Вместо этого я трачу их, чтобы запрыгнуть на Егора, когда тот впивается пальцами в мои обнаженные бедра и тянет меня наверх. Он раздет, а я все еще в рубашке, мокрой уже насквозь. Она приятно холодит разгоряченную от его близости кожу.
Егор смотрит мне в глаза, но не приближается, не целует, хотя мои губы просят. Он сильнее вдавливает меня телом, и я чувствую каждый позвонок, который трется о плитку. Завтра спине будет очень плохо, но не все ли равно, если рука Егора уже забирается ко мне в трусы? Мокрые, только в прямом смысле слова.
— А-ах, — не сдерживаюсь я и упоминаю имя Господа всуе с десяток раз, когда он проникает в меня пальцами. Сразу двумя, видимо, посчитав, что прелюдией был секс на диване.
И да, там еще влажно, но… Боже, у него огромные руки — такие же, как и все остальное. Мне очень остро, и я не пойму, хорошо это или… Нет, все же хорошо. Очень хорошо! И становится только лучше, когда Егор подушечкой большого пальца давит на клитор. Не дразнит, не водит кругами, а просто давит. И снова бесит, потому что знает — внутри тотчас начинает пульсировать.
Он больше нигде не касается меня, и это невыносимо, потому что кожа горит. Я хочу его поцелуев, хочу толчки. Эти тоже хороши, но я никак не пойму, почему Егор не входит в меня сам. Его член стоит колом уже несколько минут — бьется мне в бедро. И я разгадываю хитрый план, только когда с протяжным стоном кончаю.
— Снова имитировала? — шепчет он, кусая за ухом. Да, именно там, отчего я опять готова скулить, как послушная псинка, которую похвалил хозяин.
Я мотаю головой из стороны в сторону, разгоняя туман, а сама шепчу «да» дрожащим голосом.
Всего миг, секунда, и Егор толкается в меня. Резко, до конца, будто наказывая за ложь. Я в ответ могу только кусать его плечо — уже другое, но не менее сильно. Я сцепляю зубы так, что аж челюсть сводит. Еще немного, и я бы точно почувствовала вкус крови, но Егор отрывает меня от себя. И с такой силой, что часть моих волос наверняка остается у него в руке, а затем нападает на мои губы.
Это не поцелуй, это сумасшествие какое-то. Кто кого уничтожит первым или кому хватит сил.
Мне лично хватит еще пару толчков, чтобы кончить. Снова. И я не смогу соврать. Только не сейчас. Нет.
— Нет! — толкают мои губы в рот Егора вместе с языком, хотя тело орет прямо противоположное.
— Да, — басит он, и его голос отражается от стен, вибрирует в ушах. — Давай, Рори.
И это дурацкое Рори, как спусковой крючок. Меня ломает, замыкает, я вытягиваюсь, а потом ток бежит по всему телу, заставляя биться в агонии.
Егор быстро догоняет, он отпускает, опирается руками о стену у меня над головой. И если бы я не ухватилась за него, то распласталась бы точно — все так кружится. А ему хоть бы что — скала.
Мои ладони щекочут влажные волоски на его груди, и я ловлю себя на мысли, что мне нравятся эти ощущения, нравится то, что происходит. Поэтому я при первой возможности, проскользнув у Егора под мышкой, сбегаю из ванной. С ним же придется мыться целую вечность — замкнутый круг!
Он что-то еще кричит мне вслед, но я уже не слышу. Как только до меня доносятся звуки воды, я немного выдыхаю, хотя паника все равно остается где-то близко, на подступах. В ушах по-прежнему звенит или… Стойте, это не у меня в ушах. Точнее, я слышу звон, но звонят в дверь. А теперь еще и стучат, даже колотят, я бы сказала.
Я в быстром темпе забегаю в зал и запрыгиваю в брюки, поправляю блузку — бесполезно, если честно. Ужаснувшись отражению в вертикальном зеркале, которое стоит в коридоре, я иду в таком непотребном виде открывать. И я бы, наверное, не полезла, если бы сама не мечтала сбежать, а мне это сделать просто необходимо, пока Егор не вышел из ванной.
Распахнув дверь, я собираюсь без объяснений пуститься в забег вниз по лестнице, потому что не хочу вмешиваться в его жизнь, не хочу ничего о нем знать, но на пути возникает препятствие. Красивое и слегка шатающееся препятствие. Девушка — яркая, губастая и не совсем трезвая.
Но у Егора, видимо, слабость к таким, да?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Та осматривает меня рассредоточенным взглядом с головы до ног, пытается по крайней мере. А я… что я? По мне и так понятно. И попробуй докажи кому, что ради интервью все затевалось.
— Ты, — она вдруг тычет мне в грудь, незаметно приблизившись вплотную.
Я чувствую резкий запах алкоголя и модных духов, которыми пахнет весь город. Скрещиваю руки, чтобы защитить соски, проступающие через мокрую ткань, потому что бюстгальтер я надеть не успела.
— Тебе лучше знать, что он не способен заботиться и любить. — Даже если это способ избавиться от меня, то она кажется искренней — в глазах стоят слезы. А еще я узнаю ее голос. Конечно это она. — Я его приняла таким, какой он есть. Я ему подхожу, а не…
— Ты себя сейчас пытаешься в этом убедить? — задаю я единственный уместный вопрос.
Оставив все как есть и даже не захлопнув дверь, я забираю сумку с комода и исчезаю из этой мыльной драмы. Подумаю обо всем потом. Выйдя на улицу, я цепляю подозрительные и удивленные взгляды, но это лето! Я ведь могла свалиться в фонтан, что такого?
Достав расческу из сумки, я на ходу пытаюсь распутать мокрые волосы, чтобы потом с ними вообще можно было что-то сделать. Иду пешком в сторону центра, а идти далеко, но такси вызвать даже не пытаюсь — не хочу вопросов, да и какое такое такси меня возьмет в этом виде?
Слава богу, даже по вечерам в конце августа жара невозможная — быстро высохну. А остановившись на светофоре, я вдруг задумываюсь и истерично смеюсь. Даже люди оборачиваются, разве что у виска не крутят, потому что… Да потому что я успела дважды переспать с Егором, а вот туфли, те самые дорогие туфли из лимитированной коллекции, которые оставила у него в машине, так и не забрала.
Ве-се-ло, мать его.
Глава 28
ЕгорТри дня дождя & Zivert — ВыдыхайЗа прошедшие два дня я не успеваю ничего и одновременно с тем делаю слишком многое. Дома почти не бываю, а на работе хаос и беспросветный мрак. Я зашиваюсь, бегая по кабинетам: бесконечные разбирательства, скандалы, интриги.
Забавно, конечно, наблюдать, как по щелчку пальцев люди переобуваются прямо на глазах, как пытаются слить и подставить друг друга, чтобы остаться в стороне от проблем. Меня это не удивляет, я знал, что у нас в компании крыс полно, но факт не перестает разочаровывать. Ответственность — это серьезная вещь, и будь добр нести ее согласно должностной инструкции. Как же. Все хотят и задницу греть на денежном стуле, и не отвечать за последствия — классика жанра.
Задержавшись после очередного доклада комиссии по расследованию, я опять не успеваю подстричься: приходится вновь перенести запись — скоро отросшие кудри взбунтуются, и я их попросту не раздеру. Как не успеваю я на тренировку и доехать до матери, уже дважды пообещав. Она после событий извелась вся, звонит по десять раз на день, будто не верит, что у меня дела хорошо идут.
Может, потому что это не так?
График «дом-работа» напряженный, но мне не привыкать — в сезон бывало и хуже. Правда, тогда приходилось не только болтологией заниматься и мозг себе взрывать, но еще в жару плюс пятьдесят где-нибудь в Таиланде вылетать без ВСУ[1]. А это жарко, скажу вам.
Об Авроре при таком распорядке дня я и не вспоминаю почти. Ну разве что в ду́ше или сидя перед телевизором на диване. И иногда между делом, когда в гардероб сунусь, а там ее туфли по-прежнему стоят. Или запахнет гребаным шоколадом то тут, то там.
Мы не связываемся с ней — не звоним, не пишем друг другу. Ни к чему это. Мне достаточно того, что я знаю: ее вызывали на допрос, и она в курсе насчет эфира — съемка передачи будет проходить на местном телеканале, но трансляция, кажется, пойдет на всю страну. На всякий случай по возможности я слушаю ее утренние эфиры. Она теперь выступает с каким-то парнем, но все звучит довольно обыденно, поэтому я за нее не беспокоюсь. Если Аврора справилась с Русланой, которая после встречи с ней походила на побитого щенка, точно не беспокоюсь. И при одной мысли об этом я сразу представляю Рори в мокрой одежде у себя во дворе.
