– Все, щас будем на свет божий выползать. Готовьтесь, православные.
– Это мы на Ученых, что ли? – прикинув что-то в уме, поинтересовался лысый сталкер.
– Примерно там, – уклончиво ответил Бандикут. – Вон дверь, открывайте.
Бордер пожал плечами и принялся откручивать приржавевшие барашки. Володя помогал, а Бандикут стоял чуть поодаль и держал дверь на прицеле своей жуткой пушки. Тактику коротышки военврач понимал: вполне возможно, с той стороны притаился управляемый мудрыми наноботами биомеханизм и выжидает, когда эти смешные, мягкие и теплые людишки пожалуют к нему в гости.
Дверь с противным скрипом отворилась. В проеме никого не было, только серый свет, руины и заросли металлических кустов-автонов. Точнее, не совсем руины: некоторые дома выглядели практически целыми, в отличие от лунного пейзажа в районе ТЦ. Никакой активности здесь вроде не наблюдалось, но Володя не слишком полагался на свою наблюдательность, а потому решил дождаться, пока обстановку оценят профессионалы.
– Знакомое место, только я поверху сюда обычно забредал. Тихо здесь как-то, – покрутив носом, словно принюхиваясь, сказал Бордер. – Не нравится мне это. Даже мозгоклюйчиков распоследних, и тех не видать.
– У нас наверху всегда потише было. Это ж не Ща и не Сеятель. По мозгоклюям он соскучился, – с отвращением произнес Бандикут и сплюнул. – Не хрен пялиться по сторонам, пошли помаленьку. Нам еще надо Растамана навестить.
– Это еще зачем? – не стал скрывать удивления лысый. Видимо, он совершенно иначе представлял себе дальнейший путь. – На фига нам Растаман?
– А затем, чтобы ты спросил. Дело у меня к нему. Плюс пускай вон доктора-врача осмотрит. У тебя же армейские импланты вставлены, доктор-врач?
– Да, стандартный комплект... – отозвался Володя, не понимая, к чему клонит дрянной коротышка и при чем тут какой-то растаман.
– Вот, тем более, – наставительно поднял палец Бандикут.
Бордер традиционно пожал плечами и поинтересовался:
– А рассчитываться как с Растаманом станешь? Он, сволочь, скаредный. Ничего просто так не делает.
– Просто так и мышь не пукнет. А с Растаманом у меня свои дела, разберемся, благословясь. Если хочешь, посиди пока тут, мы с доктором-врачом тебя подцепим, как освободимся. Если раньше твои мозгоклюи драгоценные не подцепят. – И Бандикут радостно захихикал, искренне наслаждаясь очередным образчиком своего нехитрого юмора.
Разумеется, лысый энергик сидеть тут в одиночестве не планировал. Втроем они двинулись вдоль длинного панельного дома, предварительно прикрыв за собой дверь и замаскировав ее мусором. Володя с интересом озирался, благо здесь картина была совершенно иной, нежели он видел раньше: почти целые здания, веселенькая детская игровая площадка, на которой даже яркий антивандальный пластик до сих пор не выцвел, ржавые кузова автомобилей, скрюченные и переплетенные между собой засохшие сосны...
Еще не так давно здесь жили люди. Вон на той лавочке сидели, наверное, старушки, перемывали кости прохожим: «А вон Федька из двенадцатой квартиры опять пьяный прется, щас ему евонная Клавка задаст!» – «А эта, эта! Юбку напялила, ажно все трусы наружу! Нет, мы такое не носили!..»
На площадке, наверное, играли дети. Вон по тем асфальтовым дорожкам, ныне поросшим металлической дрянью, катались на велосипедах и электромобильчиках. Забивали мячи в небольшие ворота, с которых теперь свисали остатки сетки. На что все это разменяли? Во имя чего?..
Володя тяжело вздохнул.
С выщербленного асфальта компания свернула на еле заметную тропинку, петляющую среди низенькой желтоватой травы. В шаге от тропинки рос крупный боровик, который удивил Рождественского больше, чем в свое время сталтех. Лейтенант даже остановился и присел на корточки.
– Гриб, – потрясенно сказал он. – Настоящий... Мы такие собирали в лесу, на суп, на жаренку... Соус еще из них отличный, со сливками если...
– Говорила Маша Пете: «Ты б не ел грибы бы эти»... – пробормотал притормозивший рядом Бандикут. – Хочешь, сорви. Сделаешь потом себе бешамель с бланманже.
– Ты про остров Тайвань слыхал? – серьезно спросил Бордер.
– Это который в Обском море? – проявил эрудицию Рождественский.
– Он самый. А про ползающие грибы?
– Говорили что-то в части... Но это же сказки?
– Тут всё сказки, – печально сказал Бандикут. – Про белого бычка, про семеро козлят и про чудо-юдо поганое. Отойди-ка в сторонку, доктор-врач.
Володя непонимающе покосился на коротышку, потом поднялся и послушно отошел. Бандикут вскинул армган и аккуратно, короткими вспышками расстрелял гриб. Тот вспучился и лопнул, превращаясь в угли, вокруг затлела и задымилась трава.
– Зачем? – в недоумении спросил лейтенант.
– Говорят, что эти грибы – один из первых продуктов нанотехнологий, военный, – пояснил Бордер. – Еще в двадцатом веке что-то здесь ученые схимичили. На Тайване, в частности... Там потом иногда люди пропадали, на острове. А после Катастрофы еще и сами наники над ними поработали. Так что не исключено, что этот гриб – вовсе и не гриб. Точнее, не совсем гриб.
– А может, просто гриб и есть, – тут же встрял Бандикут, уничтожив жалкие останки боровика. – И жарить его можно, и жрать, хотя радиации в нем до задницы. Но в Зоне грибам не место. А что подозрительно, то опасно, доктор-врач. Все, шпарим дальше, а то стоим тут, как три тополя на Плющихе, осталось только дракону нас засечь.
В гости к Растаману они прибыли через несколько минут. Для этого им пришлось спуститься в подвал одного из уцелевших зданий. Володя еще издали разглядел, что раньше это была школа: здание такое... типичное, а вон в окне кто-то портрет Льва Толстого вывесил, подрисовав графу черным маркером очки и чертячьи рожки. Шутнички... Над широким крыльцом, рядом с дверным проемом Володя увидел мраморную табличку: «Частный образовательный лицей № 130 имени академика Лаврентьева». Табличка выглядела как новая.
Елки, подумал лейтенант, а ведь тут дети, наверное, были в момент катастрофы. Школа же. Может, здесь и остались? Воображение услужливо нарисовало классы, в которых за партами аккуратно сидят ряды маленьких скелетиков, положивших истлевшие кисти на пыльные учебники и тетради... Володя потряс головой и устремился за сталкерами, которые обходили здание слева.
За углом, с внутреннего двора, стена школы была вся изрисована граффити. Среди разноцветной вязи Володя заметил вполне связное: «Сонча-Печка 2006», подивился древности надписи и полез вслед за Бандикутом в еле приметную щель, которая и являлась входом в подвал. Сбегали, поди с уроков, курили за углом тут... Тьфу ты! Следует научиться не думать о том, о чем думать не следует. Вот только не получается. Как там было – «не думай о белой обезьяне»? Вот-вот, оно самое...
– Теперь стоп! – командирским тоном приказал Бандикут. – Здесь везде ловушки. Он нас уже засек тем более и через камеры видит.
– Правильно говоришь, полурослик, – отозвался откуда-то из-под потолка механический неестественный голос. – Засек и давно веду. Кто это с тобой?
– Не узнал, что ли? – лениво спросил энергик. – Совсем мозги скурил?
– А, лысый череп! А третий? Вы что, вояку сюда притащили?! Охренели, ботва?
– Кого надо, того и притащили. Открывай давай, сало, а то камнем кину! – злобно рявкнул коротышка.
– Камнем он кинет, видали такую говняшку... – ворчливо изумился невидимый собеседник.
Залязгали механизмы, кусок пола уехал вбок, открыв небольшой проем, светящийся желтым искусственным светом. Это и был вход в жилище Растамана. Точнее, часть входа: компании пришлось миновать еще три самооткрывающихся и самозакрывающихся люка, пока их не встретил хозяин.
Растаман оказался толстяком с длинными волосами, заплетенными в дреды. Из-под коротковатой майки с концентрическими разноцветными кругами над поясом пятнистых камуфляжных штанов виднелось волосатое пузо, а в руке Растаман держал допотопный безыгольный инъектор. Ко всему прочему он был босиком.
– Быстро рассказали, кого привели, – брюзгливо потребовал толстяк.
– Это военный врач. От группы отбился, – пояснил Бандикут. – Вернее, группе кирдык, а его я вытащил. Они, прикинь, в катакомбы полезли – ну, где шайка с Сеятеля заселилась.
– Военные... – с презрением протянул Растаман. – Господи, делают же где-то таких недопырков!
– А ведь их, между прочим, Гончар вел, – встрял лысый Бордер.
– Гончар?! – несказанно удивился толстый. – Фигассе... А что случилось-то? С каких делов вдруг группу погнали?
– Мы, может, войдем да сядем? – вопросом на вопрос ответил Бандикут. – А то не гостеприимно ни хрена получается.
– А, ну да... Прошу, – галантно шаркнул пяткой по полу Растаман и сделал приглашающий жест.
Жил толстяк значительно комфортнее, нежели Бандикут. Судя по всему, в бывшем бомбоубежище под школой, которое обустроил и модернизировал. В большой комнате стояли два мягких дивана, заваленные приборами и книгами стеллажи, пульт управления с несколькими работающими мониторами, на которых подрагивало монохромное изображение различных фрагментов окрестностей школы, рабочий стол, кресло. Стены оказались увешаны разноцветными постерами неизвестных Рождественскому групп и исполнителей, преимущественно негров. Боб Марли. Питер Тош. UB40. Кто все эти люди? Что они значат для Растамана? Из невидимых колонок звучала ритмичная неторопливая музыка – видать, те самые негры.