с золотой булавой, а за ним в вестибюле толпились всевозможные лакейские ливреи.
"Этих дальше не пустили; значит, и мне тут нет ходу, рассуждал сам с собою Самсонов. — Обойдем кругом.»
Со стороны Фонтанки, действительно, оказалось заднее крыльцо, оберегаемое единственным сторожем-инвалидом; но тот сперва также остановил его:
— Куда прешь? Пошел, пошел!
Самсонов стал обяснять, что ему бы только одним глазком взглянуть, как господа там танцуют… Инвалид перебил его:
— Сказано тебе, что дело нестаточное. Отойди до греха!
— Ну, пусти, дяденька, раделец, отец родной! Тебя от того ведь не убудет. Пусти!
— Сказано раз: "не пущу", ну, и не пущу!
Так Самсонов, по всему вероятно, и отехал бы ни с чем, не найди он поддержки в дворцовой служительнице, возвращавшейся в это время с иллюминации тем же черным ходом и узнавшей в нем шуваловского человека.
— Да ублажил бы ты старика: сунул бы грош в зубы, — вполголоса посоветовала она Самсонову.
Он пошарил y себя по карманам: вместо гроша, нашелся там целый алтын.
— На-ка-сь вот, дяденька, на добрую чарку.
Устоять против такого соблазна было уже свыше сил ворчуна. Пробурчав что-то под нос он пропустил обоих.
Хорошо знакомыми ей, видно, закоулками дворца девушка провела Самсонова к винтовой лестнице.
— По этой лестнице, - сказала она, — ты, прямо выйдешь на хоры.
— Ну, спасибо, родная.
На хорах, кроме придворного оркестра Самсонов застал уже десятка два таких же любопытных, скучившихся в сторонке на двух скамейках перед ажурными перилами.
— Не найдется ли, матушка, и для меня местечка? — обратился он к сидевшей с краю на задней скамье старушке, повидимому из придворных приживалок.
Та воззрилась на него и тотчас с готовностью отодвинулась к соседке.
— Как не найтись для тебя, касатик, — найдется.
Отсюда, между голов сидевших на передней скамье, сквозь прорезы в перилах, было видно, как на ладони, все, что происходило внизу, в танцовальном зале. От пестроты и роскоши мелькавших там маскарадных костюмов y Самсонова вначале в глазах рябило. Понемногу он, однакож, пригляделся; а комментарии, которыми обменивались сидевшие около него две кумушки, облегчали ему еще опознаться в этом одушевленном калейдоскопе. Но, любуясь блестящим зрелищем маскарадного бала, он, вместе с тем, не упускал из виду ни швейцарки, ни рыцаря, хотя те ни променада, ни контрданса не танцовали друг с другом.
После контрданса швейцарка на несколько минут исчезла с турчанкой, и когда возвратилась, то на менуэт приняла приглашение рыцаря. Не подозревая, что швейцаркой одета теперь уже не его "молочная сестра", а Скавронская, Самсонов не мог надивиться несвойственной Лилли развязности в обращении с своим кавалером.
Тут к ним подлетает опять турчанка. Что она говорит рыцарю? Наскоро приложившись к ручке своей дамы, он удирает из зала. Знать, не спроста!
Самсонов так стремительно поднялся с своего места, что привел в сотрясение всю скамейку; обе кумушки сердито на него оглянулись. Но его и след простыл.
Дверь, за которою исчез Воронцов, была в сторону парадного крыльца. Самсонов поспешил туда же. Блогодаря своей ливрее, он не обращал ни чьего внимание. В проходной комнатке около вестибюля он столкнулся лицом к лицу с Воронцовым.
— А я к вам, Михайло Ларивоныч. Вас, верно, хватились?
— Да, хотят, слышно, арестовать. Ожидают только, должно быть, конца бала, чтобы не делать переполоха.
— Так вам бы крадучись уйти.
— Пытался; но y парадного хода стоят два жандарма; а швейцар мне обявил, что раньше ужина никого из гостей не приказано выпускать.
— Из гостей? Так нам, слугам, значит, выходить не возбранено? Переодеться бы вам в мою ливрею и утечь с заднего крыльца.
— А ты сам-то, братец, что же?
— Сам я надену ваши рыцарские доспехи и останусь тут за вас, чтобы вам было время убраться из Питера по добру по здорову.
— Ты, видно, о двух головах! К ужину все ведь должны будут снять маски, и тебе придется также показать свое лицо.
— И покажу.
— Но с тобой чиниться уже не станут…
— Бог милостив. Скажу, что нарядился, мол, в доспехи своего господина сдуру без его ведома, чтобы побывать тоже раз на этаком придворном маскараде. Ну, знамое дело, по головке не погладят, накажуть, а все же не так, как вашу бы милость: вам, офицеру, всю жизнь бы испортили.
— Это-то верно… Ну, Самсонов, золотой ты человек! Этой услуги я тебе во век не забуду. Но где нам переодеться?
— А за переборкой в мужской уборной. Войдем вместе и выйдем вместе: никому и не в домек.
Сказано — сделано. Когда, немного погодя, оба вышли опять из уборной, никому из попадавших им навстречу и в голову не приходило, что шествующий впереди блогородный рыцарь — в действительности слуга, а скромно плетущийся за ним слуга — блогородный рыцарь.
Самсонов от природы был очень приметлив и без затруднение нашел выход из дворцового лабиринта к черному крыльцу. Здесь, кроме дежурного сторожа, стояли теперь также два полицейских аргуса с саблями на-голо. Но ливрейного слугу они выпустили в сад без всяких расспросов, а настоящий слуга в образе рыцаря возвратился опять, скрепя сердце, на парадную половину дворца.
V. Рыцарь и брамин
Из танцовального зала на Самсонова пахнуло тропическою жарой и неулегшеюся еще после танцев пылью, смешанною с запахом человеческого пота и парфюмерных блоговоний. Разгоряченные танцами маски обоего пола расхаживали взад и вперед одиночно или по-парно, прохлаждаясь холодными напитками и мороженым, которые разносились кругом придворными лакееми.
Вдруг к нему подпорхнули две женские маски: швейцарка и турчанка.
— Ты все еще здесь, Мишель? — заметила ему вполголоса швейцарка. — Какое безумство!
— Вы ошибаетесь, Лизавета Романовна, отвечал Самсонов. — Я не Михайло Ларивоныч…
— Это — Гриша! — вмешалась турчанка. — Они верно тоже, как мы, обменялись платьем. Правда, Гриша?
Теперь и Самсонов узнал ее по голосу.
— Правда, Лизавета Романовна, отвечал он. — Михайла Ларивоныча в моей ливрее никто не задержал, и теперь его, верно, уже не ногонят.
— Слава тебе, Господи! — облегченно вздохнула Скавронская. — Но какой ты сам безстрашный! Ведь тебе это так не сойдет. Знаешь что, Лилли: мне уже из реконесанса надо его тоже выручить; я поговорю с цесаревной…
— А я с принцессой! — подхватила Лилли. — Раньше нам с тобой надо, однакож, опять переодеться. А ты, Гриша, тем временем уберись здесь куда-нибудь подальше.
"Ах вы, милые, хорошие! — подумал Самсонов, когда две подруги упорхнули снова вон. — Но куда мне здесь убраться? Разве что в буфет".
И он спросил y проходившего мимо лакее: где буфет?
— А пожалуйте, сударь, за мною, — предложил тот и провел его в длинную стеклянную галлерею, в
