«Вот скандал был бы, — подумал Джонни, — если бы раненые остались без обеда! — Он немного гордился тем, что успел вовремя. — Куда только смотрел дядя Коля? Спал он, что ли?» Джонни осмотрелся вокруг: нет ли где-нибудь лопаты, чтобы зарыть выброшенные головешки и угли, которые дымились на покрытой хвоей земле. Он пошел за лопатой, которая была прикреплена к передней стенке повозки, и увидел тетю Дашу. Автомат висел у нее на ремне за спиной. Санитарная сумка снова была туго набита. Быстро и не оглядываясь, она куда-то шла.
«Ну ясно, — подумал Джонни, — они с поваром так разговорились, заболтались, что даже забыли о кухне!» Он бросил несколько лопат земли на дымящиеся головешки.
Санитарка направлялась не к палаткам, как предполагал Джонни, а к фургонам. Это его заинтересовало, и он старался не упустить ее из виду. Она дошла до последнего, стоящего в стороне фургона, отвела брезент в сторону и заглянула внутрь. И тут Джонпи вспомнил о словах Эрнста Ешке: Петя скрывается недалеко отсюда. Теперь у Джонни уже не было в этом никакого сомнения.
Больше всего ему хотелось вскочить и побежать туда, но там тетя Даша. Что она там делает, нельзя было понять. Может быть, она дает Пете лекарство? Санитарка оставалась у повозки еще довольно долго. Когда она наконец отошла от нее, обед был уже готов.
К кухне потянулись санитарки с бачками и кастрюлями. Только после того как обед был роздан, наступила тишина.
Джонни вдруг почувствовал, как кто-то погладил его по голове. Обернувшись, он увидел дядю Колю, который по-дружески похлопал его по плечу, а затем кивком головы указал на кухонный стол. На нем стояла фарфоровая супница с золотыми украшениями и с отбитой ручкой с одной стороны. Она была до половины наполнена супом. В середине плавал толстый, розовый кусок вареной колбасы.
— Это мне? — спросил Джонни.
Повар утвердительно кивнул головой.
Джонни обрадованно хмыкнул. Вдруг его осенила идея. Он провел пальцем почти по самому краю супницы, показывая, что ее надо долить до краев.
— Больше, — попросил он, — до этих пор!
Дядя Коля ухмыльнулся. Половинки его рыжих усов разлетелись при этом, как крылья птицы. Однако он все же добавил в супницу еще один черпак.
Джонни пожал плечами и недовольно скривил рот. Он показал пальцем на колбасу, затем поднял руку и выставил большой и указательный пальцы.
— Два, — сказал он, — два куска, а не один.
Повар удивился еще больше. Сдвинув пилотку на лоб, он почесал затылок. Затем несколько раз укоризненно покачал головой и произнес что-то вроде «ой-ой-ой!».
— Это ведь не только для меня, — с улыбкой начал объяснять старому солдату Джонни. — Это ведь и для Пети. — И он указал рукой на стоящий у опушки леса фургон.
Дядя Коля задумчиво смотрел на Джонни и некоторое время молчал.
— Петя, — тихо произнес он и кивнул головой. Затем он погладил Джонни по голове и еще раз сказал: — Петя.
26
В убежище.
Джонни вспоминает о своей жизни.
Серьезная игра.
«Вы мне понравились».
Повозка была до краев завалена сеном, а сверху на нем расстелено несколько шерстяных одеял. Петя лежал на боку, подложив одну руку под голову. Пилотка с маленькой красной звездочкой сползла набок. Дышал он тихо и ровно.
Джонни осторожно забрался в фургон и поставил супницу глубоко в сено, чтобы еда подольше не остыла. А сам сел рядом со спящим Петей и задумался.
Два года назад, нет, уже целых три года, мама сильно плакала, когда узнала, что отец пропал без вести где-то в России, зимой.
На следующий год не стало бабушки и дедушки. Дедушка болел. Еще с прошлой войны у него остался осколок в спине. Поэтому дедушка все время лежал в постели, а бабушка ухаживала за ним. Она не покидала его даже во время воздушных налетов. Когда дом разбомбило, они с мамой нашли под обломками часы. Они всегда висели на кухне. Маленькая стрелка остановилась на трех часах. Бомба разорвалась ровно в три часа ночи. Бабушка и дедушка, а также все, кто был тогда в подвале, погибли…
Как ни странно, часы еще оказались исправными. Их подарили потом дяде Альфонсу и тете Клерхен, а потом эта ужасная бомбежка. С неба сыпались зажигалки. Часы бабушки и дедушки сгорели. Сгорели также и дядя Альфонс и тетя Клерхен…
Воздушные налеты объявлялись все чаще. Поэтому они с мамой почти не спускались в подвал под домом, а ходили в бомбоубежище на Силезском вокзале. Там могли разместиться не менее тысячи человек. Только до вокзала было немного далековато, более полкилометра. Когда сирены возвещали о воздушной тревоге, им нужно было бежать со всех ног, чтобы поспеть вовремя. Иногда сирены молчали, так как не было электротока. Тогда никто не знал, вражеские бомбардировщики находятся над городом или еще нет.
Однажды налет застал их днем прямо на улице. Они вбежали в один дом и спустились в подвал. Там было темно. Горела лишь одна свеча. Скоро Джонни различил там много людей. Едва за ними закрылась железная дверь, как началась бомбежка. Странное чувство испытывает человек, когда сидит в подвале и слышит, как на землю падает бомба. Она издает такой рев, будто совсем рядом мчится скорый поезд. И пол колеблется. И уши закладывает. На этот раз рев, колебания пола и давление на уши были беспрестанными. Свеча упала. Послышались крики. Одна женщина громко молилась. Что-то ударило Джонни в ногу. Это была детская коляска, которая покатилась по полу. И вдруг сразу стало светло. Но это не свет загорелся, нет: в стене появилась широкая трещина, и через нее можно было видеть яркое желтое пламя. Людей сбросило на пол. Сверху посыпались камни. Через трещину в стене пошел густой дым. Скоро все начали кашлять. На полу появилась вода: разорвало трубу, которая поднималась все выше. Мама рассказала потом, что они еще много часов лежали засыпанные в этом подвале. На следующий день их откопали. Джонни поместили в больницу, так как он сильно отравился дымом. Тогда мама сказала: «С тебя хватит, Джонни, ты должен уехать из Берлина, все равно куда».
Петя перевернулся на спину, сжал кулаки, вытянул руки вдоль туловища.
— Эй, — негромко позвал Джонни, — ты уже проснулся?
Петя приоткрыл глаза.
Джонни наклонился над ним и легонько тронул его за нос.
Петя сморщился. Вдруг он оттолкнул Джонни и засмеялся. Джонни бросился на него. Они обхватили друг друга руками, стали барахтаться, сопя и кряхтя. На этот раз Джонни оказался сильнее: три дня отдыха и хорошее питание придали ему силы. Однако он не воспользовался своим преимуществом. Каждый раз, когда он чувствовал, что одолевает Петю, он поддавался, позволяя пареньку перевернуть себя на спину.
— Хватит, — сказал наконец Джонни, совершенно запыхавшись.
Но Пете борьба, видимо, доставляла большое удовольствие.
— Хватит, я сдаюсь!
И еще раз покатились они от одного края повозки к другому.
— Послушай! — уговаривал Джонни. — Так мы можем опрокинуть еду!
Наконец Петя остановился.
Когда оба наелись и успокоились, Петя вылез наружу.
Джонни с любопытством последовал за ним. В нескольких шагах от повозки он увидел небольшую площадку, посыпанную светлым песком. На ней были поставлены маленькие домики, сделанные из коры, проложены улицы и дороги, а еловые шишки, воткнутые в песок, изображали деревья; мох и лишайник, окаймленные вертикально воткнутыми палочками, изображали сады и огороды. Здесь же находился маленький колодец, сделанный из веточки в виде вилки, на которой лежала палочка длиной с палец.
— Да это же настоящая деревня! — удивился Джонни, обходя площадку.
Петя молчал.
— Это все ты построил?
Петя кивнул.
— Как у тебя здорово получается!
Джонни вдруг захотелось расширить эту деревню.
— В деревне должна быть также главная улица, вымощенная камнями.
Он стал искать камушки, которыми можно было бы выложить одну из улиц.
Петя, который быстро заразился намерением Джонни, тоже стал собирать камушки в свою пилотку.
— А теперь сделаем пруд, а в пруд должен втекать ручей.
На окраине деревни Джонни провел ладонью по песку широкую дугу. Из маленьких щепок они соорудили два моста и несколько переходов. Здесь должны плавать пароходы. Джонни нашел кусок толстой коры, достал ножик Густава и стал вырезать маленький пароходик.
Пете, кажется, понравилось это изделие. Он долго рассматривал пароходик, а потом вдруг положил его себе в карман.
— Это же для нашей деревни! — запротестовал Джонни.
Однако Петя пароходик не отдал. Он достал из кармана гильзу патрона, которая вытерлась до такой степени, что блестела, как золотая, и протянул ее Джонни.
— Ты хочешь оставить себе пароход? Поменяться на это? — Джонни подбросил гильзу на ладони. — Можно было бы и не меняться. Я могу вырезать тебе еще десяток таких пароходиков. — Однако он все же положил гильзу в карман. — Сейчас мы проложим еще и железную дорогу.
