– Хорошо, передам. Пока, – сказала она всё тем же недоумевающим голосом, и я вновь услышал гудки.
Я нажал кнопку отбоя связи, и уже начал жалеть о том, что позвонил. Обмануть можно любого человека, кроме матери. У каждой из них существует какое-то непонятное нам, людям другого пола чувство, материнское чувство тревоги, которое лишь по взгляду или интонации голоса может определить, что у тебя проблемы. Я уже представлял, как ей хочется перезвонить мне, чтобы еще раз спросить, нормально ли всё у меня, но я знал, что она этого не сделает, в этом и была цель моего звонка.
«Ладно. Завтра будет день, и завтра буду думать, как объяснить им свой вид…» – пронеслось в моей голове. Сегодня видеть их переживания, и уж тем более видеть их здесь, я точно не хочу.
Я не заметил, как дверь в наше вечернее царство открылась, и в палату вошла медсестра. Обойдя каждого, и спросив как дела, подкрепляя свой приход таблетками, она так же тихо удалилась, оставив мои вопросы без ответа. Мое время тянулось как резина, все сильнее и сильнее, толкая меня на бегство из этого заведения, но мысль о том, что все, кто могут мне помочь – здесь, останавливала мои порывы.
Не выдержав, я вышел в коридор, в котором уже погасили свет, и прошел до стойки, за которой сидела та, молоденькая медсестра.
– Девушка, – обратился я к ней. – Про меня там не забыли? – нетерпеливо высказал я, оторвав ее от телефона.
– Странные вы люди, – улыбаясь моему раздраженному виду, приподнявшись, сказала она. – Что, так не терпится лечь под скальпель?
– А ты думаешь, мне приятно так ходить? – уже совсем не скрывая своего раздражения, продолжал я, готовый распрощаться с этим заведением.
– Думаю, нет, – понимая свою ошибку и изменившись в лице, встав в полный рост, ответила она и, опережая мое негодование, сразу добавила: – О тебе не забыли, операционную уже готовят, и в течение часа за тобой приедут, так что жди.
– Спасибо, – выдавил я, пытаясь загладить свой срыв улыбкой, но вновь нарвался на всеобщий режим.
– А ты сегодня хоть что-нибудь ел? – смотря на меня глазами старшей сестры, перевела тему временная хозяйка этих коридоров.
– Я… Нет, – вспомнив, что кроме двух стаканов чая из столовой в моем желудке ничего не было, неуверенно произнес я, понимая, что совсем забыл про чувство голода.
– Надо было есть с утра, – покачав головой, обеспокоилась она. – Теперь нельзя, так что иди, ложись и жди, скоро придут.
Вопрос вкусных обедов меня волновал в меньшей степени, и я проследовал в свои покои заниматься тем, чем занимался весь день, я проследовал ждать. Войдя в палату, в которой уже давно был погашен общий свет и горели ночники, я увидел, как молодой остряк играл в телефоне, мимикой своего лица повторяя всё то, что там происходило, а лежащий рядом с ним мужчина в гипсовых сапогах читал газету. Остальные вроде как спали или делали вид, но свет над их кроватями был погашен. Я опустился на свое ложе и долго вглядывался в белый, как чистый лист, потолок, разглядывая на нем тени, создаваемые моими соседями, но через несколько минут и их не стало. «Да…
– думал я, изучая это темное помещение… – странная гостиница для прокаженных, потолок которой видел множество обреченных взглядов. Если бы на этих стенах отображались все мысли постояльцев, хорошие – белым, а плохие – черным, то это место было бы еще мрачнее, чем есть на самом деле, и напоминало бы тучное темное здание, всем своим видом отпугивающее случайных прохожих».
Я лежал в полудреме и уже практически засыпал, как в палату ворвался свет из распахнутой двери. Кромешная тишина нарушилась скрипом колесиков от передвижной кушетки, которую втолкнула перед собой медсестра. Подъехав к моему пристанищу вплотную, она тихо скомандовала:
– Раздевайся и перебирайся, поедем лечиться.
– Да это лишнее, – прогоняя сонное состояние, ответил я.
– Такие правила, так что поторопись, тебя уже ждут в операционной, – тем же голосом скомандовала она.
Я подчинился еще одному правилу и, раздевшись, переполз на этот больничный транспорт, укрывшись простыней практически с головой. Медсестра вывезла меня в коридор, и ловко управляя этой колесницей, подкатила её к грузовому лифту.
Коридор был так же затемнен, как и вчера, лишь свет от лампы за столом сиделок освещал его, захватив части потолка и стен. Мы заехали в лифт, и свет практически ослепил меня. Из такого положения всё казалось немного другим. Мы остановились на нижнем этаже, и с той же легкостью моя провожатая вытолкала меня на этом ложе из лифта. Здесь все лампы работали на полную, ослепляли еще больше и заставляли оторвать голову, чтобы посмотреть внутрь длинного коридора. Светлый туннель неизвестности, который казался бесконечным, вынуждающий внутренний страх вырваться наружу и схватиться руками за все возможные предметы, попадающиеся у меня на пути. Своей безразличностью и монотонностью давя на виски, так, что еще минута, и я бы вскочил на ноги и закричал: – Хватит! Это ваши правила, и они не для меня, дальше я сам!
Но моё путешествие кончилось быстрее, чем началось, и сестра быстрым движением припарковала мою кровать к стенке рядом с дверью.
– Жди, сейчас тебя заберут, – сказала она и пошла обратно в сторону лифта.
Я приподнялся и присел на край кровати, прикрывая себя простыней. За дверью послышались чьи-то голоса вперемешку с лязгом железных приспособлений, и только эти звуки давали мне понять, что я здесь не один. «Это не моё место, и мне здесь нужно оставаться как можно меньше… – проносилось в моей голове… – пускай такие, как мой сосед, обитают здесь хоть вечность, это их стихия, но никак не моя».
В конце коридора, словно из ниоткуда, показался силуэт в синей медицинской робе, таком же колпаке и белом халате поверх неё. Это был тот хирург, который осматривал меня и, увидев меня, он ускорил свой шаг.
Подошел ко мне вплотную, в его голосе послышалось явное раздражение:
– А почему ты здесь?! Почему не внутри?! – смотря на меня, возмутился он и, не дождавшись ответа, распахнул дверь операционной.
– Вы тут совсем расслабились? – повышенным тоном обратился он к тем, кто был внутри. И дернув за край кровати, тем самым чуть не скинув меня, показал её угол присутствующим.
– А что такое? – прозвучал не совсем приятный женский голос.
– А вы не видите?! – уже совсем не скрывая своего раздражения, выкрикнул он. – Так выйдете и посмотрите!
– Сколько ты уже здесь? – перевел он взгляд на меня.
– Меня сестра только привезла, – не особо понимая, в чем дело, сказал я. – Не всё ли равно, где ждать, здесь или за дверью.
– Это не тебе решать! – переключая свою ярость, блеснул своими серыми глазами разъяренный врач, но встретив такой же блеск в моих, тут же осекся. – Ты их не выгораживай, – понизив тон, уже оправдывался он. – Правила есть правила, а они на них плюют.
Из-за его спины выглянула женщина лет тридцати, с удивленными большими глазами.
– А нам не сказали, что его уже привезли, – оправдательно проговорила она, покачивая головой.
Доктор окинул её осуждающим взглядом и уже более спокойно продолжил:
– Ну что? Так и будем стоять?! Или прикажете мне его завести!? – Сестра молча прошла в конец моего ложа и, указав мне головой, чтобы я принял горизонтальное положение, взялась за ручки моего экипажа.
Мы вкатились вслед за врачом в такое ожидаемое и не совсем приятное место, называемое операционной.
Внутри находились еще две медсестры, готовившие всякие медицинские приспособления, стерилизуя их в ванночках и укладывая на поднос, и врач в зеленом хлопковом комбинезоне, готовивший шприцы с непонятной мне смесью. Хирург медленно подошел к нему и прошептал что-то на ухо, тот окинул меня беглым взглядом и продолжил наполнять шприц жидкостью. Сестра провезла меня через весь зал и подвезла к столу, который стоял в центре, окруженный яркими прожекторами.
Скомандовав: – Перебирайся! – она подождала, когда я перелезу на этот стол, и отвезла мою перевозку за дверь. Я уселся в центре стола и наблюдал всю эту суматоху со стороны.
Внутри меня включился тот маленький мальчик, который только что расшиб ноги в кровь, и ему сейчас начнут мазать их зеленкой. Тревога и слова:
«Побыстрее бы!» кружились в моей голове вперемешку с картинками из детства, где мама бегает, ищет бинты и вату, а я, молча, наблюдаю за всем этим действием со стороны. Да, я знаю, что сейчас мне будет больно, да, я помню, что будет щипать и жечь, но это уже не важно, и я не выдам этого страха, ведь если дать ему тобой завладеть, то всё потеряно.
Ко мне подошел мужчина в зеленом комбинезоне, как потом выяснилось – анестезиолог, и провел краткий курс того, что он сейчас будет делать. Звучало это довольно просто, чем было на самом деле, да у них вообще, со слов, всё просто.
– Найдем твой нерв вот этой иглой, – указывая на конусную иглу, сантиметра два в длину, томным голосом проговорил он. – Как прострелит, я введу туда наркоз и отключу чувствительность твоего предплечья и руки.
