Наш бассейн, некогда гордость всего города (пообветшавшая гордость, надо заметить), вписывался в окружающий пейзаж довольно нелепо. То ли архитекторы чего-то недодумали, то ли другого подходящего места в центре не нашлось. Как бы то ни было, он соседствовал с одной стороны с жилыми домами, а с другой — к нему примыкали какие-то склады, зачуханные конторки, «шиномонтаж» и база с загадочной надписью «№3». Гулять вечером в этом районе я бы не порекомендовала. Гарлем не Гарлем... Жизнь дороже!
Но сейчас светило солнце, и мрачный пейзаж не казался таким уж угрожающим.
«Интересно, сколько в нашем городе синих «Мицубиси»?» — промелькнула у меня мысль, неведомо откуда взявшись. С некоторых пор темно-синий цвет машин ассоциировался у меня с Ильей Владимировичем Ельчаниновым. Боковым зрением я отметила транспортное средство именно такого цвета, на приличной скорости промчавшееся мимо. Размышлять на эту тему у меня уже не было времени. Потому что за поворотом мелькнул ослепительно белый краешек щербининского «Мерседеса».
Было бы обидно, если бы в этот момент водитель белоснежного чуда, устав ждать припозднившуюся даму, завел мотор и уехал. Пришлось мне прибавить скорости.
Борис сидел за рулем и отрешенно смотрел вдаль. И тут мне захотелось созорничать. Нагнувшись, я обошла машину, подкралась к открытому окошку с его стороны...
— Гав!
Борис не шевельнулся. Не вздрогнул, не дернулся, не сделал ни единого движения.
— Эй! Рота, подъем! — тихонько проговорила я, ничего не понимания. Он что же, спит с открытыми глазами?!
Я протянула руку и помахала ладонью перед лицом Бориса.
Никакого эффекта!
Совершенно озадаченная, я громко позвала его по имени и принялась трясти за плечо.
Голова господина Щербинина безвольно мотнулась и упала на грудь. С подбородка капнула кровь и расплылась по голубой рубашке...
Расширившимися от ужаса глазами (реальность до мозга еще не дошла, но подсознание уже сработало) я разглядывала бурое пятно на некогда безупречной рубашке.
«...кровь на земле не алая, кровь на земле — черная...»
— И-и-и-и-и...
Крик ужаса рвался из моих голосовых связок, а мозг требовал — заткнуться.
До боли прикусив палец, я усилием воли заставила себя замолчать.
Всесильный хозяин Сталинки, меценат, спонсор, самый влиятельный и богатый человек в городе прекратил свое земное существование.
«...Боря... кровь! Он теплый... меня заподозрят... «Скорую помощь»... куртка чистая?.! отпечатки пальцев... нас
видели вместе, полгорода... мой телефон... мясо на шашлыки протухнет... хорошо, что платье не взяла... О, боже!!!»
Первая четкая мысль, пришедшая мне, диктовала: «Бежать нельзя. Нужно идти медленно, спокойно».
Наверное, я так и сделала. Потому что, когда за первой мыслью последовала вторая, оказалось, что я сижу на рассохшейся лавочке в совершенно незнакомом дворе. Меня колотило. Закрывая глаза, я видела голову Щербинина с устремленным вдаль взглядом. В следующий момент эта голова медленно заваливается на грудь...
От волнения во рту у меня пересохло. Я сглотнула какую-то отвратительно кислую слюну и с большим трудом поднялась на ноги. Сделавшись в одночасье какими-то ватными, они медленно понесли меня в сторону дома. Но попасть домой мне пришлось не скоро.
-В следующий раз я пришла в себя в парке, ощутив, что сижу на чем-то холодном и ребристом. Оказывается, я взгромоздилась на полуразрушенную кирпичную стену неизвестного строения, словно большая чокнутая желтая ворона.
«Почему желтая?» — вяло подумала я. И тут мозг, наконец, словно проснулся. И чувство самосохранения включилось на полную мощность.
«А желтая ты ворона потому, что в желтой куртке!» — совсем уже здраво подумала я. И чуть не заорала от радости.
Это же здорово, это же замечательно! Желтая куртка! Ура ярко-желтому цвету!
Но я не сошла с ума. И радовалась совершенно осмысленно.
«Поливанова! Стерва, дрянь! Это из-за тебя я цопала в эту идиотскую историю! Но ты сейчас мне и помогаешь! Помнишь, как ты учила меня привлекать внимание мужчин, точнее, отвлекать их внимание от недостатков.
Нужно обязательно надеть что-то яркое, тогда никто не заметит твоих недостатков! Подняв палец к потолку, менторским тоном ты заявила: «Психология!» Значит, моя ярко-желтая куртка наверняка отвлекла взгляды от моего лица. Значит, нужно побыстрее избавиться от куртки! Иначе мне не доказать, что я его не убивала... или что не видела убийцу... Меня затаскают... Или посадят в камеру... Зачем им утруждаться, искать настоящего убийцу... Проще сфабриковать дело, повесить преступление на меня... Если доберутся до больницы, Алина, возможно, ничего не скажет. Ну, а старик-не-ветеран?! Пошли, господи, этому достойному старцу крепкую память! Ведь ни он, ни Алинка меня в желтой куртке не видели. Я сняла ее еще внизу, за гардеробом и сунула в пакет. Точно! В одной руке у меня был пакет с Алинкиным платьем, а в другой — пакет с курткой и сумкой сверху. Сунула я сумку в пакет, чтобы все было в одном месте... и не мешало! Значит, из-под сумки куртки видно не было. Это уже хорошо!»
Я стала резво стаскивать с себя куртку. Пальцы слушались отвратительно, но я справилась. Оглядевшись, я сунула скомканную куртку в щель между камнями. Наружу выглядывал только кусочек рукава. Неважно. Проследить мой путь трудно. Я сама понятия не имею, как в парк попала! И надеялась, что какая-нибудь бомжиха наткнется на курточку... Но я тут же поняла, что замерзаю ведь на улице далеко не месяц май, и достала из сумки толстый свитер. Маленький белый берет соскользнул с моей головы, когда я протискивалась в узкое горло свитера. Но это уже было не важно.
Закинув сумку за спину, я целеустремленной рысцой двинулась к дому.
Никто на меня не косился и пальцами в мою сторону не тыкал. Занялась баба бегом, ну что ж, теперь многие бегают!
Свитер на мне был коричневым, сумка того же цвета, поэтому инородным предметом на моей фигуре не выделялась. Мне даже возле дома несказанно повезло. Быстро темнело, и бабульки, весь день просиживавшие на лавочках, расползлись по теплым кухням к своим любимым сериалам.
Захлопнув за собой дверь родной квартиры, я в изнеможении сползла по ней на пол. Натруженная нога побаливала. Сейчас бы к Жень Геннадичу...
«Нога... Жень Геннадич... Желудево... синяя машина... убитый Щербинин... Илья...»
Второй раз за день я впала в истерику.
— И-и-и-и! — кажется, это становится нездоровой традицией. — Ой, господи! Ой, мамочки! — причитала я минут пятнадцать, сидя в прихожей на полу и раскачиваясь, как китайский болванчик.
Из комнаты донеслись настойчивые звонки телефона.
— Это не из милиции. Это не из милиции, — как заклинание твердила я, на четвереньках двигаясь к телефонному аппарату. — Они бы не успели, не вычислили меня так быстро... Не буду снимать трубку... Я сплю, меня нет дома...
Кто бы это ни звонил, я сейчас... отвратительный собеседник.
До комнаты я не доползла, осознав всю нелепость такого способа передвижения. Цепляясь за стену, я выпрямилась и, как хомо сапиенс, на двух конечностях вошла в кухню.
В медицинских целях и для расчета с сантехниками я всегда держу пару бутылок водки. Сейчас эта целебная жидкость срочно понадобилась и мне. Догадка, пришедшая в мою голову, была до такой степени... неприятной...
Или водка оказалась самопальной, или моя нервная система требовала более серьезного успокоительного, но стакан прозрачного пойла не произвел на мой организм ни малейшего впечатления.
Я никак не могла уснуть и ближе к двум часам ночи принялась всесторонне рассматривать возникшую проблему.
Как там по-латыни... не помню. Короче — «кому выгодно»?
Это первый вопрос, которым задается следователь.
Итак...
Щербинин — директор... вернее, был директором, и единовластным хозяином Сталинки. Предприятие это рентабельное, прибыльное. Значит, у него как у его хозяина просто обязаны быть многочленные недоброжелатели, завистники и конкуренты.
Это ясно. Теперь дальше.
Он ездил по делам. В городе его не было почти неделю. Возможно, его нынешняя... нынешнее положение имеет корни именно оттуда.
Дальше...
Сам по себе Щербинин — господин небедный. В смысле личного капитала. А в наше время убивают и за гораздо меньшее. Не может быть, чтобы Борис не был женат, хоть раз в жизни, возможно, еще и дети есть. Кто знает, может, им захотелось добраться до папочкиного наследства...
После трех (довольно перспективных) вычисленных мною направлений в голову полезли и вовсе тривиальные мысли. Месть, ревность и так далее.
Я вновь и вновь припоминала мельчайшие детали, касающиеся Бориса, которыми я располагаю. И вскоре с ужасом поняла, что о Борисе Георгиевиче Щербинине я практически ничего не знаю! Даже наименования товара, выпускаемого его заводом!
