VI. Черниговская земля в киевское княжение Святослава Ярославина (1073–1076 годы)[325]
Владельческая принадлежность древнерусских земель-княжений и волостей была, как известно, изменчива. Более или менее определенному прояснению она, по недостатку источников, поддается не всегда, а зачастую – только гипотетически. Между тем, без этого невозможно получить общего представления о междукняжеских отношениях, их системе, а значит, о политическом строе ранней Руси в целом.
К числу не решенных в науке вопросов относится и вопрос о судьбе Черниговского княжения (образованного – или, если угодно, восстановленного – в 1054 г. по завещанию Ярослава Мудрого и доставшегося Святославу Ярославину[326]) после окончательного падения на Руси в марте 1073 г. троевластия Ярославичей, изгнания из Киева Изяслава Ярославина и водворения там следующего по старшинству – Святослава[327]. Сохранились ли при этом черниговские владения за Святославом или перешли к его младшему брату Всеволоду, союзнику в борьбе против Изяслава?
Проблема, естественно, не осталась не замеченной исследователями. Мнения разделились. Многие, вслед за В. Н. Татищевым[328], полагали, что Чернигов должен был оказаться в руках Всеволода[329]. Другие были уверены, что Святослав соединил в своих руках власть над Киевом и Черниговом[330]. Некоторые историки ограничивались констатацией спорности проблемы[331].
Ни в одной из названных работ аргументов в пользу той или иной точки зрения не приводится. Исследователи, склонные считать, что в 1073 г. Святослав удержал за собой Чернигов, исходят, как можно понять, из молчания источников: коль скоро никаких указаний на переход Чернигова в руки Всеволода нет, то, следовательно, он остался под Святославом. Их оппоненты (опять-таки молча) основываются, судя по всему, на известной теории «лествичного восхождения» князей по столам: Святослав ушел из Чернигова на более старший стол в Киев, значит, в Чернигов должен был переместиться Всеволод, следующий по генеалогическому старшинству за Святославом.
Такое молчаливое противостояние «из общих соображений» еще более высвечивает нерешенность вопроса. Видеть аргумент в свидетельстве В. И. Татищева[332], предполагая, как то нередко (и, на наш взгляд, не всегда беспочвенно, несмотря на противоположный вывод, к которому пришел автор последней, весьма подробной, работы на эту тему[333]) делается, что автор «Истории Российской» воспроизвел тот или иной несохранившийся достоверный источник, в данном случае определенно нельзя. Распределение волостей Святославом в 1073 г., как оно описано В. Н. Татищевым, содержит заведомые ошибки. Так, Глеб, старший из Святославичей, был якобы посажен отцом в Переяславле, однако известно, что уже с 1069 г. Глеб пребывал на новгородском столе[334], с которого был согнан только в 1078 г.[335] Новгород В. Н. Татищев «отдал» Давыду Святославичу, хотя перечень новгородских князей в Комиссионном списке «Новгородской I летописи» знает только одно княжение Давыда – в 1090-е гг. – и не фиксирует какого-либо перерыва в княжении Глеба между 1069 и 1078 гг.[336] Олег Святославич, по В. Н. Татищеву, получил Ростов, но участие Олега, вместе с Владимиром Всеволодовичем Мономахом, в походе в Чехию осенью 1075 г.[337] свидетельствует о том, что он сидел где-то на юге, возможно, на Волыни или в Турове (правда, есть не зависимые от сведений В. Н. Татищева основания думать, что Олег оказался в Ростове позже, по возвращении из чешского похода 1075 г., как о том еще будет речь ниже). В числе Святославичей по недоразумению оказывается Борис Вячеславич (как и при описании событий 1078 г.[338]). Можно с уверенностью заключить, что сообщение о наделении Святославом сыновей у В. Н. Татищева является плодом рассуждений самого историка (в первой, предварительной, редакции «Истории», следующей в целом за «Повестью временных лет», этих данных нет[339]), и полагаться на находящееся в таком контексте известие о получении Всеволодом «Чернигова со всею областию» нельзя. Ни Синодального, ни Комиссионного списков «Новгородской I летописи», ни «Лаврентьевской летописи» с «Поучением» Владимира Мономаха, которые заставляют сомневаться в предложенной В. Н. Татищевым реконструкции, в числе источников «Истории Российской», как известно, не было.
Тот факт, что Святослав Ярославич предпочел быть похороненным не в Киеве, а в «Чернигове у святаго Спаса»[340], дополнительно компрометирует предположение о принадлежности Чернигова в 1073–1076 гг. Всеволоду Ярославичу. Распорядиться о погребении отца в черниговском Спасо-Преображенском соборе не мог кто-либо из сыновей Святослава, так как после вокняжения Всеволода в Киеве 1 января 1077 г.[341] Чернигов явно находился под его властью, а не в руках потомства Святослава. В самом деле, в противном случае следовало бы ожидать посажения на черниговском столе старшего из Святославичей Глеба, но он, как уже говорилось, оставался в Новгороде. Под кем захватывает Чернигов Борис Вячеславич на несколько дней в начале мая 1078 г., в киевское княжение Всеволода? Вряд ли под кем-то из Святославичей, иначе Борису трудно было бы искать защиты в Тмутаракани у Романа Святославича[342]. Думаем, Чернигов входил в это время во владения киевского князя Всеволода Ярославина, и пребывание Олега Святославича «у Всеволода Чернигове» после возвращения в Киев Изяслава Ярославина 15 июля 1077 г. объясняется не тем, что Изяслав вытеснил Всеволода из Киева, Всеволод же – Олега из Чернигова, а тем, что с появлением Изяслава и перераспределением волостей Олег был вынужден оставить свое волынское княжение, так же как Глеб – новгородское, хотя, похоже, это произошло и не одновременно. Владимир Мономах в своем «Поучении» прямо пишет: весной 1078 г. «пакы и-Смолиньска к отцю придох Чернигову, и Олег приде из Володимеря выведен»[343].
Укажем также на другие слова «Поучения», имеющие в виду события 1076 г.: из чешского похода Владимир Мономах возвращается «Турову, а на весну та Переяславлю, таже Турову, и Святослав умре»[344]. Зачем Владимир ездил «на весну Переяславлю»? Ответ ясен из аналогичного оборота чуть выше: «Та идох Переяславлю отцю, а по Велице дни ис Переяславля та Володимерю»[345]. Выясняется, что из своей Волынской, а затем Туровской волости Мономах ездил к отцу на пасхальные торжества. Такие визиты к отцу были, очевидно, правилом и объяснялись не только сыновним почтением, но и причинами сугубо практическими: сын привозил отцу причитавшуюся тому с соответствующей волости часть доходов. Только что упомянутый приезд Владимира к отцу в Чернигов в 1078 г. состоялся также на Пасху[346] и сопровождался передачей Всеволоду смоленской дани: «в Чернигове на Краснем дворе <.. > вдах отцю 300 гривен золота». В таком случае из факта поездки Владимира «на весну» 1076 г. «Переяславлю» логично заключить, что именно в Переяславле, а не в Чернигове, в это время пребывал его отец, иными словами, именно Переяславль, а не Чернигов, был стольным городом Всеволода Ярославича в 1076 г.
Нельзя также обойти молчанием интересное свидетельство «Киево-Печерского патерика», содержащееся в рассказе о чуде с нисхождением, по молитве преподобного Антония Печерского, небесного огня, который «пожже вся древа и трьние» на месте, где Святослав после этого «нача копати» яму для заложения Успенского собора Печерского монастыря[347]. Заложение, как известно, действительно имело место в 1073 г., в первый год киевского княжения Святослава[348]. Согласно «Патерику», услышав о таком чуде, в монастырь приехал «Всеволод с сыном своим Володимером нс Переяславля (выделено нами. – А. Н.)»[349]. Известие немаловажное, несмотря на всю специфичность источника.
Есть еще одно обстоятельство, которое в сумме с уже приведенными соображениями, на наш взгляд, позволяет окончательно утвердиться в мнении, что в 1073–1076 гг. резиденцией Всеволода оставался Переяславль.
В настоящее время можно считать твердо установленным, что епархиальное устройство Руси во второй половине XI в. носило черты исключительной оригинальности. Для него в это время было характерно кратковременное сосуществование трех, а затем – двух митрополий: наряду с Киевской были открыты титулярные (то есть не имевшие подчиненных епископий) митрополии в Чернигове и Переяславле. Хронологически и источниковедчески непростая проблема титулярных митрополий на Руси XI в. подробно исследована в работах А. Поппэ[350] и нашей статье[351]. О времени их учреждения в источниках определенного ответа нет, хотя ясно, что оно должно было состояться в 1060-е гг., вероятнее всего, как нам представляется, в 1069/70 г. В данном случае для нас важнее другое – понять, что подобное «растроение» русской митрополии явилось своеобразной церковной калькой политического устройства Руси того времени – уже упоминавшегося троевластия (или, как часто пишут, «триумвирата») Изяслава, Святослава и Всеволода Ярославичей[352].
