Она вдруг выключила диктофон и стала собирать вещи.
— Что, допрос закончен? — испугался Гаспарян.
— Да, мне, к сожалению, пора, меня свидетель ждет, — сказала Дежкина. — Но вы не волнуйтесь, я через пару деньков заскочу, еще поболтаем.
— А я вам еще про мой самый грандиозный проект не рассказал, — умоляющим голосом заныл он.
— Артур Кивович! — одернула подзащитного Алукина.
«Наверное, его не очень-то любят сокамерники, — подумала Клавдия. — Бьют, наверное…»
— Вот в следующий раз и расскажете.
Она вдруг поймала себя на том, что не испытывает никакой злобы к Артуру. Просто брезгливость. Как будто смотришь на этих самых пресмыкающихся. Они противные, скользкие, копошатся там, за стеклом, а тебе их жалко, что они такие гадкие.
Вот и он. Маленький, злой, закомплексованный человечишко. Хотел хоть один поступок в жизни совершить, да и то не получилось. Он из тех людей, которые, если захотят повеситься, то напишут завещание, а в самый последний момент у них веревка оборвется.
— Скажите, госпожа следователь, а может, мне все-таки разрешат свидание с женой? За примерное поведение, — спросил он как-то развязно. — За чистосердечное признание и помощь следствию.
— Вы же знаете, Гаспарян, во время следствия не положено. — Она развела руками и нажала на кнопку вызова караульного.
— Но почему? Я ведь чистосердечно во всем признаюсь. Чистосердечно. И не буду я с ней ни о чем сговариваться. Просто поговорить, утешить. — Он опустил голову. — Ей ведь трудно сейчас, она мать потеряла. А тут еще со мной такая катавасия.
— Я же говорю — не положено, — сухо ответила Клава. — Рада бы помочь, но не положено.
— Жаль. Очень жаль…
Дверь открылась.
— Уведите, — попросила Клавдия выводного.
Гаспарян встал и медленно побрел к двери.
— Он не виноват, — сказала Алукина. — Понимаете?
— Увидим, — ответила Клавдия.
— Сумку на досмотр… Что у вас в папке?
— Документы.
— Покажите.
Клава расстегнула папку.
— Табельное оружие сдавали?
— Нет.
Симыч долго изучал удостоверение и наконец протянул его Дежкиной.
— Ну что, Клавдия, выбила признание?
— Да пока нет.
— Ну, приходи еще. Хорошим людям всегда рады.
16.27–17.00
Даже озарившая Клавдию в СИЗО мысль не помогла ей сразу добраться до кабинета.
— Ой, Дежкина, видела в магазине напротив?
Это была Люся-секретарша.
— Нет, а что там?
— Пальто зимнее. Такая прелесть. — Люся даже хлопнула в ладоши. — Правда, не молодежное, но тебе просто как на заказ. Такое синее, кашемировое, с капюшоном. Прямо чудо.
— А цена?
— Не помню. — Люся пожала плечами.
— Ну, до зимы еще…
— Так потом таких не будет. — Люся развела руками.
Остатки решительности растаяли снежинкой на солнцепеке.
— Нужно будет посмотреть, — пробормотала Клавдия. — А то моя куртка совсем уже…
И Клавдия развернулась, чтобы тут же идти в магазин напротив. Да, пальто ей нужно. Денег, правда, нет, но посмотреть-то она может?
— Клавдия Васильевна! — Это был Порогин. — Там фотографии пришли, с обыска. Здравствуйте.
— Ну и как? — Клавдия ухватилась за Игоря как утопающий хватается за соломинку.
— Ничего, красивые.
— Вот-вот, опять…
— Точно.
Просмотрев фотографии, она швырнула всю стопку на стол.
— Ну сколько я его просила? Тоже мне, художник! Ответ по сосискам еще не пришел?
— Нет еще. — Игорь взял фотографии и стал рассматривать. — А по-моему, ничего… Вот эта, например. И вот эта.
— А что в ГАИ? — вспомнила Клавдия.
— Запрос оставил. Ищут.
Клава села за стол и начала перечитывать протокол осмотра и результаты «блатных» судебно-химических исследований крови.
Поразившая мысль куда-то исчезла.
Дохлая собака породы далматин, сука, отравлена. Смерть наступила… Большое количество противозачаточных таблеток, просроченные… Документов не обнаружено, оружия не обнаружено, наркотических веществ не обнаружено… не обнаружено, не обнаружено…
«Ага! Вот она!»
— Странно, откуда у нее столько елочек? — пробормотала Клавдия, боясь вспугнуть мысль.
— У кого? — не понял Игорь. — Каких елочек?
— Да у этой Ирины. Помнишь, в спальне?
— A-а, вы про эти ароматизаторы. — Порогин улыбнулся. — И на кой нам эта собака? У нас вон продмаг на шее, теперь еще Гаспарян этот. Как он вообще?
— Да никак. — Клава пожала плечами. — Смешной дядька.
— Он же убийца. — Игорь удивился. — Какой же он смешной?
— Ну, убийство еще не доказано…
— Но это же только дело времени.
— Я на секундочку! — влетел в кабинет Левинсон. — Новость слышали? Обхохочетесь!
Свалился на стул и захихикал.
— Какая новость? — улыбнулась Клава.
— А-ага-га! Интересно? Баба одна в суд пришла, иск на Горбачева подавать.
— Какой иск?
— Что он алименты не платит.
— Кто, Горбачев? — Игорь засмеялся.
— Ну да, он самый. — Левинсон многозначительно закивал. — Принесла ребенка и утверждает, что это его дочь. Даже в метрике написано — Галина Михайловна. Только фамилия матери. И знаете, что самое смешное в этой истории?
— Что?
— У девочки на голове родимое пятно. По форме абсолютно идентичное. Сначала думали, что она нарисовала, так нет. Оказалось, настоящее.
— Ну и что теперь? — спросил Игорь, смеясь.
— Что, что… Вынуждены были принять к рассмотрению.
— Что ты говоришь? — удивилась Клава. — А Горбачев что?
— Пока не знает.
— Извини, нам пора, — встала Клавдия.
— Куда собрались?
— Да вот на свалку старых автомашин, — вдруг сказала Клавдия.
— Куда? — спросил Левинсон.
— Куда? — как эхо повторил Порогин.
17.11-17.20
Дежурной машины, конечно, не было, пришлось на своих двоих.
— Помнишь, в нашем «мерседесе» тоже такая елочка висела? — поясняла Клавдия, прокладывая себе путь в толпе.
— Да, ну и что? — Игорь еле поспевал за ней.
— Они ведь для машин, правильно? Простите… Ну, чтоб бензином не воняло. Извините…
— Так. — Игорь ничего не понимал. — Ну а при чем тут свалка?
— Как это, при чем? — Клавдия озабоченно оглядывалась по сторонам. — Наш «мерседес» на свалке наверняка. И потом — хотя это уже лирическое отступление: эти самые елочки знаешь какие деньжищи стоят. Я такую только в «мерседесе» и у супрефекта видела. Позвольте… А у Ирины их штук сто было, не меньше. Если бы каждая из них была новая, эта Ира бы просто задохнулась. Они ведь у нее в спальне над кроватью висели. Значит, елочки были старые. А теперь скажи, где можно взять сразу такое количество старых елочек? Разрешите… Только на свалке. Правильно?
— Ну вроде да, — вынужден был согласиться Игорь.
— Прости, Игорек, я позвоню. Забыла… — Дежкина протиснулась к телефонным скворечникам и ухватила трубку, к которой уже тянулась рука какого-то юнца. — Алло, Федь, это я. Ну вы как там?
— Нормально. Ленка гуляет, а Макс опять тараканов травить пошел. Ты когда вернешься?
— Не знаю. Я чего и звоню. Вы без меня ешьте, а то мне еще на свалку машин поехать надо.
— Куда?! — закричал муж так громко, что Клава даже отдернула трубку. — И ты мне не сказала?
— А зачем тебе?
— Ну как, ну как?! — возмущенно запыхтел муж. — Мне трамблер нужен, потом стеклоподъемник на правой двери не фурычит, может, коврики поновее подыщу. Да и вообще.
— Федь, мы же по работе едем. — Клава улыбнулась.
— Ну и работайте себе на здоровье. А я пока так похожу. Ну ты даешь, Клавдия, это же надо. Сама ругаешься, что я столько денег на машину гроблю, а сама… Я ж своими руками все делаю… Ну ты даешь, вообще…
— Ладно, давай, Самоделкин, приезжай. Кстати, а где эта свалка-то?..
18.32–19.20
В стареньком добром «москвичике» стало вдруг до ужаса неуютно. Клава спиной и левым боком словно бы ощущала это колючее напряжение свары, готовой сейчас разразиться в салоне. Спиной, потому что сзади сидел Игорек, а боком — потому что машину вел муж Федя.
Свалка оказалась так далеко за городом, что без машины добирались бы до ночи. Федя подкатил очень быстро, но за эти несколько минут, пока они ждали «Москвич», с Игорем произошла разительная перемена. Он сначала набычился, тяжко замолчал, стал как-то саркастически похихикивать, от чего обаятельная молодость инспектора уголовного розыска как бы испарилась, а на свет Божий вылез злобный, циничный старикашка.
— Ну-ну, значит, муж? Хе-хе… — приговаривал он, делая многозначительное лицо. — Муж, значится, ну-ну…
