Он перевел глаза вниз, на парк: песчаные террасы, бассейны, чуть ли не переливающиеся через бортик, зеленеющие изгороди, столетние деревья… Зрелище дышало совершенством вне времени и возраста, квинтэссенцией Италии. Даже патрулирующие повсюду церберы, без сомнения вооруженные, были данью определенной местной традиции: мафия, интриги, жестокость.
Лоик знал только еще одного человека, способного окружить себя такого рода карикатурами: своего отца. Он не попытался связаться с ним, но Мэгги, конечно же, сообщила мужу. Старик наверняка потрясен. Лоик не испытал настоящего шока, узнав, что они были старинными друзьями и втихаря устроили свадьбу своих детей. Главари решили связать этим браком свои семьи, как поступали в старину монархи, чтобы объединить королевства. В первый момент ему кровь в голову ударила – он даже угрожал отцу пистолетом, – но потом он успокоился. В сущности, предки стремились упрочить свои состояния, то есть то наследство, которое оставят им, никчемным отпрыскам.
Он нацепил темные очки, чтобы рассмотреть парк во всех деталях. Никто бы и не догадался, что снаружи у каменной стены тучами роились папарацци – убийство Монтефиори стало сенсацией недели. Под кипарисами графиня раздавала приказания слугам, накрывавшим на стол, – в ноябре еще можно пообедать на воздухе. Высокая, изящная, затянутая в платье от «Прада», она походила на скульптуру Джакометти. Приближаясь к ней, вы испытывали чувство, будто попали в исповедальню. От нее исходил сумрачный свет, и говорила она всегда тихим голосом.
Обе сестры Софии пребывали неподалеку, расхаживая вдоль бассейна. Разумеется, они организовывали похороны. Нервные дипломированные карьеристки, они жили, не выпуская айфонов из рук, и часами выстукивали послания своими ноготками с алым лаком. Они всегда терпеть не могли Лоика: слишком красив, слишком обаятелен, слишком наркоман. Но теперь, когда он свободен, возможно, они изменят свое мнение…
Самым странным было то, что никто не казался потрясенным или испуганным смертью Кондотьера. Или его жена и дочери были готовы к подобному проявлению жестокости? Может, они были в курсе кое-каких фактов? Эти вопросы вернули Лоика к мыслям о собственном отце. Трудно предположить, учитывая чисто африканский образ действий – извлечение сердца, каннибализм: в конце концов, были обнаружены обгрызенные фрагменты недостающего органа, – чтобы Старик не был связан с трагедией. В качестве потенциальной жертвы или же, напротив, – а почему бы и нет? – заказчика преступления.
Перед отъездом он позвонил Мэгги. В последние месяцы она проявляла куда большую осведомленность, чем можно ожидать от простой затюканной матери семейства, – возможно, даже была альтер эго своего супруга в его африканских делах. Она изображала полную растерянность и клялась, что Морван по телефону был относительно спокоен. Комедия продолжалась.
Со своей стороны, Лоик задумал иное: он решил провести собственное расследование убийства Монтефиори. Он был не в лучшей форме, чтобы проверить факты и установить времяпрепровождение Кондотьера в последние дни перед смертью, но он прекрасно говорил по-итальянски. Перерыть личные бумаги жестянщика. Установить список его встреч. Выявить конголезцев, отдыхающих во Флоренции, – быть того не может, чтобы итальянец или француз «нормального цвета», даже профессиональный убийца, взялся за циркулярную пилу. Такова была его программа на ближайшие дни.
– Помнишь, как ты в последний раз приезжал сюда?
София. И даже не постучала. Он не обернулся, но вспомнил тот ужин, когда он, в полной отключке, стал разглагольствовать о том, что чем женщина красивее, тем менее она приспособлена для работы, – чистая провокация, нацеленная на сестер Софии, которые продолжали дело отца. На другом конце стола София улыбалась.
– Еще бы я не помнил! В тот день я побил все свои рекорды.
Она встала рядом с ним лицом к окну и посмотрела на слуг, раскладывающих приборы под ветвями. Она переоделась. Легкое платье из шелкового муслина очень темного синего цвета, которое, казалось, шелестело при малейшем движении. Лоик залюбовался ее профилем. Ее лоб, идеальный нос выступали за вертикальную линию черных волос. Изумительно, но к нему это больше не имело отношения.
От их страсти в Нью-Йорке у него осталось единственное ощущение: как же быстро летит время. Когда они были вместе, секунды неслись, как дорожная разметка под колесами мчащегося автомобиля. Одно это чувство – может, не любовь – пьянило их, возбуждало до полной потери контроля. Оказавшись в кювете, пленниками покореженной крыши, они воспользовались временем, чтобы вдоволь возненавидеть друг друга.
– Сколько дней? – внезапно спросила она.
Лоик, укрывшись за темными стеклами очков, вздрогнул:
– О чем ты говоришь?
– Сколько уже дней, как ты бросил?
– Как ты узнала?
– Я вижу.
– Двадцать три дня.
Он ожидал, что она расхохочется, но она только спросила, не отводя глаз от террас:
– Тебе что-нибудь нужно?
– Только не твоя помощь.
Она молча улыбнулась. Прозвенел колокол – обычно так вызывают слуг, но у Монтефиори так сзывали к трапезе. A tavola![37]
27Как выследить кого-то, когда за тобой самим следят?
Прежде чем приступить к шпионской миссии, Гаэль перерыла весь Интернет на предмет Каца. И обнаружила там самое странное из всего возможного: пустоту. Ни одного упоминания его имени. Она обзвонила сообщества психоаналитиков: ничего. Совет профессиональной ассоциации: отказались отвечать. Она провела поиск по медицинским факультетам: ни одного студента и тем более преподавателя с таким именем… После их совместного ужина он подвез ее, все еще ошеломленную сценой в ресторане, на такси до самых дверей. Что он искал в ее сумочке? Ключи? Документы? Что-то интимное? Сведения о ее личной жизни? Все ее псевдочувства к нему испарились в мгновение ока. Единственное, что осталось, – тоскливый комок в горле. И здоровая порция любопытства. Она хотела узнать, кто этот тип. Шарлатан? Один из тех психов, которые выдают себя за врачей и привинчивают бронзовую табличку у входа в дом? Шантажист? Детектив?
Никакой возможности вспомнить, где и как она его подцепила: провал в памяти наводил на мысль, что по пьянке или под наркотой. «Вот моя карточка». Впрочем, недвижимость у него была: это первое, что она перепроверила. В «Желтых страницах» значился «Эрик Кац, психиатр, психоаналитик». Почему нигде больше о нем не было ни единого упоминания?
Она задалась вопросом и о его семье. Жена, двое детей. А что на самом деле? Она не нашла никакого домашнего адреса. Никакого Эрика Каца в Иль-де-Франс. Квартира или дом на имя жены?
Этим утром она приняла решение. Он рылся в ее сумке? Она обыщет сверху донизу его кабинет. Проблема заключалась в двух сторожевых псах, которые неотступно ее сопровождали. И речи нет, чтобы торчать у его подъезда. Ее ангелы-хранители тут же доложат Старику, и тот всполошится.
Пришлось придумать мизансцену: она устроится в ресторанчике напротив дома Каца, возьмет с собой ноутбук и изобразит охваченного вдохновением автора – из тех, что любят писать в кафе. На самом деле она подождет, пока объект не покинет свой кабинет. Ни один из ее громил в лицо Каца не знает: они только в курсе, что Гаэль уже приходила по этому адресу.
Наконец в половине седьмого Кац вышел из дому. Укутанный в плащ, который придавал ему вид шпиона в послевоенном Берлине, он прошел мимо ресторанчика, не заметив Гаэль. Она заплатила за кофе и перешла через дорогу. Вперед, на обыск. Не глянув на двоих сопровождающих, она набрала код и зашла в вестибюль. Поднимаясь по лестнице, она вспоминала последние минуты их вечера. Кац продолжал гнуть свою линию: дружба, и только дружба. Он не сделал никаких попыток и обещал позвонить в самое ближайшее время… Бесхитростен, как пукнувшая монашка. Оказавшись на нужном этаже, она нажала на кнопку звонка. Тишина. Входная дверь не укреплена – больше года, исходя из двух посещений в неделю, она ждала своей очереди в крошечном холле, сидя напротив этого замка. Техника, которой она предполагала воспользоваться, чтобы открыть его, была проще простого: просунуть рентгенограмму между самой дверью и дверной коробкой и приподнимать ее, пока не щелкнет язычок. Она видела, как сделал слесарь однажды ночью, когда она забыла ключи. Простота этого способа ее поразила. Она проверила утром в Интернете. Оказалось, это классический метод и даже имеет свое название: байпас. Она приступила к манипуляции, просунув кусочек пластика в стык и пытаясь при этом слегка подергивать дверь. Безрезультатно. Она удвоила усилия с бóльшим ожесточением. По-прежнему ноль эффекта. Ей казалось, что шум слышен во всем доме. Сейчас кто-нибудь из соседей высунет нос, подумав, что квартиру грабят средь бела дня. Она…
