Только к полудню наступило временное затишье. Грузовики уехали, и место для приема раненых опустело. Однако сильное нервное напряжение у санитаров долго не проходило.
Из палатки с флагом вышла стройная женщина. Она выглядела несколько иначе, чем медсестры или санитарки, и, судя по виду, была погружена в какие-то свои мысли. На ней был белый передник из клеенки. Мимо нее пронесли носилки, покрытые белой простыней. Женщина бегло взглянула на них. Прислонясь к туго натянутому канату палатки, она закурила папиросу. Быстро сделав несколько затяжек, снова исчезла в палатке.
Дядя Коля несколько раз посмотрел на свои карманные часы и вдруг заторопился. Он открыл острым кухонным ножом около пятидесяти банок мясной тушенки, предназначенной для каши. Джонни, обвязанный слишком большим для него передником, высыпал в котел содержимое консервных банок.
Тем временем к кухне стали подходить санитарки. Они по двое несли высокие гладкие бачки, которые повар доверху наполнял кашей с мясом. С небольшим бачком подошла и Ганка. Она выглядела бледной, ее маленькая белая шапочка, прикрывавшая волосы, сползла набок.
— Помочь тебе? — спросил Джонни, когда повар наполнил ее бачок.
Девушка провела рукой по лбу.
— Очень тяжелый день сегодня. Давно уже не было сразу так много раненых, — с горечью вздохнула она.
Джонни нагнулся к бачку, чтобы взяться за ручку. Ганка слабо отмахнулась:
— Не надо…
— Я смогу, — сказал Джонни. — Знаешь, я сегодня уже так много сделал: топил кухню, чистил овощи, даже у большого котла стоял. Если хочешь, я помогу тебе с бачком…
Вдруг он заметил на глазах у Ганки слезы. Он испуганно спросил:
— Что-нибудь случилось?
Ганка молчала.
— Уж не с Петей ли?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Среди раненых, — сказала она, — находится и товарищ Ешке.
Мальчуган непонимающе смотрел ей в лицо. Рукавом халата Ганка вытерла слезы и снова постаралась казаться равнодушной. Наконец Джонни понял.
— Эрнст Ешке, это — один из двух хороших немцев?
— Да.
— Я хотел бы его увидеть.
— Нельзя.
— Почему?
— Он тяжело ранен и все еще находится без сознания. Вон там, — она показала на палатку с флагом, у которой недавно стояла молодая, изящная женщина, — его сейчас как раз оперируют,
22
Любопытство Джонни.
В палатке для раненых.
Знакомство с Эрнстом Ешке.
У всех есть какая-то тайна…
У Джонни пробудилось любопытство. Кто же он такой, этот Эрнст Ешке? Что он вообще делает здесь среди русских солдат?
Джонни представил себе высокого, сильного, как медведь, человека, с черной бородой и сильным басом, который один мог бы увезти кухню дяди Коли. Желание увидеть этого немца становилось все сильнее. Чем больше он о нем думал, тем таинственнее он ему казался.
После еды Джонни помог вычистить большой котел; он наливал в него чистую воду и тер тряпкой. Когда дядя Коля вернулся в свою повозку, чтобы немного поспать, мальчуган стал прогуливаться вокруг кухни, все чаще посматривая на палатки. И не только из любопытства. Кажется, здесь было и что-то другое. Джонни немного завидовал незнакомому человеку, которого Ганка уважала и из-за которого даже плакала.
Под одним из фургонов Джонни увидел Трехногого. Он лежал вытянувшись, положив лохматую голову на передние лапы. Джонни осмелился и негромко позвал:
— Трехногий!
Собака подняла голову.
— Ну, иди же ко мне, иди!
Собака поднялась, не очень быстро, правда, но все же встала. Она отряхнула пыль с черной косматой шерсти и лениво зевнула. Затем она не спеша подбежала к Джонни, ткнула его своим влажным, блестящим носом и уставилась на него.
«Она слушается меня, — обрадовался Джонни. — Она позволила даже почесать жесткую шерсть на затылке». Джонни собрал опорожненные консервные банки, раскрыл перочинный ножик, который достался ему от Густава, и вынул им несколько маленьких кусочков мяса. Трехногий благодарно слизнул их с руки.
Через некоторое время дядя Коля слез с повозки, натянул гимнастерку и разгладил усы. Увидев Джонни, он поманил его к себе. Сунув руку под брезент, он достал две щетки с жесткой щетиной. Одну из них дал в руку Джонни и жестом позвал его за собой. Джонни, который впервые за многие дни почувствовал нечто вроде скуки, обрадовался предстоящей работе. На привязи возле деревьев стояло несколько лошадей. Повар подошел к одной из них и кивком головы указал мальчику на пони.
Джонни понял: он должен вычесать лошадку. Время от времени он посматривал на старого солдата и старался все делать, как он. Работа ему понравилась. От удовольствия пони стоял совсем тихо. Джонни, сильно нажимая, водил щеткой по шее и твердой, округлой спине, расчесывая гриву и длинный хвост.
Вечером наконец появилась Ганка.
— Пойдем, — позвала она Джонни и повела его к санитарной палатке. — Он перенес операцию, длившуюся больше часа.
Девушка быстро и легко шла к палатке.
— Я привела одного твоего земляка! — крикнула она, раздвигая брезент палатки.
Джонни вошел следом за ней.
Внутри палатка оказалась довольно просторной. Сильно пахло медикаментами. Здесь было полутемно и тихо.
Джонни увидел несколько железных коек. Две койки не были заняты, постельное белье сияло белизной на фоне зеленоватого брезента палатки. Когда Ганка отошла в сторону, он увидел двух человек. Один лежал вытянувшись на дальней койке и не подавал никаких признаков жизни. Он был почти весь в бинтах. Там, где должна была быть голова, виднелось похожее на шлем сооружение из бинтов и гипса с тремя отверстиями: два — для глаз и одно — для рта и носа.
Джонни стало как-то не по себе, так как он не мог понять, куда смотрит этот человек. Он повернулся к другому раненому, который лежал на койке рядом с входом в палатку. Голова этого человека, по шею укрытого одеялом, показалась ему большой, почти круглой и с толстыми ушами. Волосы на висках были с проседью. Лицо выглядело желтоватым и слегка одутловатым. На щеках и подбородке виднелась светлая щетина. Большие глаза, смотревшие из-под кустистых бровей в потолок палатки, казались усталыми.
— Товарищ Ешке! — позвала громко Ганка. — Ты слышишь?
Человек произнес, не поворачивая головы:
— Слышу.
Голос у него был звучный и приятный. Девушка поправила ему одеяло.
— Тебе хорошо лежать?
— Как на седьмом небе.
Он немного сдвинул одеяло и попытался сесть.
Джонни увидел, что правая рука Ешке была забинтована, повязка доходила почти до самой шеи. Через расстегнутый ворот рубашки было видно, что и грудь его также туго перебинтована.
— Так кого же ты ко мне привела? — спросил он.
— Одного твоего земляка. Я уже говорила тебе о нем,
— Да? — Ешке рассматривал мальчика. Взгляд его оживился.
— Здравствуйте… — пробормотал Джонни смущенно.
— Откуда ты?
— Я и сам не знаю точно, — ответил мальчуган, — вот уже несколько дней как блуждаю.
— Но ведь где-то у тебя есть дом, не правда ли?
— Он из Берлина, — ответила за Джонни Ганка.
— Берлин, — задумчиво произнес Ешке и откинулся на подушку. Вдруг он процедил сквозь зубы: — Берлин, черт бы его побрал! — И сильно закашлялся.
— Только не надо волноваться, — стала успокаивать его девушка, — тебе это вредно!
— Ты права, дорогой товарищ, — тихо и сдавленно сказал Ешке, — но Берлин… Кажется, можно было доплюнуть, так близко я был от него. И вот теперь я лежу здесь!
— Разве ты опять был на той стороне? — спросила Ганка.
Ешке кивнул.
— Фашистов ты никогда не переубедишь. — Выражение лица у Ганки стало суровым.
Раненый попытался было глубоко вздохнуть, но остановился на полувздохе и задышал короткими и быстрыми рывками.
— Фашистов мы не переубедим, но других…
Видимо, для того чтобы переменить тему разговора, девушка спросила:
— Где тебя ранили?
— В нескольких километрах перед Эркнером.
— Оттуда далеко еще до Хеннингсдорфа?
Джонни подумал: «Опять она спрашивает об этом Хеншшгсдорфе…»
— Уже не далеко, — произнес Ешке с закрытыми глазами.
— И когда, по-твоему, мы займем его?
Раненый молчал. Его грудь беспокойно вздымалась и опускалась. Девушка продолжала теребить одеяло. Затем она прошептала:
— Сейчас мы оставим тебя в покое.
Джонни показалось, что Ешке слабо кивнул головой. Тихо, без лишнего шума они вышли из палатки.
— Врач извлекла у него три пули, — объяснила девушка, когда они снова оказались среди деревьев, — а одна все еще сидит в легких.
Они медленно удалялись от палаток. Джонни, которого заинтересовал этот человек, спросил:
