— Ты посмотри, за нами притащился!
Энунд обернулся и увидел у столба с большими проржавевшими весами варнского юношу, с которым Агнару довелось повозиться на пустыре торговой площади. Кандих смотрел на хирдманнов зовущим взглядом.
— Спроси, чего ему нужно, — проворчал кузнец недовольно. — Неужели недополучил от меня тумаков?
Энунд подозвал варна пальцем. Тот нерешительно приблизился и, украдкой оглядевшись по сторонам, зашептал порывистым голосом:
— Возьмите меня с собой!
— Похоже, я слишком сильно приложил тебя об землю, — хмыкнул Агнар. — Теперь в башке у тебя тьма.
— Вы не пожалеете, — настаивал юноша. — Али-Касар теперь все равно не даст мне жизни. Я горбачусь на него, как последний раб, а он обращается со мной, как с собакой. Но я воин! Мой род — один из самых древних в Сомбатхее. Мой дед Мадар приехал в Собматхей, приглашенный самим кованом, и занял важное место при дворе, а отец мой вступил в гвардию тудуна. Он отличился в битве с ромеями. Я сам трижды ходил в походы!
— Какой же ты воин, если позволяешь торговцу собой помыкать? — Энунд скривил губы в презрительной усмешке.
— Я обязан Али-Касару, — пояснил Кандих. — Если бы не он — меня разорвали бы лошадьми или посадили на кол. Я бежал из Сомбатхея, спрятавшись на его суфуне. Вся городская стража сбилась с ног, пытаясь меня отыскать. С тех пор — я в неоплатном долгу перед купцом и вынужден служить ему за хлеб и воду.
— Что же ты натворил такого, что тебе пришлось уносить ноги из варнской столицы, поджав хвост?
Кандих опустил глаза, хитро поблескивающие из-под век.
— Соблазнил дочь тудуна.
Хирдманны рассмеялись.
— Да ты и впрямь парень отважный, — Агнар одобрительно покачал головой.
— Возьмите меня на свой корабль, — повторил свою просьбу Кандих. — Я вам пригожусь. В южных землях я уже бывал.
— У нас все решает ярл, — неопределенно ответил Энунд. — Как он скажет, так и будет.
Хирдманны еще раз оглядели варна с головы до пят.
— Ладно, — вдруг тряхнул бородой Агнар. — Видно, малый ты не промах. Подучить тебя слегка, и в бою не дашь недругу спуску. Обожди здесь. Я сам замолвлю за тебя слово перед Олавом. Может тебе и повезет…
Когда приятели отыскали Медвежью Лапу, тот сидел на своем большом кованном сундуке, положив обе руки на рукоять меча, ножны которого упирались в доски судового настила. Ярл был хмур. Три горизонтальных складки, перечертившие его лоб, говорили о том, что он погружен в какие-то невеселые раздумья. Выслушав Агнара, Олав начал ругаться.
— Мачты и реи Нагльфара[83]! Вы что же, хотите превратить «Руку Победы» в приют для бездомных бродяг? Мало мне одного попутчика, которого навязал Сбыслав!
— Рогдай уже принес нам пользу, — напомнил Энунд. — От варна мы тоже можем поиметь толк — он недурно машет клинком.
Олав, поднявшийся было с сундука, опустился на него снова.
— Клянусь потрохами Сэхримнира[84], если мы и дальше будем собирать по пути весь сброд, моя дружина станет настоящим посмешищем, — пробурчал он в усы.
— Мы никогда так далеко не заходили на юг, — Агнар говорил примирительно. — Люди, которые знают здешние края, вряд ли будут нам лишними. Так я размышляю. Ведь на кривичей надежды нет.
— Боги смеются надо мной, — Олав только вздохнул. — Будь по-вашему. Но учти, Земляная Борода, если этот варнский парень мне чем-то не угодит — велю сбросить его за борт на корм рыбам. Без всяких разговоров.
— Справедливо, — согласился кузнец, поторопившись уйти с глаз ярла и утянуть за собой товарища.
— Иди, скажи варну, — шепнул он Энунду, — что мы отходим завтра утром. Пусть постарается улизнуть из-под носа своего купца и ждать на пристани. Похоже, судьба улыбнулась ему во второй раз.
— Как знать, — почему-то пожал плечами молодой хирдманн. — Только Отцу Богов известно, что ждет нас в этом странном походе и чем завершиться путь каждого из нас…
Глава 8. В Урочище Трояна
— … Полон гнева благородный Тор Не сыскав спросонья молот верный В сети турсов[85] угодил доверчивый герой Жертвой Трюма стал хранитель Асов тверди…
Драконы шли вдоль речных берегов, а распевный голос Бови Скальда, доносившийся с «Волка Бури», словно стелился по водной глади. Хирдманны налегали на весла, вестовые неусыпно взирали вдаль, отслеживая каждый поворот Великой Реки, то дробившейся узкими протоками, то вновь составляющей единое полотно, завораживающее своей необъятной ширью.
Трюмы были загружены провизией, в порту Смоляной Вежи даже успели подновить облупившуюся краску на корме «Руки Победы». Теперь команда Хегни Острия Секиры увеличилась еще на одного человека, что совсем не радовало бывалого рубаку. И если Рогдая он принял со сдержанной снисходительностью, то Кандиха невзлюбил сразу. Однако с Олавом старина Хегни предпочитал не спорить. Только лишь отослал варна с глаз долой, заставив заниматься заведомо бессмысленным делом — сидеть под «старухой», как назывался скрепляющий шпангоуты чурбан, в который была встроена мачта, и следить за натяжением поддерживающих ее вант.
Когда в полдень встали на привал, рядом с лагерем обнаружилось небольшое озеро. Внимание воинов привлекли зычные голоса. Было слышно и мужчин, и женщин. Тянуло дымом кострища.
— Что это? — услышал Энунд вопрос ярла, обращенный к Торопу.
— Праздник сегодня большой, — припомнил боярин. — Летнее Сварожье. По всей земле нашей волхвы на капищах уряд вершат, да требы подносят Небесному Ковалю, а народ простой гуляет.
— Это ваш главный бог? — осведомился Олав.
— Главный для всех родов словенских — Род-Отец. Сварог, его воплощение в Яви, возжигатель Небесного Огня.
— Что за Небесный Огонь? — не приминул ввязаться в разговор не в меру любопытный Бови Скальд, стягивая с плеч мокрую от пота рубаху.
— Сила, родящая жизнь на земле, — пояснил Тороп. — В зримом виде ее в солнечном свете углядеть можно. А в незримом — в воздухе, что через чело всякого человека дух и ярь божские в плоть его вливает.
— И чем славен ваш бог? — прищурил глаза Бови Скальд, готовый вступиться за своих богов. — Наш Один — и мудрец, и воин, и поэт.
— Сварог-Отец кует мир, устанавливая его законы, — ответил Тороп серьезно. — Он — отец всех светлых богов-Сварожичей, податель хлеба, Хозяин Двенадцати Небесных Чертогов и владыка судеб. Но Сварог также — великий воин. Когда тьма подступает к рубежам явленного мира, он облачается в багряную броню и берет в руки тяжелый меч. Вся наша жизнь связана с Небесным Отцом и от него исходит, все мы несем в себе его светоносную кровь. Так говорят наши волхвы. Когда же мы умираем — небесный огонь Сварожич поднимает наши души в Златой Ирий, где мы получаем отдохновение от земных трудов, чтобы затем вновь вернуться в Явь, обретя новую плоть.
— Откуда ты все это знаешь? — удивился Олав.
— У нас в Полоцке-новогороде волхвы живут рядом с княжьим теремом. Часто их речи слушать приходится. Боркун и Радолюб из них особенно речисты.
— Ты бы показал нам, как твои сородичи своих богов чествуют, — попросил Бови. — Хотелось бы взглянуть и на святилища ваши, и на то, какие блоты вы приносите.
— Изволь, — согласился Тороп. — Празднуют в Угодьях Волосынь, это всего полверсты отсюда. Но более дюжины людей с собой не возьму, да и оружие придется здесь оставить.
— Как же вы без оружия в святилище обходитесь? — удивился Олав. — А чем жертвы приносить?
Тороп рассмеялся.
— У нас, ярл, богов по-другому чествуют. Хлебом, зерном и медом. Наши боги не требуют крови — ни звериной, ни, тем паче, человеческой. Ведь то, что носит в себе росток жизни — Сварожий Огонь — насильно обрывать негоже, даже во славу Небесного Отца.
Сказанное боярином смутило всех слышавших его хирдманнов. Только и зашептались о странностях гардских нравов. У многих появились ухмылки на лицах. Однако к святилищу вызвались идти и сам Олав Медвежья Лапа, и Даг Угрюмый, и Бови Скальд, и Гудред Ледяной Тролль, и даже Торольв Огненный Бык. Отправились также Энунд с Агнаром, Тойво, Кандих, и Витко с двумя своими дружинниками. Ладожане, как и поморы, насколько знал Энунд, поклонялись своему богу Родомыслу, но с кривичами их связывало гораздо больше родства, чем с потомками Одина.
Следуя за Торопом, хирдманны прошли через осиновый перелесок и оказались на луговине, тесно заполненной народом. Здесь начинался палисад, опоясывавший все святилище, из заостренных, доходящих до груди кольев. Языки пламени лизали небо, гарды, которых собралось не менее двух сотен, воздымая руки ввысь, выкрикивали хвалу богам.
— От земли до неба распери крыла во сто крат зола! — возглашали жрецы под мерный стук барабана. — Распери крыла — на стезе добра! Опали перо — во сто крат добро! Сварги свет сияет — коло вех земных венчает…
