Положив трубку на рычажки, Райан достал из щели в телефонном аппарате пластиковую карточку. Карточка отправилась в карман пиджака. Райан взглянул на часы. Пора сворачиваться. Он уже убрал со стола все папки с секретными документами. В половине пятого в кабинет заглянула женщина с тележкой, в какой возят продукты в магазине, и забрала документы, чтобы отвезти их в архив. В этот момент в кабинет вернулся Саймон.
— Когда твой поезд?
— В шесть десять.
— Есть время, чтобы пропустить кружку пива. Не желаешь, Джек?
— Не откажусь, Саймон.
Встав, Райан вышел из кабинета следом за коллегой.
Всего в четырех минутах пешком в квартале от Сенчури-Хауза находилась «Лисица и петух», традиционная английская пивная. Возможно даже, чересчур традиционная: с массивными деревянными балками перекрытий и отштукатуренными стенами, она казалась осколком шекспировских времен. Хотя, наверное, это постарался архитектор, сделав все «под старину»: ни одно настоящее здание столько времени не продержалось бы, так? Внутри висело плотное облако табачного дыма; в зале было полно посетителей в костюмах и при галстуках. Определенно, солидное заведение. Наверняка многие из его завсегдатаев работают в Сенчури-Хаузе.
Саймон подтвердил догадку.
— Это наш водопой. И хозяин заведения в прошлом был одним из нас, однако сейчас он наверняка зарабатывает больше, чем смог бы когда-либо получать в нашей конторе.
Не спрашивая у Райана, Хардинг заказал две пинты горького «Тетли», которое тотчас же принесли. Затем он провел Джека к отдельному столику в углу.
— Ну, сэр Джон, как тебе у нас нравится?
— Пока что жаловаться нечего. — Джек пригубил пиво. — Адмирал Грир о тебе очень высокого мнения.
— И наш сэр Бейзил считает его умным стариком. Как работается под его началом? — спросил Хардинг.
— Отличный старикан. Он внимательно слушает и помогает думать самостоятельно. А если ты оступишься, Грир не станет топтать тебя ногами. Он предпочитает учить, а не стыдит ошибками, — по крайней мере, могу сказать за себя. Правда, кое-кому из старших аналитиков от адмирала порой здорово достается. Полагаю, я пока что для этого слишком мелкая фигура. — Райан помолчал. — Саймон, ты должен будешь стать здесь моим наставником?
Своим прямым вопросом Джек озадачил англичанина.
— Я бы выразился не совсем так. Я — специалист по Советскому Союзу. Ты же, насколько я понял, более широкого профиля, так?
— Тогда скажем, я буду твоим «подмастерьем», — предложил Райан.
— Ну хорошо. И что ты хочешь узнать?
— Как научиться думать, как русские?
Хардинг рассмеялся, поперхнувшись пивом.
— Мы все каждый день стараемся научиться этому. Тут главное помнить, что для русских все является политикой, причем не забудь, что политика — это призрачные идеалы. Особенно это верно в отношении России, Джек. Русские не могут производить реальную продукцию, вроде автомобилей и телевизоров, поэтому им приходится сосредоточить свои усилия на том, чтобы втиснуть все в политическую теорию, в высказывания Маркса и Ленина. И, разумеется, Ленин и Маркс весьма хреново разбирались в реальных вещах реального мира. Это сродни сошедшей с ума религии, но только вместо разящих молний и библейской чумы русские расправляются со своими отступниками, ставя их к стенке. При их точке зрения на мир все ошибки и неудачи являются следствием измены и вредительства. Их политическая теория не берет в расчет человеческую природу, а поскольку она истинна, словно Священное писание и, следовательно, никогда не может ошибаться, значит, что-то не так в человеческой природе. Логика, вывернутая наизнанку. Тебе когда-нибудь приходилось изучать метафизику?
— В Бостонском колледже, на втором курсе. Иезуиты вдалбливали ее нам целый семестр, — подтвердил Райан, сделав большой глоток пива. — Хотели мы того или нет.
— Так вот, коммунизм — это метафизика, безжалостно приложенная к реальному миру, и когда что-то не получается, виноваты квадратные затычки, не желающие входить в круглые отверстия. И бедным затычкам приходится очень несладко. Насколько тебе известно, Джо Сталин уничтожил около двадцати миллионов своих сограждан, отчасти следуя политической теории, отчасти просто из-за своего психического расстройства и кровожадности. Этот безумец дал новое значение понятию «мания преследования». И, видишь ли, когда государством правит сумасшедший, следующий извращенным законам, народу приходится дорого за это платить.
— Ну а нынешнее советское руководство насколько верно марксистской теории?
Задумчивый кивок.
— Хороший вопрос, Джек. А ответ заключается в том, что мы этого не знаем, черт побери. Все советские лидеры громогласно утверждают о стойкой приверженности марксизму-ленинизму, ведь так? — Хардинг задумчиво отпил пиво. — Но, думаю, на самом деле они верят только в то, что им выгодно. Впрочем, все зависит, о ком именно идет речь. Суслов, например, верит фанатично — но вот остальные? На мой взгляд, частично верят, частично нет. Полагаю, членов Политбюро можно сравнить с людьми, которые каждое воскресенье посещают церковь, и в конце концов это входит у них в привычку. В какой-то степени они по-прежнему верят, но в остальном давно разочаровались. Но вот во что они действительно верят, так это в то, что коммунизм в качестве государственной религии является источником их власти и положения. Поэтому для простых советских людей они должны притворяться, что верят, так как эта вера — единственное, на чем держатся их власть и положение.
— Интеллектуальная инерция? — высказал свою догадку вслух Райан.
— Совершенно верно, Джек. Первый закон механики Ньютона.
Какая-то часть Райана хотела возразить этому утверждению. В мире должно быть больше рассудка. Впрочем, так ли это? В каких правилах это сказано? И кто следит за тем, чтобы эти правила выполнялись? Неужели все выражается так просто? То, что Хардинг сейчас выразил меньше чем двумястами словами, является оправданием траты сотен миллиардов долларов, на которые создается оружие немыслимой разрушительной силы и миллионы людей надевают военную форму, чтобы быть готовыми по первому приказу устремиться вперед и сеять смерть и разрушения.
Однако человечество не может существовать без идей, хороших или плохих, и противостояние вот этой идеи и того, во что верил Райан, определяло реальность, в которой Райану приходилось работать, определяло систему верований тех, кто пытался убить его и его близких. И с этой реальностью необходимо считаться, не так ли? Нет, не существует никаких правил, предписывающих окружающему миру быть разумным и логичным. Люди сами решают, что разумно, а что нет. Значит, неужели весь мир определяется тем, с какой позиции его воспринимать? И все это является плодом мышления? Что же в таком случае есть реальность?
Но именно этот вопрос стоит в основе метафизики. Когда Райан проходил курс метафизики в Бостонском колледже, все это казалось ему чистой теорией, не имеющей никакой связи с реальностью. Райану с большим трудом удалось освоить эту науку в девятнадцать лет, и сейчас он приходил к выводу, что сделать это в тридцать два года будет ничуть не проще. Однако сейчас оцениваться результаты будут не отметками в зачетной книжке, а человеческой кровью.
— Черт возьми, Саймон, знаешь, было бы гораздо проще, если бы русские верили в бога.
— В таком случае, Джек, это была бы еще одна религиозная война, которые, если ты не забыл, тоже бывали очень кровавыми. Вспомни крестовые походы, противостояние одних концепций бога другим. Те войны также были очень жестокими и отвратительными. Кремлевское руководство уверяет себя и свой народ в том, что они находятся на гребне истории, несут совершенство человечеству. Наверное, они сходят с ума, видя, что их страна с трудом способна себя прокормить, и поэтому стараются не обращать на это внимание — однако очень нелегко не обращать внимание на недовольные позывы пустого желудка, ведь так? Поэтому советские лидеры всю вину сваливают на нас и на «вредителей» у себя в стране — изменников и саботажников. Этих людей сажают в тюрьмы и расстреливают. — Хардинг пожал плечами. — Лично я рассматриваю русских как еретиков, последователей лживого божества. Так проще. Я изучал советскую политическую теологию, однако это имеет очень ограниченную ценность, поскольку, как я уже говорил, в действительности очень многие в Советском Союзе не верят в сущность своей системы. В чем-то они мыслят как патриархальные русские крестьяне, чей взгляд на окружающий мир по нашим меркам всегда казался перекошенным. История России представляет собой такое запутанное месиво, что разобраться в ней с точки зрения западной логики практически невозможно. Русские всем своим естеством ненавидят любых чужеземцев. Ненависть эта имеет глубокие корни — по вполне объяснимым историческим причинам. Так, например, монгольские завоеватели достигли на западе берегов Балтийского моря, а немцы и французы стучали в ворота Москвы. Одним словом, русские — очень странный народ. Твердо я знаю только одно: ни один здравомыслящий человек не захочет им подчиниться. А жаль, однако. Русский народ породил множество великолепных поэтов и композиторов.
