— Только тронь ещё раз и я подарю тебе букет гвоздик, — я отбросила его ладонь.
— Каких ещё гвоздик? — недоумевал Казанова.
— Тех, что в венок поминальный вплетают.
Олег оскалился, словно его забавляла эта моя напыщенная бравада. Хотя, чего уж… Точно забавляла. Он здоровый мужик и я сопливая девчонка, что тут грозит поминками.
— Так значит ты спишь с нашей приглашенной звездой? — он дыхнул неприятным и кислым ароматом виски.
— Какая он звезда, — решила пропустить первую часть вопроса, — написал парочку сборников рассказов и звезда…
Веревецкий вскинул бровь и его лицо стало похоже на древнегреческую маску. Только Помпеи не хватало мне тут.
— Он звезда не потому это написал парочку романов, как ты сказала, — для чего-то пустился в объяснения юрист. — Василий, в первую очередь, очень хороший журналист и рецензент. Во-вторых, его маленькое агенство, что продаёт курсы для начинающих писателей онлайн, уже заняло своё место в сотне самых перспективных. Ну и в-третьих, он один из первых заговорил о проблеме рекламных статей, как инструмента для продаж…
— Хватит, хватит, — затормозила собеседника я. — Ты так его расхваливаешь, что действительно схожу и пересплю с ним.
Я полюбовалась на вытянутую рожу Веревецкого и встала из-за стола. В моём амплуа исчезать с места сборищ ещё до того, как народ начнёт горланить песни и бить посуду. Тихой мышкой я прошмыгнула сначала в бар, потом в фойе ресторана, откуда и стала вызывать такси. Но не суждено. Олег нагнал меня возле гардероба, ещё до того как я успела забрать своё пальто. Он дёрнул меня за руку, причём очень больно.
— Алис, ну чего ты выпендриваешься? — алкоголь сделал своё коварное дело и отключил у мужика мозги. Я не боялась его, тем более не собиралась поддаваться на провокацию. Лишь стряхнула его ладонь. Попыталась.
— Олежа, чего ты ко мне прицепился? — воззвание к разуму мне никогда не удавалось. Я даже бывшего мужа не могла отговорить «выпить последний бокальчик на посошок». А тут незнакомый индивид. — Тебе баб мало? Вон у тебя весь отдел спит и видит тебя в постели.
— Вот именно, — вторая рука скользнула по моей талии, а меня передернуло. В конце концов, я не для такого вот случая целый год держала целибат, чтобы так безбашенно с ним расстаться, тем более в угоду непомерному эго. — А тебе все равно. Ты как неприступная крепость, которую лишь штурмом можно взять. Ну чего ты капризничаешь? Я не обижу…
Мой выдох был расценён как-то двусмысленно. Веревецкий потянулся своими грубыми лапами к моему лицу, но не успел и коснуться щеки, как ему на плечо легла мужская ладонь.
— Может потому что у этой дамы уже есть кавалер? — Вася насмешливо смотрел на опешившего юриста из-под своих очков. При этом умудрялся ненавязчиво отодвигать его от меня. С одной стороны я была рада его появлению, а с другой…. Спиридонов на голову ниже и минимум на двадцать кило легче. На что он рассчитывал впрягаясь в эту оглоблю, ума не приложу. Но в поединке взглядов олень одержал победу и Олежа, пробормотав ругательства под нос, толкнул меня и задев плечом Василия, зашагал в зал.
Мы остались стоять вдвоём. Немного сконфуженные. Я не знала куда деть руки, Вася, засунув свои в карманы брюк, рассматривал мою фатиновую юбку.
— Поехали, отвезу тебя домой, мечта маньяка, — предложил писатель, а я зачем-то согласилась.
В машине напряжение стало расти. Никогда за собой не замечала такой непроходимой глупости, что парочку дежурных фраз выдать не получается. Но все случается впервые: снег в мае, Италия в январе и отсохший мой язык. Вася не пытался разрядить обстановку, как мне думается, куда проще удалось бы разрядить револьвер. Так и ехали в молчании. Март опять перепутал компас и ещё днём весенне солнце разморозило часть снега, а ночью его намело в удвоенном размере. Почему-то вспомнилась верба. И апрельские капели, что невольно заставляют ощущать приближение тепла. И ещё подснежники. Они дикими стайками вспарывают суглинисто-чернозёмные проталины. Благоухают в лесах. Определено, весна подступает и ей не преграда даже метель.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Машина припарковалась возле подъезда. Молчание можно было резать напильником и ещё крошки бы посыпались. Спиридонов сосредоточенно делал вид, будто его все устраивает, только нервно барабанил пальцами по рулю. В свете ночных фонарей, тонкая печатка из черненого золота переливалась сполохами огня. Я засмотрелась. Потом поймала вопросительный взгляд своего спасителя и смутившись, отвернулась.
Тишина с Васей всегда была особой. Вот как сейчас натянутой, мутно-болотной, как застоявшаяся вода в вазе с цветами. Или благостной, когда он приезжал на обед ко мне на работу. Тогда она искрила оттенками серебра, как поталь на воздушных пирожных. А ещё была пьяняще дурманящей. В редкие вечера за ужином, когда каждый занят своим делом. С запахом эвкалипта и морозных узоров на стекле с деревянной рамой. И любая тишина с писателем не напрягала. Наверно, поэтому совсем не к месту я ляпнула:
— Кофе будешь?
— У тебя его нет, — печально отозвался северный олень, а я взбеленилась:
— Значит чай попьём! Вот что ты за человек, Вась? Вечно все оконфузишь!
Как я шваркнула дверью машины слышал весь дом. А Спиридонов, посмеиваясь, придержал меня на особенно скользком участке.
Пока поднимались на этаж, я трижды порывалась развернуть Спиридонова обратно восвояси. Сразу вспомнились развешанные стринги в ванной, упаковка йогурта, что так и стоит третий день возле кровати, собачье гуано, которое по закону подлости размажется под мужским ботинком. Заметив мои метания, Вася усмехнулся и предложил:
— Если у тебя и с чаем напряжёнка, согласен на вино.
А вот тут я была не согласна. Мы ещё не настолько… Точнее я ещё не так сильно благодарна, чтобы поить его вином. И это не правильно. А вдруг он подумал, что я на что-то намекаю. Или того хуже, что мои страдания это нервоз перед… Да нет. Это ж Вася. Он же умный. Злой и умный. Ага.
— Чем это у тебя так смердит? — повёл носом писатель, после щелчка дверного замка. Скинув в его руки пальто, я быстро пробежалась по квартире, ища следы преступления Ириски. Мин не было. Вернулась в коридор, где Вася развешивал на плечики верхнюю одежду и призналась:
— Это мимоза.
— Отвратительные цветы, — передернул плечами мужчина, а я воззрилась на него со священным ужасом.
— Только не говори, что мы повторяем сцену из «Мастера и Маргариты»… — я хлопнула включателем, чтобы зажечь подсветку.
— Я не настолько люблю Булгакова, — он прошёл в ванну и вымыл руки. Догнал меня на кухне, где я вытаскивала из запасов сыр, орехи, мёд и бутылку полусухого. — А вообще, зачем тебе столько цветов? Ты бабок на рынке оградила?
В голове всплыла картинка, где я зажимаю в ладони банку с солеными огурцами, тыкаю ей в спину пенсионерки и замогильным голосом требую: «Мимозу на стол или прощай пенсионный». Я хрюкнула, задавливая неуместный ржач и под прикрытием дверцы шкафчика, откуда вытаскивала сырные снеки, покаялась:
— Просто я очень люблю эти цветы.
Выглянула. Вася вертел в руках штопор. Так задумчиво, словно беличью кисть художник авангардист. А потом вернувшись в реальность, обронил скупое:
— А я ненавижу… Аромат нищеты.
Мы разместились в зале на диване. По разным сторонам. Словно два дуэлянта, разделённые вместо черты тарелкой с закуской. Символично коснулись пузатыми боками бокалов.
— Знаешь… — начал Вася, продолжая нелепый разговор о жёлтых цветах. — У бабули была квартира в центре. Старая, такая добротная сталинка на три комнаты с огроменной кухней и почти таким же холлом. А вокруг уже тогда новостройки. И дети такие же, пафосно неприступные. И я, сопливый тощий мальчишка, что не вливается в их компанию.
Он взъерошил волосы и откинул голову на спинку дивана. Пальцами поводил по ободку бокала, как будто решая, стоит ли дальше рассказывать. Я в своём пушистом платье с безразмерной юбкой притихла, боясь спугнуть воспоминания. Всё-таки как бы долго не были мы знакомы, но этот отрезок жизни писателя я не знала.
