Он прав. За это время я к ним сильно привязалась, но зачем я им… от такой привязанности на душе только хуже. Лира, кстати, действительно не так проста – это она при мне слабая и беззащитная, а как только в поле зрения меня нет, так тут же и коня на скаку остановит и дерево с корнями выкрутит. И на словцо вся в Таса пошла – как скажет, так и понять не можешь – то ли похвалила, толи ниже всякого плинтуса опустила и ножкой сверху притопнула. Она воришкой крутит да вертит как душеньке угодно, а малец и рад радехонек.
Берест постепенно сполз на матрас, кровать то ребятня заняла, да я на правах хозяйки, вот и выгнали сильный пол на пол.
– куда собрался? – сжалилась я, уступая свое место.
– мне твоя жалость поперек горла! Уймись да молчи, пока еще совсем мозги последние не растеряла, – разозлился Берест.
– Как знаешь, – обиделась я, отвернувшись к стене лицом.
Ну и пусть на полу спит, скотина рогатая, вот заболеет завтра, мне же лечить придется…
Среди ночи раздался гром, сверкнула молния, озаряя холодным светом силуэт Береста. Рога так и блестели, да узорами серебренными переливались. Что он, что Лира с Тасом все время ворочались, то один бормочет, то другая всхлипнет – в такой обстановке заснуть совершенно невозможно. Митька и тот под кроватью все когтями в половицы впивается да точит.
Небо заволокло тучами, черными, словно крыло вороное, да ливень по крыше стучал, того гляди и проломит вовсе.
Нет, в такой обстановке спать совершенно не возможно.
Наскоро одевшись, потеплее, спала и так все время в платье, я тихонечко села у окна да за лесом наблюдать стала. Ночь летняя светлая, темнеть только через месяц начнет, ну а там и холода придут осенние, земля разноцветным ковром приоденется, деревья листья сбросят…красота…
Так я все и представляла себе красоты здешние, пока за окном силуэт темный не проскочил и копытом о землю не ударил.
– Сецех! – невольно выкрикнула я, и рванула во двор что силы были, разве что молоток с собой прихватила, на всякий случай.
Дверь конюшни открыта оказалась, а ежели приглядеться, то сломана вовсе. И как такое произойти могло, я ведь и не спала совсем, да не слышала ни звука!
Сецех тем временем все из стороны в сторону носился, то к одной тропе, то к другой, словно и не видел под собой ни земли, ни копыт собственных. И вроде бы головой все в мою сторону ведет, вот только тело совсем в обратную скачет. И главное пасть раскрывает, а звука не издает.
– Сецех! – позвала я коня, да без толку. Его уже и след простыл. Под таким дождем и не только коня потерять можно.
Внезапно ливень прекратился. Резко, словно и не было вовсе, только от ветра холодного руки да ноги дрожат – вся одежда промокла, к телу липнет и ступни в обуви чавкают.
– Сецех! – вновь прокричала я дрожащим от холода голосом, – а ну вернись!
Жалко коня очень, не хочется товарища боевого терять, да что я могу в лесу этом? Нечисти полном по самые уши?
Голос Сецеха меня тут же отрезвил и из тумана вывел. Ноги как-то сами к тому месту, откуда звук раздался, повели, но вот только предательски дрожали.
Вышла я прямо к озеру лесному, тому, о котором Оллан предупреждал, и застыла на месте, как вкопанная.
Прямо возле воды стоял найтмар. Тот самый, что тогда из лесу выбежал, а за ним целое стадо таких же коней. Грива красная его огнем полыхала, кровь по ногам сочилась. Свое стадо, а своего же и забивала. С силой, с неимоверной злостью они загнали найтмара в ловушку, окружив того плотным кольцом. В центр вышел вожак, встал на дыбы да копытами к голове его и приложился.
Вода озерная тут же кровью окрасилась, черной, как сама ночь в лютую стужу, а на запах так из озерца мигом мелкая нечисть полезла, а подойти не решалась, пока стадо не ушло и помирать коня не бросило.
Сецеха рядом не было, видимо от страха сам и выломал дверь да сбежал, мне Оллан рассказывал, что для них Найтмары – как для кроликов змея – смерть.
Конь все еще дышал, учащенно, прерывисто. Боролся до последнего. Но вожак подошел в плотную к умирающему. В следующий миг лес озарился пламенем. Словно дракон, вожак полыхнул огнем в сторону умирающего и, видимо решив, что с ним покончено, повел стадо своим путем. Бесшумно, словно копытами земли не касаясь, они скрылись под покровом ночи, затерявшись среди деревьев.
Как только последний конь из виду скрылся и на приличное расстояние отошел, вода, до этого времени спокойная, тут же забурлила, выпуская голодную нечисть. Они постепенно окружали еще живое тело, готовые впиться в плоть, как только дух последний из коня выйдет. Он хоть и мертвый почти, да только этих зверей все равно боятся. И не мудрено, особенно после увиденного.
Найтмар дышал все чаще, но поверхностно. Если не помочь сейчас, то другого шанса и не будет вовсе. А как помочь? У меня с собой ни оружия нормального, ни огня, а нечисть разве что клинок, да круг волшебный остановит на земле начерченный, и то не от всякой нечисти, а от мертвяков да упырей. У меня же только молоток и есть.
Душу прям рвало на части – и оставить не могу и спасти не знаю как. И бросаться глупо, да и стоять на месте тоже.
– что б вас всех! – в сердцах молвила я, молоточком первого смельчака от умирающего отбивая. Хорошо хмыреныш полетел, далеко. Другие сразу призадумались, на меня издали покосились, решили видимо, что не чета я им, и молот мой не помеха.
Конь тем временем совсем плох стал, уже водой захлебывается, кровью истекает. Да только вот мордой к ноге прижался и глаза огромные выпучил, на меня уставился как на последнюю надежду. Как бы эта надежда меня саму не погубила.
Отбив молотком еще пару хмырей, я вошла во вкус. Эти твари летали у меня направо и налево, разве что только не в сторону дома, хотя и туда пару раз несколько экземпляров отправилось. Одна тварь коня за ногу цапнула, тот аж голосом иномирским прокричал, да только я вовремя спохватилась. Так и стояла по колено в воде, пока на смену хмырям кикиморы болотные не подоспели, как схватили за ногу, потянули за косу, за горло, так под воду и утянули, а плавать я плохо умею, еще и молот в руках.
Морды страшные, тиной болотной покрытые, зубы гнилые торчат и глазенки мелкие, красные, из стороны в сторону бегают. Ручонки как веточки тоненькие, вот только хватка железная.
Так и впилась мне в руку, тварь, а после я и не помню ни чего, только что-то красное по водяной глади пронеслось, теплое, крики нечисти и скользкие касания гнилых тел, что тут же ко дну пошли.
* * *
– я знаю! – заголосил Тас, – у нее вместо мозгов солома!
– да пусто у нее там, – отмахнулся Берест, – в одно ухо звуки влетают, из другого эхо разносится.
– Да хватит уже! – Лира расплакалась, – она не просыпается, а вы все шутки шутите.
– Да потому и шутим, – голос Береста был печальный, уставший, – что сидеть в тишине невозможно. Идите спать.
Потом вновь пустота. Не уверена, что эти голоса были реальны, а не плод моего воображения.
* * *
Сил открыть глаза не было, словно ослепла. Голова раскалывалась, безумная боль в ноге. Но, если я могу чувствовать, значит я еще жива. Все тело пробивала дрожь, хотелось кричать, но не получалось.
Скрип входной двери. Мужской голос. Вроде знакомый, но не могу разобрать слова. Чьи то прикосновения.
Потом вновь тишина.
– Оллан, – голос Ашки был уставшим и печальным, – она выкарабкается?
– я не знаю. Укусы смертельны, Ашка, – прошептал конюх, – как она до сих пор дышит мне не понятно.
Девушка всхлипнула. Мне хотелось ее успокоить, сказать, что я еще жива, что я слышу, чувствую, но тело не слушалось. Неужели это действительно конец?
Дверь открылась, шаги были мягкие, тихие. Голос не знакомый и грубый.
Тут же повеяло резким запахом, глаза заслезились и заболела голова, словно камнем в висок, но даже так я не смогла подать знак, что понимаю все, что происходит, хоть и не вижу.
Почувствовав прикосновение к щеке, словно тонкий волос упал с чужой головы, я услышала следующее:
– ее держат. Крепко держат.
– кто?
– тот, кого она спасла. Она не осознавала до конца, на что идет, но за счет темной крови…
– Найтмар? Этот полукровка? – воскликнул Оллан, при этом расхаживая по комнате из стороны в сторону, это было слышно благодаря тяжелой поступи, – я совсем ничего не понимаю…
– я тоже, господин, – голос незнакомца скрипел как ржавчина. Было противно его слышать, но прекратить слушать я не могла, – что с конем?
– так и не нашли. Сразу после того, как Эллин забрали – он убежал, – прошептала Ашка, – и еще кто-то обработал ее раны, ведь не могла же она сама…наверное…
– значит она была не одна, – голос прозвучал отчетливо. Знакомый запах, знакомые нотки – Витор.
Странно – какой конь сбежал? Кто меня держит? Ничего не помню… Даже то, что было в ту ночь, вроде дождь шел, да и Сецех сбежал…но там еще что-то было или кто-то… Что Витор в моей комнате делает?
