Наутро, едва солнце поднялось над лесом, поселяне проводили музыкантов до опушки. Ния пошла вместе со всеми. По дороге они с Тимом держались за руки, и мальчик сперва пытался уговорить ее пойти с ними, потом просто молчал, крепко сжимая ее ладонь уже не по-детски сильными пальцами. Прощаясь, Ния обняла своего давнего друга, товарища по играм и забавам, с которым столько пережили вместе в заповедном лесу, и на глазах выступили слезы. Девушка старалась спрятать их, чтобы Тим не заметил, и часто-часто моргала, но одна непослушная слезинка все-таки скользнула по щеке, оставив блестящий след.
Подошел попрощаться и Лаэрт. Он ждал, пока девушка отпустит Тима, и когда Ния выпрямилась и, проведя ладонью по влажной щеке, посмотрела на него, вдруг шагнул ближе и на одно короткое мгновение сжал девушку в крепких объятиях. Ния успела только удивиться и услышать сказанное шепотом предупреждение:
— Будь осторожна.
Они ушли. Поселяне провожали взглядами фигуры мужчины и мальчика, идущих через зеленый, укрытый сочной травой луг, но вскоре путники скрылись за пушистыми сосенками, обрамлявшими пастбище, и жители Луга вернулись обратно в поселок.
* * *
Достаточно пологая тропка иногда прерывалась каменистыми насыпями, по которым скользили подошвы. Тим старался идти осторожно, потому что нога вдруг снова напомнила о себе, и мальчишка слегка прихрамывал. Его спутник приостанавливался, замедляя шаг, потом предложил:
— Может, вернемся? Если нога еще болит…
— Нет, это с непривычки, — возразил Тим. — Скоро пройдет.
К вечеру спустились в небольшое подгорное село и попросились на ночлег. Хозяйка с радостью приняла музыкантов, и те, в благодарность, сыграли для нее и родни, а Тим пел, забыв о больной ноге, довольный, что у него снова есть слушатели.
Ранним утром поселок был разбужен тревожным зовом рожка. Выставленная на окраине охрана, беспрепятственно пропустившая двоих путников, сомкнулась, к ней присоединились простые люди, вооруженные кто чем. За последний год почти у каждой семьи оружия прибавилось, кузнецы отдавали поселянам выкованные мечи и задешево, если претенденты доказывали свое умение владеть подобным оружием. Луки же и подавно мастерили едва ли не в каждом доме, и хотя не все они были хороши, но зато число вооруженных людей возросло.
Собравшись по тревоге, люди долго ждали, не спустится ли с гор отряд, запримеченный дозорным, но солдаты, видимо, не решились вступать в бой.
У Лаэрта не было другого оружия, кроме гуслей и скрипки в старом чехле, но он вместе со всеми вышел на край поселения и долго смотрел вверх, туда, где неподалеку от горного луга поднимался густой столб дыма.
— Что там? — мальчик неслышно подошел сзади. Лаэрт не спешил отвечать, вглядываясь в утренний туман, потом обернулся.
— Тим, мне надо вернуться туда, — сказал он. — Подождешь меня здесь?
— Что? — глаза мальчугана стали круглыми от удивления и обиды. — Нет, я с тобой пойду.
— Тим, послушай, — Лаэрт наклонился, заглядывая Тиму в лицо, — у тебя все еще болит нога, а мне надо спешить. Я обещаю, что вернусь за тобой так скоро, как только смогу.
Мальчик упрямо покачал головой.
— Я оставлю тебе свои гусли, — пообещал Лаэрт, — чтобы ты не скучал и учился понемногу. Когда придем в Саверну, будешь играть не хуже меня.
Теперь Тим выглядел совсем несчастным и расстроенным. Уже понимая, что Лаэрт сделает так, как сказал, мальчик попытался возразить:
— Я не хочу оставаться! Я хочу пойти с тобой. А вдруг что-то случится? Вдруг ты не вернешься?
Лаэрт улыбнулся и, протянув руку, похлопал Тима по плечу.
— Вернусь.
Обратный путь выматывал, особенно когда идти приходилось по мелким камням. Лаэрт спешил. За плечом в старом футляре — скрипка, в сумке чистая рубашка да совсем немного еды. Тропинка вела его вверх слишком медленно, и под конец музыкант, окончательно выбившись из сил, замедлил шаг. Много дорог исходил он за свою жизнь, но вот так лететь вгору еще не приходилось.
Уже совсем стемнело, когда Лаэрт вышел тропой к недавно покинутому им поселку под названием Луг. Он остановился у кострища, растерянно оглядываясь по сторонам. Вокруг — ни души. Несколько домов еще тлеют после пожара, но к счастью на лес огонь не перекинулся.
"Значит, люди ушли из поселка"… Присев на широкое бревно, Лаэрт понемногу приходил в себя после стремительного подъема. Стук в висках еще мешал прислушаться, но музыкант был уверен — рядом никого нет. Пусто. Даже птиц — и тех едва слышно.
Когда взошла луна, Лаэрт поднялся и в ярком серебристом свете принялся ходить между домов. Бросались в глаза многочисленные полукруглые отпечатки подков: у поселян не было столько лошадей, да и не ходили они свободно по поселку. Вывод напрашивался один — здесь побывали солдаты.
Лаэрт пошел вдоль цепочки особенно четких следов и остановился на границе леса и луга. Здесь не было теней, и луна в ясном небе давала достаточно света, чтобы увидеть широкий след конного отряда, пересекающий открытое пространство. Чуть выше — такой же след, но полукруглый отпечаток подковы изогнут в обратную сторону — здесь отряд возвращался.
Надеясь, что солдаты не успели догнать поселян и возвращались ни с чем, Лаэрт пошел по первому следу. Редкие тучи, проплывавшие по ночному небу, изредка скрывали луну, и тогда, пройдя несколько шагов, Лаэрт приостанавливался, всматриваясь в темноту, чтобы не сбиться со следа. Он пересек луг и снова вошел в лес. Здесь тени мешали, да и отпечатки становились все менее четкими. Пройдя еще немного, музыкант остановился и, пристроившись между корней дерева, прикрыл глаза, пытаясь уснуть. Всего несколько часов оставалось до рассвета, их нужно было переждать, да еще и отдохнуть после подъема — неизвестно еще, что принесет завтрашний день. Но сон не шел, и Лаэрт еще долго смотрел на небо в просвете между ветвей, а задремал лишь ненадолго и с первыми лучами восходящего солнца снова был на ногах.
В лесу идти по следу было труднее, но довольно многочисленный отряд изрядно истоптал землю, помял и поломал ветви. Странно, что ехали всадники не широкой полосой, а цепочкой шириной в два-три человека, словно не собирались прочесывать местность, а точно знали направление: либо еще видели впереди преследуемых, либо вел кто-то…
Ближе к полудню след пришел к подножию высокой желтой скалы. Тень деревьев стала менее густой, позволяя весеннему солнцу выращивать веселые цветочки, которые выглядели на фоне камней яркими каплями краски. Здесь след, по которому шел Лаэрт, и обратный слились в одну полосу. А рядом с цветами на камнях виднелись бурые пятна, медленно выгорающие под жаркими лучами.
Внезапно дыхания коснулся странный запах, в котором чувствовалась кровь. Лаэрт замер на секунду, и тут же ускорил шаг, почти побежал по желтоватым в реденькой траве камням. Миновав широкую бугристую глыбу, он остановился как вкопанный и медленно повернулся.
Прислонившись к камню спиной, сидел человек с длинными темными усами и бородой — один из жителей Луга. Его одежда вся залита кровью, но глаза открыты, и взгляд их, вполне осмысленный, устремлен на музыканта.
Лаэрт опустился на корточки рядом с ним, но прежде, чем успел хоть что-нибудь сказать, поселянин прошептал:
— Твоя помощь мне уже не понадобится. Да им тоже…
Бородач повернулся, и, проследив за его взглядом, Лаэрт не сразу заметил неширокую расселину между камней, скрытую скалистым выступом и деревцем, нижние ветви которого были почти все сломаны, причем совсем недавно. Вскочив, музыкант бросился туда и, когда просторная пещера открылась его взгляду, замер на границе света и тени, не решаясь сделать шаг вперед.
Солнце светило в спину, а в лицо дышала сырая прохлада, пахнущая смертью. На холодном полу лежали люди, застывшие в разных позах, раскинув руки, защищая друг друга от ударов. И как-то сразу становилось понятно, что живых среди них не найти, но Лаэрт ходил между ними, вглядываясь в лица, трогая запястья, проверяя пульс. Иногда ему мерещилось слабое движение, но каждый раз надежда сменялась разочарованием.
Наконец, с серым, как дешевая бумага, лицом, Лаэрт выполз из пещеры и упал на землю рядом с раненым бородачом.
— Я же говорил, — прохрипел тот, — им уже не поможешь.
Музыкант обернулся, внимательно посмотрел на своего собеседника и, поднявшись, снова побрел к пещере. Вернулся он быстро с ворохом тряпок, когда-то служивших одеждой. Не слушая слабых возражений бородача, он взялся за перевязку. Раны поселянина действительно оказались столь серьезны, что практически не оставалось надежды на выздоровление. Новую попытку отговорить его от оказания помощи Лаэрт прервал вопросом:
— Где остальные?
— Их увели солдаты. Всех, кто остался жив.
