— Наш больной передает вам привет! — бодро говорил он, как будто его главная цель — порадовать меня с утра пораньше.
Когда он радостно сообщил мне, что больной самостоятельно ходит в туалет, я попросила его обойтись без физиологических подробностей. Все остальное я терпела.
Он каждый день удивлялся, отчего я не приезжаю к ним в гости.
— Больной спрашивает о вас, — говорил он многозначительно.
Звонки прекращались ненадолго после того, как он заезжал ко мне в офис, чтобы забрать очередную сумму на внеплановые расходы, которых становилось все больше. Дня через три звонки возобновлялись.
Я узнала у Вадима, почему сняли охрану.
— Пока их поймают, пока до суда дойдет — может год пройти. Ну кто будет целый год охранять какого-то водителя? — доступно объяснил Вадим. И успокоил: — Да ты не волнуйся. Кому он, в сущности, нужен?
«Своему брату», — подумала я.
Звонки брата возымели-таки действие. Когда он захотел меня познакомить с племянницей, я твердо отказалась. Но пришлось поделиться с ним своим мнением обо всех высших учебных заведениях Москвы: племянница поступала в институт. Я посоветовала ей стать технологом пищевой промышленности.
— Если будет хорошо учиться, зарплата в две тысячи долларов ей обеспечена, — объясняла я брату своего водителя. — Это очень перспективная профессия.
— А сколько нужно заплатить, чтобы поступить? — спросил он многозначительно.
Я торжествующе улыбнулась.
— Нисколько, — ответила я. — Этот институт пока не востребован.
Я все чаще стала забывать свой мобильный на работе. Он беспокоился и обижался. Больной беспокоился тоже. В последнее время даже их мама стала передавать мне приветы.
Я много узнала о детстве своего водителя. Оказывается, он родился с заячьей губой. В детстве его дразнили. У родителей не было денег на операцию. Он хорошо учился, особенно по истории. Мечтал писать исторические романы. Но в институт не поступил: брали только «блатных». А денег на взятку у родителей не было. Еще я узнала от заботливого брата, что денег у родителей не было также на теплую одежду, поэтому он постоянно простужался; на цветы его девушке, поэтому она его бросила… Словом, денег не было ни на что, отчего он и ступил на ту дорожку, которая в итоге привела его под дула пистолетов (понимай: к нам в водители).
Если бы мы знали все эти печальные факты биографии водителя, мы бы наверняка его не взяли. Но он никогда не производил на меня впечатления несчастного человека. У него было полно девушек, мы ему хорошо платили, он весело гонял на своей «шестерке» и за три года работы болел всего пару раз. Хотя, конечно, всего этого слишком мало для человека, который собирался писать исторические романы.
А если бы он закрыл Сержа собой, их бы все равно убили. Только сначала его, а потом Сержа. Контрольным выстрелом.
* * *
Светлана родила. Мальчика, три килограмма пятьсот пятьдесят граммов. Оценка по десятибалльной шкале — 9 баллов.
Она поехала в больницу сама, чтобы лечь пораньше, на всякий случай. Но в дороге начались схватки. Очень слабые. Поэтому ее, не торопясь, стали оформлять в приемном покое.
— Клизму будем делать? — спросила старенькая медсестра.
— А можно не делать? — с надеждой поинтересовалась Светлана.
Медсестра принесла горшок и поставила посередине комнаты.
— Только не тужься, — сказала она строго и вышла.
Задрав больничную рубашку, Светлана сидела на горшке, когда в приемную зашли практиканты.
— Здесь мы оформляем рожениц, — объяснила им женщина с властным взглядом и посмотрела на Светлану.
— Вы не тужитесь?
— Нет, — пробормотала Светлана. Десять пар глаз изучающе уставились на нее. Она хотела встать и убежать, но горшок был полон, и она осталась сидеть, боясь расплакаться.
Практиканты ушли, старушка вернулась и отвела ее на второй этаж, в предродовое отделение.
— Так… — пробормотал молодой доктор, листая ее медицинскую карту, — у вас кесарево планировалось?
Светлана кивнула.
— Но у вас открытие на три пальца. Вы сами родите, за час максимум. Попробуем?
— Но у меня шейка… Загиб… Врач говорил, мне кесарево нужно делать, — слабо возразила Светлана.
— У всех шейка, — уверял доктор, — родите и глазом не моргнете. Договорились?
Светлана кивнула.
Через шесть часов схватки стали жестокими. Светлана плакала не переставая, ее подсоединили к двум капельницам.
— Сделайте мне укол в позвоночник! — умоляла она, когда боль отпускала на несколько секунд.
— Невозможно, миленькая, — объясняла медсестра, — эпидуральную анестезию нужно было делать раньше, а сейчас уже нельзя.
— Я хочу кесарево! — кричала Светлана.
Ей говорили, что она вот-вот родит, но она все не рожала.
— Позовите моего врача! — рыдала она.
Но оказалось, его смена закончилась и он ушел домой.
Мимо Светланы две медсестры везли пустую каталку. Резким движением Светлана вырвала иголки от капельниц из своих рук, проворно вскочила с постели, поддерживая руками огромный живот, и, надеясь успеть, пока схватка отпустила, кинулась к каталке и вскарабкалась на нее под недоуменными взглядами медсестер.
— Везите меня на кесарево! — скомандовала Светлана, указывая пальцем на дверь операционной.
— Хулиганка! — возмутилась медсестра.
Боль опять накрыла Светлану, она сжалась, и слезы градом посыпались из глаз.
Вторая медсестра привела врача.
— Думаю, надо делать кесарево, — спокойно сказал он, осмотрев роженицу. — Готовьте к операции.
В исколотые Светланины вены попала еще одна игла — игла со спасительным наркозом.
Через двадцать минут сын Сержа громким криком приветствовал мир.
— Мальчик. Живой, — буднично произнесла акушерка.
Светлана глубоко и безмятежно спала.
Я узнала, что у Сержа родился сын, на следующий день. Светлана позвонила мне сразу, как только ее привезли из реанимационного отделения.
Я хотела купить цветы, но по дороге не попалось ни одного киоска.
Я боялась этого ребенка. Вдруг он будет похож на Сержа? Наверняка будет.
Мне даже хотелось, чтобы был похож. Я вспомнила маленькую Машу. Ее личико в роддоме давно стерлось из моей памяти, но были фотографии, и на этих фотографиях она была похожа на кусок свежего мяса. Если бы не огромные голубые глаза. Маша родилась с шевелюрой. Интересно, сын Сержа лысый?
Я вспомнила, как Серж приехал за нами в роддом. Он страшно волновался и долго отказывался взять в руки тугой кулек с дочерью.
Если бы Серж был жив, сейчас бы он ехал в этот роддом. И испытывал бы те же чувства. Только теперь они были бы связаны не со мной и не с Машей. Смириться с этим было гораздо тяжелей, чем ехать сейчас к Светлане.
Я надела на сапоги клеенчатые бахилы и открыла дверь в палату.
Светлана лежала на кровати.
Непривычно было видеть ее небеременной. Увидев меня, она заплакала.
— Какие ужасные роды, — всхлипывала она.
Я стояла в дверях.
— Где ребенок? — спросила я.
— Не знаю. Его приносят. Мне было так больно! Врач бросил меня и ушел домой, наркоз было делать нельзя…
— Успокойся, — сказала я. — Это просто нервы. Я поздравляю тебя с сыном.
Она кивнула.
— Хочешь быть его крестной? — спросила она.
— Я пойду поищу его. Тебе что-нибудь нужно?
— Да. — Светлана жалобно улыбнулась. — Шоколадных конфет. Мне нельзя, но я бы все равно съела.
Я кивнула.
— Принесешь? — уточнила Светлана.
— Сейчас куплю. У вас тут палатка есть.
За одной из дверей я услышала детский писк. Осторожно зашла.
— Что вы хотите? — кинулась ко мне симпатичная девушка в белом халате.
Вдоль стены, в прозрачных стеклянных словно бы сосудах лежали новорожденные детки. Как инопланетяне в лаборатории.
Я поймала себя на том, что не знаю фамилии Светланы.
Оказалось, ребенок носит одну фамилию со мной.
— Пожалуйста, разрешите посмотреть на него! — взмолилась я. — Хоть секундочку! Я и халат надену!
Я полезла в сумку за кошельком, и она правильно поняла этот жест.
— Не надо халата, — сказала она, — это предрассудки.
Я увидела сына Сержа.
Он начал орать, когда я над ним склонилась.
Я дала медсестре сто рублей и вышла.
Чего бы мне хотелось — это чтобы о нем никто не узнал.
Было необыкновенно важно для меня остаться единственной мамой единственного ребенка Сержа. Единственной женой и единственной его женщиной.
Крик этого малыша стоял у меня в ушах, когда я покупала шоколадки. Наверное, он понял, что абсолютно не нужен мне. Мне стало его чуть-чуть жалко.
Я передала с медсестрой сумку со всеми видами шоколада, какие нашлись в этой палатке.
Медсестра отнесла ее Светлане.
Мне возвращаться не хотелось.
Я рассказала о ребенке Кате. Предупредив, что это — тайна.
