– Когда ты выйдешь отсюда – не будет во всем мире более одинокого и отверженного существа, чем ты. И ты возрадуешься, когда подумаешь, что мог бы умереть там, вместе с этими холкунами. – Лицо старика исказила презрительная гримаса. – Вот, что меняет нас. Когда перейдешь этот горький ручей, когда опалит он тебя своими гремучими водами, тогда глаза твои откроются и расцветут по-новому. Все новое увидишь ты. Все другое!
Беллер навис над ним и долго смотрел на него.
– Скажи мне еще одно: многое ли ты оставил позади… в том мире.
– Я оставил там все.
Старик громко расхохотался.
– Тем лучше для тебя. Значит, я не ошибся. Мой выбор – самый тот. – И он ударил ладонью людомара прямо в лицо.
Необъятная пустота, непроницаемая тьма, гремящая тишина обрушились на охотника, едва ладонь беллера прикоснулась его лба.
– Это моя любовь, это моя кара тебе, это моя ненависть и моя боль тебе, о, Владыка. Оставляю ее тебе после себя, дабы не свершилось то, что предначертано. – Голос беллера удалялся. – Я оставляю тебя здесь. Я отнимаю тебя у тебя. Я провозглашаю Маэрха в тебе. Нет, и не было, но будешь ты вновь. Когда Владыка сокроет очи, когда тьма пронзится светом надежды; когда зло поглотит само себя…
На этом голос старика затих, и вместе с ним провалилась в тишину сама Вселенная.
Маэрх. Пробуждение
Тусклый свет с трудом пробивался сквозь щели в потолке. Он был серебрист. Робкие нечеткие лучики его ниспадали рваными нитями на грязный, заваленный осколками битого камня, пол. Паутина белесой бахромой свисала по углам. Ветерок, проникавший в комнату неведомо откуда, слегка колыхал ее и озорно играл отдельными прядями.
В углу копошились крысы – эти извечные спутники запустения и тишины подвалов. Их еле слышные шажки вереницей хрустящих звуков пробегали вдоль стен, перемежая со звуками осыпающейся каменной кладки. Тихий писк говорил о том, что крысам было, чем заняться.
Окружающее пространство дышало спокойствием. Это был тот тип покоя, какой свойственен, наверное, только заброшенным домам или клетушкам, в которых обитают очень старые существа, заботящиеся только о том, чтобы дождаться своего часа на выход в мир иной.
Ярко сверкнул на свету паук, переметнувшийся с одной стороны комнаты на другую. Видимо, крыса пошевелила паутину, а он и рад бросится в пасть к хитрюге.
Непродолжительная неравная борьба. Писк. Хрип. Хруст. И вот уже хищник съеден жертвой. Путь паука был окончен, и паутина будет дожидаться нового владельца, лениво помахивая своими лохмами.
Неожиданно в одном из углов помещения нечто зашевелилось. Выдох, вместе с которым туча пыли вылетела на середину комнаты, разнесся по помещению словно бы грохот раската грома.
Все обитатели этого тайного и тихого мирка на мгновение замерли, а после ринулись каждый в свое убежище.
Стена на уровне двух локтей стала медленно со скрипом и скрежетом отходить. Комнату наполнили клубы пыли.
Словно произрастая из пылевого облака, в робких отблесках света, лившихся в потолка поднялась высокая фигура. Она глубоко вдохнула, резко кашлянула и отряхнула руки.
Ожившее в лоне смерти существо медленно и плохо понимающе осмотрелось. Его дыхание становилось все более умеренным. Оно снова кашлянуло.
Он повернул голову в ту сторону, где из щели в стене вытащила свой нос крыса. Заметив, что он смотрит на нее, крыса в мгновение ока растворилась в темноте.
Фигура стояла неподвижно довольно долго, прежде чем сделала несколько шагов к стене и навалилась на нее. Потом она подошла к другой стене и повторила то, что сделала до этого. Путь к третьей стене был остановлен громким треском.
Ожившее существо замерло и посмотрело себе под ноги. Его ноги, закованные в крепкие сапоги из дубленой кожи, попирали раздавленные на сотни кусочков части скелета. Скелет был огромен. Это был брездский скелет.
Фигура подалась назад. Снова раздался хруст, и существо увидело, что опять раздавило кости. Оно присело на корточки и потянулось к полу. Оно подняло что-то, зажало это в руке, а после сунуло за пазуху.
Внезапно существо замерло и стало прислушиваться и принюхиваться. Не вставая на ноги, они резко повернулось в ту сторону, откуда тянуло свежестью и, резво поднявшись, подошло к стене.
На этот раз твердь поддалась и открылась. В комнату ворвался порыв ветра. Фигура подалась назад и подошла к нише, из которой появилось. Протиснувшись обратно, существо слегка загремело внутри чем-то металлическим и вылезло обратно.
Слабый свет скользнул по двум листвовидным щитам на запястьях существа и двум широким, но коротким – в четыре ладони – мечам. Тело существа было сокрыто под тяжелым чешуйчатым плащом с прорезями для рук.
Убрав оба меча за голенища сапог, существо еще раз рассеянно посмотрело вокруг себя и проскользнуло в щель.
***
Фигура в плаще уверенно шла по длинному коридору, выдававшему далеко вперед. Казалось, ему не было ни конца, ни края.
Постепенно, пространство заполнялось звуками. Слух ожившего явственно различал скрип повозок, далекие голоса и стук шагов.
Коридор оканчивался стеной, однако существо в плаще не стало толкать стену, но нажало небольшой камень у ее подножия. Справа от него открылась небольшая ниша. Она претворяла собой узкий и низкий проход, идущий все время под уклон.
Существо быстро прошло в нее и стало спускаться. Кромешная тьма, сгустившаяся поначалу до такой степени, что глаза ожившего перестали видеть, постепенно рассеивалась. Спуск окончился неожиданно. Существо едва удержалось на ногах, чтобы не скатиться кубарем в воду, плескавшуюся в небольшом прямоугольном колодце-заводи. Оно остановилось, качаясь, и замотало головой так, словно бы снимая оцепенение. Оно снова тяжело задышало и, опершись рукой о стену, долгое время стояло, свесив голову и приходя в себя. Внезапно, существо отпрянуло. Из воды на него смотрели сотни маленьких глаз. Они внимательно следили за ним.
– Резры, – прошептал оживший. – Резры…
Вдруг его дыхание словно остановилось. Существо попыталось издать вопль, но лишь захрипело, как если бы его начали душить. Затем оно снова выпрямилось и смело ступило в воду. Рыбы-жуки расплылись в стороны, давая ему пройти.
Раздался всплеск и вода сомкнулась над головой существа.
***
Людомар открыл глаза. Серая плоская галька тускло горела под лучами солнца, с трудом пробивавшегося сквозь пелену тумана.
Он поднял голову и медленно непонимающе осмотрелся.
Охотник нашел себя лежащим за большим валуном подле Синего языка, несущего свои воды по дну Немой лощины. Река, как и многие века до этого мгновения степенно текла у его ног.
Сын Прыгуна поднялся на колени и, не удержавшись, упал спиной на камень. К его удивлению, он ощутил у себя за спиной мешок, который сделал его падение мягким. Падая, людомар услышал шелест, от которого душа его оледенела.
«Омкан-хуут», пронеслось у него в голове. Он тут же вскочил и потянулся под ребра за своими кривыми ножами. Там их не оказалось. Продолжая оглядывать окрестности, он словно слепой шарил у себя по торсу. Ножей нигде не было. Наконец, он обратил свой взор на себя и застыл широко раскрыв глаза.
Его взору открылась грудь, закованная в мелко сплетенную брездскую кольчугу с шестью пластинами поперек; живот прикрытый частью кольчугой, частью широким кожаным поясом со множество приспособлений-ножен (все они были пусты); его ляжки были обернуты дубленой кожей, прикрытой все той же кольчугой, а на ногах красовались размякшие охотничьи сапоги, стиснутые поножами из холкунской стали, такого качества, что на покупку их у всякого в Синих Равнинах, да и Великолесье ушла бы не одна жизнь.
Не веря глазам, людомар осторожно дотронулся до себя и резко отнял руку. То, чем он тронул броню само было заковано в кольчужку и кожу, усиленную широкими клёпками.
В изумлении подняв руки на уровень глаз, людомар в ужасе подпрыгнул. Его ног коснулось нечто твердое, громко загремевшее. Только тут он заметил, что с локтей его свисают веревки, на концах которых болтаются два странной формы щита. Они походили на узкие листья с заостренными кончиками.
Людомар поднял и их, внимательно рассматривая. Прошло несколько мгновений прежде, чем он в изнеможении опустился на прибрежную гальку. Сидеть оказалось не очень удобно, поэтому он стал снимать с себя экипировку.
Оголив торс, он окончательно впал в ступор. Тела, такого, каким он его помнил – молодым, упругим, легким – под кольчугой не оказалось. Он увидел перед собой не сухопарость охотника, но обрюзглость живота перемежающуюся с чрезвычайно развитыми руками и грудью. Людомар с удивлением ткнул пальцем в одну из грудей. Она походила на камень, сокрытый под небольшим мягким одеянием.
Сына Прыгуна вмиг обуяло то чувство, какое редко кому удается испытать. Он ощутил себя заключенным в тело другого существа. Бросившись к реке, он увидел в рябом отражении воды силуэт лица, сокрытого шлемом с железной накладкой, скрывавшей нос, рот и подбородок. Трясущимися руками он развязал шлем и снял его с себя.
