Тёрн с интересом смотрел на колесо обозрения. Попробовал сахарную вату. Прокатился на речном трамвайчике. Но река ему не понравилась. Посмотрев на пластиковые бутылки в камышах и прочую плавучую (нетонущую) гадость, он только покривился.
– И вы в этом купаетесь?
Я покачала головой.
– Здешнее правительство рассуждает примерно так. Я – не купаюсь. Мне жизнь дороже. А за остальных я не отвечаю, ведь так?
– Вот потому у вас и такой бардак. У нас бы…
– Да. У нас бы такое правительство в этой реке и на плывучесть проверили. Правда ли, что оно – не тонет?
– Думаю, что ваше – не потонет. А куда идет трамвайчик?
– В Треухово.
– То есть?
– Местный святой источник.
– Святой источник?
– Ну да. Я не помню, что там о нем присочинили и как. Но объявлено, что это святой источник. Построили церковь, повесили иконы, соорудили купальню, в которой, по утверждению монахов, можно излечиться от всех болячек – от простатита до гонореи.
– Правда?
– Брешут. Но убедительно.
– А люди верят. Я сейчас читаю тех, кто едет рядом с нами. Они хорошие.
Я улыбнулась.
– Милый, у нас, в мире техники, хороших людей намного больше, чем плохих. Просто нам так везло, что мы видели больше подлецов. Или им так не везло? А люди в большинстве своем… они скорее такие, как здесь. Добрые. Веселые. Немного бестолковые. Но не желающие другому зла.
– Это верно. Хороших людей всегда больше. Но подлецы деятельнее.
– И почему так? Ты не знаешь?
Муж улыбнулся. Загадочно и чуть растерянно. Как это – я не осознаю такой простой истины?
– Ёлочка, это же просто. Почему зло деятельно? Да потому, что его мало! Вот оно и стремится укрепиться, сохраниться, нагадить, оставить потомство… Его мало. Ничтожная капля. И если оно не будет активным – его просто уничтожат. Растворят, как бочка воды – ложку соли. И даже не заметят.
– Хотелось бы в это верить.
– Верь. Я твердо знаю, я ведь читаю мысли. А с тех пор как ты рядом со мной – я могу делать это без опаски. Я с тобой счастлив.
– Даже несмотря на все, что нам пришлось пережить?
Тёрн фыркнул. Зарылся лицом в мои волосы, на радость всем, кто глазел с соседних сидений.
– Ёлка, я так рад, что мы встретились. Даже несмотря на все пережитое – я рад.
– И я тоже. Когда я думаю, что мы могли не встретиться, – сердце замирает от ужаса.
– И у меня. Я тебя люблю.
– Я тебя люблю.
Эхо? Или одна мысль на двоих? А, какая разница? Главное, что это – наша мысль. И наша любовь. Разве мало?
Очень много.
Речной трамвайчик причалил, и девушка-экскурсовод хорошо поставленным голосом объявила:
– Уважаемые пассажиры. Ровно через час мы двинемся в обратный путь. Прошу вас не опаздывать. Сейчас два часа дня. В три часа мы будем ждать вас на борту. Тем, кто задержится, придется возвращаться своими силами.
– М-да. У нас бы так не поступили, – в который раз заметил Тёрн.
И я поняла, что меня это не раздражает. Действительно. У нас – по-другому.
Я уже считаю мир магии своей родиной. И не смогу жить без него. Боевой маг. Здесь могут жить врачи. Могут стихийники. Но не я. Мне самое место – там. И…
И моим детям тоже. И родить своих детей я хочу от Тёрна. От элвара, который знает, что такое любовь, честь, порядочность, который выше всего ставит долг перед своей страной. Который жизнь готов отдать для меня и за меня. Которого я люблю.
Святой источник нас так и не дождался. Пока все шлялись по церкви (вот уж что везде одинаково) и купались в сомнительной чистоты водичке, мы удрали чуть ниже по реке и нашли там подходящий пляж, скрытый камышами. Не для купания.
А что?
Глава 7. Если это не засада, то чего еще вам надо?
На третий день отдыха, собираясь пойти от родителей к себе на съемную квартиру, я внезапно замерла перед дверью в комнату братца. Оттуда доносились возмущенные голоса.
Рядом так же настороженно прислушался Тёрн.
– Хочешь, я ему ноги переломаю!
Голос из комнаты брата привлек мое внимание. Это кому это Гошка собрался ноги ломать?
– Ты что! Ты же сам еще учишься! Не смей!
– А что ты будешь делать?! Терпеть эту падлу?! Да перейду в другой университет! Всего делов!
– Тюремный?! Гошка, не смей! Зачем я тебе только это рассказала?!
– Еще бы ты не рассказала! С такими-то…
Подошедший сзади Тёрн положил мне руку на плечо. И приподнял бровь, показывая глазами на дверь.
– Это и есть проблема брата?
– Да. И лучше с ней разобраться сейчас.
– Почему?
– Судя по его эмоциям, он уже на взводе. И дальше лучше не будет.
Я кивнула и толкнула дверь. Не заперто. Прелесть какая! Гошка, сидя на кровати, утешал симпатичную девушку в ярком платьице. При виде меня с элваром за плечом он покраснел и постарался сверкнуть глазами. Получилось откровенно плохо.
– Слушай, ты не могла бы…
– Не могла бы, – оборвала я его. – Ты собираешься наворотить глупостей. И мой долг – вправить тебе мозги. Или их остатки.
– Чего?! – Гошка начал подниматься с дивана. Не закончил. Рука элвара, тяжело опустившаяся ему на плечо, отбила всякую охоту к спорам. Тем более что дражайший супруг мастерски попал пальцами в нервный узел.
– Того. Рассказывайте, в чем проблема?
– Лёль, отвали, – чуть спокойнее начал Гошка. – Ты приехала и уехала, а нам тут жить. Это тебя не касается…
– Проблемы моей семьи автоматически касаются меня, – отрезала я. – И не смей называть меня Лёлей. Зови как все, Ёлкой. Ферштейн?
– А проблемы моей жены – это мои проблемы, – добил Тёрн. – Так что рассказывай. Что такого произошло у девушки?
Девчонка хлюпнула носом. А ведь малявка еще. Лет двадцать?
Гошка еще немного посверкал глазами – и сдался. И посыпались горохом из дырявого мешка слова.
История была проста как мычание и так же незатейлива.
Лида училась в университете. И принадлежала к породе книжных девочек. В чем-то почти как я. Только я всегда была огородным пугалом. И меня это устраивало. А Лида умудрилась как-то внезапно расцвести за один год. Так получилось. Внезапно появилась грудь, глаза, пушистой волной улеглись волосы, а заодно прорезался и вкус к коротким юбкам и ярким платьям.
А почему бы и нет?
Королевой курса она не стала. Лида, как и раньше, обожала книжки, компьютеры и математику, приходя в восторг от теоремы Ферма и мечтая когда-нибудь доказать ее. Единственное, теперь она выглядела не как среднеполое страшилище в джинсах, а как привлекательная девушка. С Гошкой же их связывала долгая дружба, основанная на любви к детективам. Им нравился этот жанр, и они обожали находить все новые тома, читать и соревноваться – на какой странице угадают убийцу. Ребята учились вместе, Гошка собирался идти по стопам отца, Лида – поступать в аспирантуру…
Все рухнуло в один момент.
Путь на экран лежит через диван? Возможно. Но вроде бы путь в аспирантуру лежал через библиотеку… Ан нет!
Я слушала и чуть ли не шипела от ярости. Мерзавцы! В мире магии такое практически невозможно. Почему? Ну-у… каждый студент Универа – это весьма опасное существо. Жестокое, кусачее и с богатой фантазией. А до чего сам не дойдет – братья по разуму подскажут. Поэтому у нас происходит быстрый отсев некачественных преподавателей. Вот как с Эйнаром. Давно б уволили недоумка, да рога ценные. Но если что – ему директор пообещал своими руками оторвать все, что не нужно для преподавания. И голову в том числе.
В обычном же учебном заведении…
Это тоже дело опасное. Каждый ученик в любой момент может обратиться к телепату. И будет сластолюбцу полный привет. В смысле – крепкий пинок под филей. Да еще неслабую компенсацию заставят выплатить в пользу пострадавшего. А уж если рядом окажется кто-то из оборотней или элваров… или тех же эльфов…
Грибы на ушах, щеках и лбу, складывающиеся в выразительное эльфийское «Хайт», – еще не самое плохое, что может случиться с насильником. Оборотни и откусить могут. Ненужное для жизни, ага… А элвары вообще убивают. Медленно.
В мире же техники студентки оказываются практически беззащитны. Даже если находится одна смелая девчонка, которая пытается оторвать насильнику все возможное или жалуется на него в милицию и паразита ловят на месте преступления, – все равно идет гнусный запашок. То ли она украла, то ли у нее украли, но история-то была…
Уехать Лида не могла. Старенькая бабушка, мать-учительница, отец, растворившийся в неизвестности, – девчонка уже сейчас подрабатывала и вносила свой вклад в семейный бюджет. Да и бросить мать одну, с бабушкой, больной Альцгеймером, не могла. Это значило фактически убить обеих.