрепались — один из них оказался совсем не глупым парнем, историком-любителем, и разбрелись спать, довольные вечером, пивом и друг другом. Я уснул мгновенно, но, засыпая, почувствовал, что было в сегодняшнем вечере что-то, что оставило неприятное ощущение, дискомфорт. Как будто съел что-то невкусное и не почистил зубы потом — во рту гадко. Но раздумывать, отчего это — не было сил. Я заснул.
ГЛАВА 26
С утра я скатился со своего лежбища на пол, перевернулся на живот и начал отжиматься. За два дня мышцы пришли в минимальный тонус, я отжался от пола сто раз. Потом подошел к турнику, который последнее время использовался для размещения вешалок с одеждой, и скинул тряпки прямо на пол. Подпрыгнул, ухватился за перекладину и раз двадцать подтянул подбородок к кулакам. Оделся и отправился засовывать голову в обычный свой хомут. Двое счастливчиков остались дрыхнуть в норе, пообещав завезти ключи на работу.
