услугами вневедомственной охраны. Дешево и удобно.
— Действительно, удобно, — согласился Полуяров. — Она эффективна, когда хозяев нет дома. Но в данном случае сотрудники вневедомственной охраны появлялись в борделе по вызову охранника или самих девиц.
Например, для того, чтобы поучить уму-разуму недовольных клиентов.
— Это лишь детали и догадки! — бросил Князь, направляясь к выходу. — Где неопровержимые факты? Где доказательства?
— Будут, товарищ генерал! Дайте только время.
Милославский остановился в проходе:
— Четыре часа тебе хватит?
— Мы постараемся, — уклоняясь от прямого ответа, проронил Полуяров.
— И вот что, Полуяров, поднимите биографию и послужные данные этого Ломакина. Кто он такой? Откуда? Какое у него образование…
— Недостаточное, товарищ генерал, чтобы возглавлять управление. Закончил школу милиции и краткосрочные курсы повышения квалификации. Образование не тянет даже на звание подполковника.
— Значит, его кто-то тянет, — задумчиво произнес Князь. — А на семейном фронте?
— Тут все в порядке. Даже более того. Квартира в центре, дача, машина. Обе дочери учатся в Англии.
— Ого! На какие шиши?
— Жена — коммерсант.
14
Разговор со старыми знакомыми, Лялей и Жанет, Катышев предложил провести в последнюю очередь. К тому же выставлять девчат на улицу было крайне небезопасно. Девушки, окажись они в лапах сутенеров и покровителей, по-прежнему считались основными свидетелями налета, который поздним вечером совершили Блинков и Фочкин на представителей патрульной милиции. Но пока они находились в стенах управления под защитой эсэсбэшников, они, рассчитывая на помощь оперативников, могли смело давать совершенно правдивые показания, И в этих самых чистосердечных признаниях Фочкина смущал лишь один нюанс. Тот самый, что, находясь подшофе, они с Блинковым и в самом деле обратились за услугами к уличным проституткам. Он лишь надеялся на полковника Полуярова, с помощью которого этот факт можно было трактовать как заблаговременное проведение давно запланированной операции.
По скупым и крайне осторожным показаниям остальных четверых девушек, которым также выпала честь угодить в только что открывшееся «штрафное подразделение», оперативникам все же удалось прояснить некоторые закономерности в системе организации и функционирования интимного бизнеса. До сего момента, как и подавляющая часть воспитанных на высокой советской морали, но далеких от среднего достатка горожан, из этических и материальных соображений неготовых из собственного кармана платить за ночные утехи и развлечения, они считались лишь сторонними наблюдателями. А потому, как все остальные граждане, о размахе древнейшей секс-индустрии могли судить лишь по телевизионным новостям и газетным сообщениям. Но они не ожидали, что эта запрещенная законом индустрия могла быть такой мощной, развитой, бесперебойной. Существовало и ошибочное мнение журналистов, которые информировали потребителей лишь о ночной деятельности столичных путан.
Уже по первым ответам вывезенных из борделя девиц оперативники начинали понимать, что торговля телом отлично защищена, до мелочей отлажена, ведется в любое время суток, имеет многоуровневую систему отбора, обучения и переподготовки персонала. Каждый день в многотысячный профсоюз московских путан вливались десятки новых представительниц прекрасного пола, которые после тщательного отбора распределялись по борделям и притонам, саунам и ресторанам, улицам и перекресткам, по первому звонку выезжали к клиентам в московские квартиры и загородные резиденции. Причем квалифицированные кадры для этого вида деятельности готовились как среди мастеров исполнительного уровня, так и в области руководящего менеджмента. Только одна из допрошенных девиц, не отличавшаяся привлекательной внешностью и изящностью фигуры, приехавшая в Москву на легкие заработки, была тотчас же вовлечена в уличный хоровод. Двоим удалось сначала попробовать свои силы на подмостках дешевого стриптиз-бара, где поощрялась близкая связь с любым из клиентов, готовым швырять деньгами. Четвертая на протяжении двух последних лет состояла в ночном штате известной гостиницы. Но отель по решению городской власти был до основания разрушен и стерт с лица столичной земли. Девушке, как отелю, сгинуть не позволили заботливые трудоустроители и временно перевели в массажный салон при сауне.
В конце концов, все четверо, как Жанет и Ляля, за погрешности и нарушения, что выражалось в укрытии выручки или разногласиях с начальством, были переведены на низкооплачиваемую работу и направлены поучиться уму-разуму в один из третьесортных борделей, которые в мире продажной любви считались штрафными ротами. И где клиенты по собственному и предварительно оплаченному желанию могли делать с девушками все, что заблагорассудится.
Но сколько ни делились своими впечатлениями девицы о прихотях и замашках клиентов, о чем так настаивал майор Фочкин, все в один голос заверяли, что в последнее время любая обида и рукоприкладство в их адрес со стороны клиентов безжалостно пресекались сотрудниками милиции.
— С милицией жить стало легче, — попросив сигарету, улыбнулась грудастая девица с красными пучками волос, с которой Фочкину довелось провести несколько секунд в тесных объятиях. — Но такую охрану и защиту мы также оплачиваем из своего кармана.
Разговаривая со жрицами плотских утех, капитан Катышев каждый раз задавал один и тот же вопрос: кто был инициатором перевода каждой из них в штрафную роту? И сколько бы девицы ни вздыхали и ни ругались, виня во всем непосредственного сутенера, который делал запрос на перевод у более высокого начальства, подспудно проявлялась фигура госпожи Черемисовой. Она с такой же отчетливостью возникала и когда речь заходила о трудоустройстве девушек. Мамка-Танька если не самолично оценивала достоинства претенденток на ту или иную должность, то внимательно выслушивала доклады рядовых сутенеров, поеле чего и принимала окончательное решение — кому-то выпадало счастье оказаться в элитном борделе, кому-то доставалось место в ресторане или гостинице, кому-то уличная подворотня.
Впрочем, никто из четверых ни разу не назвал вслух имя Мамки-Таньки. Хотя оперативники особо не настаивали вспоминать черты и облик верховной хозяйки и даже верили в то, что кто-то из девчат, судя по приземленным местам их работы, мог и в глаза ее никогда не видеть. Черемисова крайне редко снисходила до посещения рядовых притонов, но элитные девушки могли ее лицезреть в шикарных ресторанах и на светских раутах, где без приглашенных моделей и девушек эскорта не обходилось ни одно празднество.
Когда в кабинет вошли Ляля и Жанет, Золотарев включил чайник. Глядя, как капитан хлопает дверцами шкафчика в надежде отыскать чистые стаканчики, Ляля поморщилась:
— При такой интимной беседе я бы выпила что-нибудь покрепче.
— Это тебе, милочка, не кабак! — возмутился Золотарев.
— Успокойся, Костя. — Фочкин метнулся к сейфу и услужливо вытащил початую бутылку. — Могу предложить водки. Для храбрости.
— Мне не надо, — накрыла ладонью посудину Жанет. — После штрафной роты я уже ничего не боюсь. Об одном прошу, отправьте меня как можно скорее в Кременчуг.
— Ты из Кременчуга, с Полтавской области? — даже чуть подался вперед Золотарев.
— А вы там были? — с надеждой, что перед ней сидит
