Всего лишь один пример: компания National Student Marketing. Ее акции купили Bankers Trust и Morgan Guaranty, пенсионный фонд General Electric, Northern Trust Company, Чикагский, Гарвардский и Корнеллский университеты, а также Continental Illinois Bank. И это далеко не полный список. Символ результативности и эпохи Go-Go Джерри Цай держал 122 000 ее акций в своем фонде Manhattan Fund. Акции National Student Marketing рекомендовали такие уважаемые фирмы, как Kidder, Peabody и Eastman, Dillon, а также Roberts, Scott &Company, W. C. Langley &Company, Loewi &Company. Кортес Рэнделл, тридцатичетырехлетний гений, создавший National Student Marketing, стоил $50 млн, имел персональный шестиместный самолет, двадцатиметровую яхту со спальными местами для дюжины пассажиров, личные апартаменты в Waldorf, три классных машины, аэросани — и был в центре внимания как аналитиков, так и трейдеров. Если верить рынку «слухов», у Рэнделла была концепция, над которой проницательным аналитикам стоило поразмыслить.
National Student Marketing нанимала студентов для проведения рыночных опросов, расклеивания постеров и раздачи буклетов. Это был план создания своеобразного франчайзингового предприятия, нацеленного на «рынок молодых» — на 40 млн американцев в возрасте от 14 до 25 лет, способных потратить в год $45 млрд. С помощью андеррайтеров с Уолл-стрит и дилеров, проводивших активную разведку, National Student Marketing в 1968–1969 финансовых годах поглотила 23 компании, включая турагентство, страховую компанию, ориентированную на молодежную клиентуру, производителя фирменных университетских колец и перстней и завод по производству пивных кружек с эмблемами колледжей и университетов. Акции National Student Marketing продавались по цене, в 150 раз превышавшей прибыль, — настоящая Супервалюта! И даже при этой цене брокеры рекомендовали их акции как «привлекательные для долгосрочных вложений».
Наше общество динамично изменяется во многом благодаря росту и влиянию нынешних образованных инвесторов в колледжах и университетах… экономической силе студенчества… которую не сумели рассмотреть рыночные эксперты. National Student Marketing первой взялась за ликвидацию разрыва между поколениями: корпоративными клиентами с их предложением товаров и услуг и молодежным рынком с высокой покупательной способностью.
Проповедуя доктрину своей компании по всей стране, Кортес Рэнделл сообщал о чистой прибыли в $3,2 млн, приговаривая, что это только начало.
Скептичный обозреватель журнала Barron's Алан Абельсон с присущей ему въедливостью проделал расчеты. Прибыль National Student Marketing за 1969 финансовый год учитывала три компании, которые были куплены, но не успели внести вклад в результаты истекшего года, и пять компаний, которые еще даже не дали согласия на слияние. Абельсон вычел из операционной прибыли эти новые компании (достаточно простое арифметическое действие) и в результате получил убыток в $600 000 вместо прибыли в $3,2 млн.
Но акции продолжали расти. В штаб-квартире компании было 60–70 менеджеров среднего звена, заряженных новизной идеи и не скупившихся на представительские расходы. Однако на зеленых лужайках студенческих городков не все шло так гладко. Не все студенты спешили обклеивать стены постерами. Кое-кто из них предпочитал баскетбол и торговлю травкой, что шло вразрез с идеей NSM. Обеспечение функционирования компании становилось дорогим. В некоторых университетах был полный провал, а рекламная кампания с почтовой рассылкой оказалась катастрофой. Вместо поражающих воображение прибылей National Student Marketing показала полуторамиллионный убыток только за первый квартал 1970 г. Цена акций упала с 36 до 11/2.
Не знаю, что сделали со своими акциями Morgan Bank, Northern Trust, Continental Illinois, Bankers Trust, Manhattan Fund, а также Чикагский, Гарвардский и Корнеллский университеты. Во всяком случае, последнюю троицу в излишней осторожности уже не обвинил бы ни Макджордж Банди, ни Фонд Форда. Но упомянутые три университета вовсе не были исключением. Вермонтский и Сиракьюсский университеты держали акции Four Seasons Nursing Homes, которые за очень короткое время прошли путь от 91 до нуля. Рыночная стоимость портфеля фонда Оберлинского колледжа в 1970 г. упала на 25 %. Университет Темпл в 1967–1968 гг. увеличил долю акций в портфеле с 35 до 85 %. На вопрос, каким же был результат такой реструктуризации, инвестиционный консультант Girard Trust в Филадельфии ответил: «Ужасающим».
В атмосфере общей эйфории немногие профессионалы покинули этот бал до финального занавеса. Конечно, деньги, которые они теряли, не были их собственными — но чувствовали они себя все равно паршиво. В подавляющем большинстве это люди, нацеленные на конкуренцию, и они любят делать свое дело хорошо. Думаю, на одном из отраслевых мероприятий нам стоило бы вместе поразмышлять над тем, что же пошло не так в этой игре.
Одна из моих ролей в инвестиционном сообществе — и она мне очень нравится — это роль председателя на семинарах и конференциях. На одну из них ежегодно съезжается большое число руководителей трастовых отделов банков и менеджеров взаимных фондов. Она собирает людей с лучшими результатами, и они делятся мыслями о том, как им удалось добиться успеха, какие акции они купили недавно и, следовательно, рекомендовали бы купить остальным, что им видится в будущем и т. д. Конечно, на такой трибуне не всегда оказываются гении. Возможно, человек просто пошел на сумасшедший риск и на следующий год он потеряет 90 % капитала. А может, он, 51 раз подряд бросая монету, раз за разом выбрасывал орла. Неважно: цифры есть цифры, раз они есть — его место на кафедре. В этой плеяде мне ни разу не попадались неразговорчивые типы. Большинство охотно делилось взглядами на любую проблему: роль внешней политики в формировании инвестиционного климата, экономическая политика, социологические перемены и прочие предметы, которыми обычно занимаются академические гуру. У нас сформировалась и своя традиция: я ненавязчиво подкалывал выступавших, напоминая им о каких-то неудачах, вроде пакета акций, на котором они чуть-чуть погорели — в общем, играл роль раба, который во время триумфальных шествий в Риме стоял на колеснице позади триумфатора и шепотом напоминал ему, что слава — штука преходящая.
На мой взгляд, после тяжелейшего года Большого медведя было бы полезно снять кое-какие психологические камни с души, т. е. сделать так, чтобы кое-кто из недавних победителей поднялся на сцену и исповедался. В конце концов, у каждого профессионала в зале наверняка был свой неприятный секретец, собственный блок акций National Student Marketing, который он бросил в мусорную корзину в туалете, убедившись, что никто этого не видит. Вот они, профессионалы, толпящиеся в зале, каждый со своим грехом за пазухой. Можете представить, какой ущерб это наносило коллективному бессознательному всего инвестиционного сообщества?
Тогда-то я и подумал: а почему бы не провести сеанс коллективной психотерапии для полутора тысяч профессионалов? Недавние победители выйдут на сцену, встанут лицом к аудитории и поведают о том, что они не просто купили National Student Marketing, но и до сих пор держат их (на случай, если кто-то захочет купить), и более того, они положили эти акции на счета своих детей. В обществе анонимных алкоголиков человек делает шаг к исцелению тогда, когда он смотрит в глаза своим товарищам и говорит: «Меня зовут Джон Джонс, и я алкоголик». Мой сеанс должен был помочь не только тем, кто будет исповедоваться, но и тем, кто сидит в зале и в чьей душе творится то же самое. Возможно, некоторые из них начнут вскакивать со стульев и восклицать в слезах: «Я тоже покупал Four Seasons Nursing Homes!» И зал откликнется дружно: «Аллилуйя!» После чего все разойдутся чистыми как слеза и свободными от греха.
Поначалу все шло хорошо. Два прошлогодних победителя не без юмора рассказали о том, что они сделали и чего не сделают никогда в жизни. Они избавились от узкого взгляда на историю. Узкий взгляд на историю гласил, что хорошие акции, падающие в цене, нельзя продавать, потому что они снова вырастут. Они не будут загонять себя в ситуацию, чреватую неликвидностью, пусть даже это сулит золотые горы. Они не будут влюбляться в те или иные акции, прощая им сначала первое падение, потом второе и так до самого дна.
«Мы были невнимательны», — сказал один докладчик, что означало следующее: все внимательно следили за 10 или 15 акциями, но не обращали внимания на Вьетнам, Камбоджу, ФРС, Вашингтон, да и всю остальную планету. Другой докладчик заявил, что рассмеется в лицо тому, кто скажет: «Предложение акций ограничено». Еще один заметил, что больше не будет обращать внимания на существующих или потенциальных клиентов, особенно таких, кто, при твоем медвежьем настрое, говорит: «Ну так позвони мне, когда у тебя прибавится оптимизма».
Уютно расположившись в креслах, присутствующие демонстрировали дружелюбность и отзывчивость. Все шло превосходно. А потом я дал слово Дэвиду Бэбсону. Мне следовало бы предвидеть, что произойдет. Бэбсон — любезно-язвительный тип из Новой Англии, возглавляющий инвестиционно-консталтинговую фирму, шестую по величине в стране. Ему только что исполнилось 60. Последние пару лет он выступал в роли гневного проповедника. Фондовый рынок, по его словам, превратился «в национальную игру в кости». Если этому греху не положить конец, говорил он в других своих выступлениях, если этот «гигантский тотализатор» не остановить, придется вмешаться правительству.
