Бессмертными были только боги. Для людей смерть была неизбежна, и они вынуждены были принять это:
Только боги с Солнцем пребудут вечно,А человек – сочтены его годы,Что б он ни делал, – все ветер[3].
Что происходило после смерти? Судя по обнаруженным археологами тысячам захоронений с погребальным инвентарем, обитатели Месопотамии считали, что умершие могут взять с собой в загробную жизнь самое ценное из своего имущества и получать от живых питье и пищу. Но сведения о месопотамской эсхатологии, которые мы можем извлечь из мифа о нисхождении Инанны в загробный мир или шумерского цикла о Гильгамеше, немногочисленны и нередко противоречат друг другу. «Страну, откуда нет возврата» представляли в виде обширного пространства, находящегося где-то под землей. Там стоял огромный дворец Эрешкигаль, шумерской Персефоны, и ее супруга Нергала, бога войн и эпидемий, окруженных другими божествами и стражами. Как и в греческом Аиде, чтобы достичь этого дворца, души умерших должны были перебраться через реку на пароме и снять с себя одежду. Затем они вели тоскливую и жалкую жизнь в месте,
Где их пища – прах и еда их – глина,А одеты, как птицы, – одеждою крыльев,И света не видят, но во тьме обитают,А засовы и двери покрыты пылью.
В то же время из других источников мы узнаем, что солнце освещает загробный мир, когда обходит землю кругом и что бог Уту судит умерших, а значит, очевидно, не все они разделяли столь жестокую судьбу. Вероятно, шумерские представления об аде были не менее туманны, чем наши, а значительная часть этих литературных произведений представляет собой набор поэтических рассуждений на довольно расплывчатую тему.
Однако смерть не была единственной заботой жителей Месопотамии. Как и мы, они знали болезни, бедность, крах надежд и печаль и, подобно нам, спрашивали себя: почему все это происходит, если миром правят боги? Почему зло побеждает добро? Сплетенная вокруг человека сеть правил и запретов была настолько тесной, что ему проще всего было грешить и оскорблять богов. Бывали случаи, когда каре подвергались люди, чье поведение было безукоризненным, когда невозможно было найти объяснение поведению богов. В вавилонской поэме «Владыку мудрости хочу восславить…» («Невинный страдалец») говорится о чувствах человека, некогда бывшего знатным, богатым и здоровым, а теперь разорившегося, ненавидимого всеми и страдающего от самых ужасных болезней. В итоге Мардук сжалился над ним и спас его, но тот, несомненно, успел усомниться в мудрости Небес. Охваченный горем, он произносит:
Кто же волю богов в небесах постигнет?Мира подземного кто угадает законы?Бога пути познает ли смертный?Кто был жив вчера, умирает сегодня,Кто вчера дрожал, сегодня весел.Одно мгновенье он поет и ликует,Оно прошло – он горько рыдает!Как день и ночь, их меняются лики:Когда голодны, лежат, как трупы,Наелись – равняют себя с богами!В счастии мнят себя на небе,Чуть беда, – опустился и мир подземный.Вот что воистину непостижимо[4].
Однако знаменитый месопотамский «пессимизм» был чем-то большим, чем периодическими выплесками разочарования. Он обладал метафизической, а не этической природой и уходил корнями в природные условия самой Месопотамии. В долине Тигра и Евфрата происходят резкие и непредсказуемые перемены. Реки, дающие жизнь, могли принести с собой и катастрофу. Зимы могли быть слишком холодными или засушливыми, а летом мог дуть слишком сильный ветер. Ливень в мгновение ока мог превратить опаленную солнцем и покрытую пылью равнину в грязевое море, а в ясный денек могла внезапно налететь песчаная буря, заслоняющая небо и опустошающая все вокруг.
Вынужденные постоянно сталкиваться с этими проявлениями божественных сил, жители Месопотамии чувствовали себя сбитыми с толку и беспомощными, были охвачены ужасом и тревогой. По их мнению, все могло в любой момент измениться. Собственная жизнь каждого человека, жизнь членов его семьи, урожай, который давали его поля, приплод скота, ритм и обилие разливов рек, смена сезонов и само существование вселенной постоянно находились под угрозой. То, что космос не вернулся в состояние хаоса, более или менее поддерживался миропорядок, человечество выжило, после удушающей летней жары жизнь снова возвращалась на поля, солнце, луна и звезды продолжали двигаться по небу, считалось проявлением воли богов. Но божественное решение не принималось раз и навсегда при создании той или иной вещи. Его нужно было повторять снова и снова, особенно при смене года, перед началом ужасного восточного лета, когда природа, казалось бы, умирает и будущее покрыто пеленой неизвестности.
Человек в этой критической ситуации мог только пытаться повлиять на решение богов и обеспечить их доброе расположение, совершая не изменявшиеся на протяжении многих столетий ритуалы, обеспечивавшие сохранение порядка, возрождение природы и постоянство жизни. Поэтому каждую весну во многих городах, особенно в Вавилоне, устраивали величественную и трогательную церемонию – акиту, празднование Нового года, во время которого совершался священный брак богов, повторялись события мифа о сотворении мира и происходило ежегодное утверждение власти царя. Кульминацией этого празднества было собрание всех богов, торжественно «повелевавших судьбами». Только после этого царь мог вернуться на трон, пастух – к своему стаду, а крестьянин – на поле. Жители Месопотамии успокаивались, веря, что мир простоит еще год.
Глава 7
Эра героев
Шумеры строили теории о происхождении вселенной, но в то же время, к несчастью, почти ничего не писали о собственных корнях. В нашем распоряжении, конечно, имеется миф, в котором говорится о чистой и яркой стране, где некогда были неизвестны смерть, болезни и горести, где:
…Ворон не каркает.Птица иттиду не кричит.Лев не убивает,Волк не хватает ягненка,Дикая собака, пожирательница козлят, здесь не живет…
В легенде эта чудесная земля называется Дильмун. В результате анализа источников ее обычно отождествляют с Бахрейном – островом, расположенным в Персидском заливе. Однако в данном случае речь идет скорее о каком-то далеком воображаемом месте, чем о Бахрейне. Более того, в мифе о стране Дильмун не сказано, что именно она была родиной шумеров. В действительности они, подобно многим древним народам, считали свою страну центром вселенной, а себя – прямыми потомками первых людей. Одну и ту же идеограмму они использовали для обозначения слов калам, «страна» (то есть Шумер), и уку, «люди» (в целом) и «жители Шумера» (в частности). Примечательно, что другая идеограмма, с помощью которой выписывалось слово «страна», представляет собой изображение горы и изначально использовалась для обозначения только чужих земель. Совершенно ясно: шумеры связывали себя с древнейшим населением Месопотамии и вообще с первыми обитателями Земли. Какой в таком случае, по их мнению, была доисторическая эпоха их страны?
От Адама до потопа
В предыдущей главе уже говорилось о содержащемся в вавилонском мифе о сотворении мира рассказе о создании первого человека из крови злого бога Кингу. Согласно другим мифам, боги сделали одного или двоих людей из глины, из крови младших божеств либо из обоих этих веществ. Однако нигде больше не говорится, что затем происходило с этими адамами и евами. У описанных и процитированных выше произведений шумерской литературы не было ничего общего с библейской легендой о потерянном Рае. Для того чтобы узнать, как выглядела месопотамская версия рассказа о падении человека, нам следует обратиться к вавилонской литературе, а именно к относительно позднему мифу об Адапе.
Созданный богом Эа (Энки) как образец человека, он был жрецом в Эриду и выполнял различную работу в храме этого бога, причем основной его обязанностью было снабжение своего повелителя пищей. Однажды Адапа отправился рыбачить на «большое море». Внезапно южный ветер подул с такой силой, что лодка рыбака опрокинулась, а сам он едва не утонул. Охваченный гневом, Адапа проклял южный ветер, большую демоническую птицу, из-за чего ее крылья сломались и на протяжении долгого времени он «дул не на землю». Южный (точнее, юго-восточный) ветер очень важен для земледельцев, живущих на юге Ирака, так как зимой он приносит дожди, а летом способствует созреванию фиников.
Узнав, что натворил Адапа, великий бог Ану страшно разозлился и послал за преступником. Но Эа пришел на помощь Адапе. Бог сказал ему, что, прибыв к воротам Ану на небесах, он встретит двух богов плодородия: Думузи и Нингишзида (которых Адапа, очевидно, косвенно «убил», остановив южный ветер). Если он будет скорбеть и показывать, что искренне раскаивается, боги простят его, «улыбнутся» и даже заступятся за Адапу перед Ану. После этого могущественный бог станет обращаться с ним не как с преступником, а как с гостем. По восточному обычаю Ану предложит Адапе еду и питье, одежду, которую тот смог бы надеть, и масло, чтобы намазать тело. Эа сказал, что одежду и масло Адапа может принять, а насчет еды и питья предупредил:
