— Да, это родители Ии, — словно так и было запланировано, говорит он. — Очень приятно с вами познакомиться, у вас необыкновенная дочь.
Вижу как мама хочет что-то ответить и, судя по всему, не очень лестное. Но ее вовремя перебивает Генрих Майер:
— Ох, выходит, что наши дети приготовили для нас сюрприз! Прекрасно! А я пригласил этих замечательных людей по рекомендации своего хорошего партнера и вот как совпало… Ия, ваши родители просто находка, архитекторов лучше я просто не встречал!
Улыбаюсь, но слезы наполняют глаза и я едва держусь, чтобы не дать волю своим эмоциям. Перевожу взгляд на папу, который всегда был ко мне куда более лоялен, чем мама, но и его выражение лица не сулит мне ничего хорошего. Он злится и кажется, что еще секунда и взорвется.
— Мы бы хотели поговорить с дочерью наедине, — сурово произносит папа, отчеканивая каждое слово и у меня внутри рвется последняя надежда на благополучное завершение этого вечера.
— Позвольте нам продолжить знакомство с гостями и как только мы закончим — вернемся к вам, хорошо? — улыбается Макс моим родителям и, так и не получив одобрения, уводит меня на противоположную сторону зала.
— Идемте, я пока познакомлю вас со своим партнером по бизнесу… — слышу я за спиной приглушенный голос отца Майера.
Максимилиан выводит меня через второй вход в зал и тянет по направлению к лестнице. Сердце в груди сходит с ума, я часто дышу, а воздуха не хватает, как будто меня посадили в вакуумную банку. Перед глазами все расплывается и я на чистом автоматизме передвигаю ноги.
— Успокойся, тише, сейчас поговорим и все решим, — шепчет Макс мне на ухо и я словно просыпаюсь ото сна.
На самой верхней ступеньке охвативший меня ранее немой шок отступает и я со злостью отбрасываю руку мужчины со своей талии.
— Не прикасайся ко мне! — мой полукрик-полувсхлип получается не таким воинственным, как мне бы хотелось. Слезы льются из глаз ниагарским водопадом и мне на полном серьезе кажется, что моя жизнь кончена. — Никогда больше, не смей! — вытираю соленые капли со щек тыльной стороной ладони, размазываю нарисованные графичные стрелки на глазах. — Что теперь прикажешь делать?!
— Иди сюда, — мужчина открывает первую дверь в начале коридора и затаскивает меня туда. Судя по письменному столу и шкафам — это чей-то кабинет. — Успокойся, не нужно истерик, слышишь? — он обхватывает мое лицо своими ладонями и заглядывает в глаза. Тепло его рук, должна признать, не вызывает отвращения, но сам Макс и вся эта ситуация…
— Я сказала не прикасайся! — выпутываюсь из его рук и отхожу к окну.
Закрываю лицо руками и совершенно не знаю, что делать дальше. Меня выворачивает наизнанку от осознания того, что сейчас я разрушила все то доверие к себе у своих родителей, которое строилось годами. Я соврала им, сказав что готовлюсь к практике дома.
Я соврала впервые ради… этого!
И потеряла авторитет честной дочери в их глазах. Вернуть его уже будет невозможно… Они же теперь думают, что я скрывала от них свои отношения с взрослым мужчиной. Втихаря собралась замуж… Господи!
— Ия… — дергаюсь, когда слышу его голос за своей спиной и снова рыдаю.
Серьезно, это не плач, а именно рыдания от безысходности и невыносимой боли. Я не могу сейчас спуститься и даже посмотреть им в глаза, я сгорю со стыда!
— Ия, нам придется вернуться… Этого я уж точно предвидеть не мог, — тихо говорит Майер и в его голосе присутствуют нотки раскаяния.
Вот только что мне с того? Его раскаяние вернет мне доверие родителей, чтобы я не видела в их глазах того всепоглощающего разочарования, как несколько минут назад? Не думаю.
— Не хочу, — выдавливаю из себя эту фразу, но понимаю что придется это сделать, чтобы не выглядеть трусихой. Уж сделать вид, что это была не я — точно не получится.
Обхватываю себя руками за плечи и смотрю в окно на огромный парк, стараюсь успокоиться и отвлечься. Вот только в груди все так же невыносимо больно и слезы душат.
— Бляха! — раздосадованно кричит Макс и за моей спиной раздается шелест бумаги, слышно как листы разлетаются по кабинету. — Твою мать! Все зря! — следом на пол летит органайзер с ручками, одна из которых подкатывается прямо к моим ногам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Все зря? Ах, бедненький Максимилиан, пожалеем его!
Я неожиданно быстро переключаюсь с растерянности на жгучую злость. И злюсь я на него, на кого же еще?!
— По-моему, сейчас не ты должен психовать, а я! — поворачиваюсь к Максу и тыкаю пальцем ему в грудь при каждой фразе. — Это меня используют! Меня шантажируют! Меня целуют, когда вздумается! — захлебываюсь словами от гнева, но они бегут нескончаемым потоком. — Я вчера уже было подумала, что ты не последняя тварь на планете Земля! Что ты на самом деле хороший человек и тебе нужна помощь, а ты… Ты думаешь только о себе! Тебя волнует лишь собственное благополучие, а на остальных тебе плевать! На чувства и на все остальное! Я вернусь в этот чертов зал, я сыграю свою роль, но лжецом и скотиной, разрушившим мою жизнь, ты от этого быть не перестанешь! — всхлипываю и перевожу дыхание, глядя в растерянное лицо Майера.
Он смотрит мне в глаза, его брови сведены на переносице, но это не привычный вид его недовольства, ему как будто бы больно. То что я говорю — приносит ему боль, оставляет шрамы в душе. Пусть!
— Для тебя существует только Максимилиан Майер, я — ничто. Ты не способен думать о ком-то, кроме себя! — выплевываю ему в лицо каждое слово.
Нет, на душе у меня от этого не становится легче, а наоборот пуще прежнего хочется плакать, исчезнуть с лица планеты. Как же не хватает прибора, который бы поворачивал время вспять… Я бы сейчас с удовольствием его крутанула.
— Не способен? — приподнимает брови и сжимает челюсти Макс. — Мне просто интересно… Ты правда так считаешь?
Мои губы дрожат и, кажется, я исчерпала свой воинственный запас. Отвожу взгляд и Майер горько усмехается, пятится к двери.
— Не способен, так не способен, прекрасно, — с обидой говорит он. — Я же полено бесчувственное.
С громким хлопком двери Максимилиан покидает кабинет.
28
Очень мужской поступок, хлопнуть дверью и уйти.
На душе становится еще паршивее, чем было раньше. Что мне теперь делать? Наверное, все же спуститься и поговорить с родителями, но что конкретно говорить — я не знаю.
Как я ненавижу лжецов и вот превращаюсь в одну из них.
Выхожу из кабинета и осматриваюсь по сторонам — Максимилиана нигде нет, что и следовало ожидать. Где он, как я должна расценивать его уход — понятия не имею. Иду в нашу комнату и сразу в ванную, чтобы привести себя в божеский вид. Покрасневшие от слез глаза я не спрячу, но вот размазанный макияж исправлю.
Мама, да, я соврала, но все получилось как-то само собой и вот я здесь…
Нет, не то!
Мама, папа, я очень виновата, что соврала вам, все куда более запутанно, чем вам кажется на первый взгляд…
К черту! Отбрасываю полотенце в сторону и упираюсь ладонями на раковину. Нельзя отрепетировать то, что ты не знаешь каким образом обернется.
Смотрю на себя в огромное зеркало и прогоняю слезы прочь. Слишком много эмоций, слишком много нового на меня обрушилось. Мне бы только сил, чтобы пережить сегодняшний день и остаться в здравом уме.
Еще этот поцелуй не идет из головы, ни с того ни с сего, выбивший меня из равновесия… Непроизвольно тянусь к губам и прикасаюсь кончиками пальцев, до сих пор ощущаю тот миг и прокручиваю его в голове. Казалось, что было в этом поцелуе что-то настоящее, не наигранное… Прислушиваюсь к себе и понимаю, что эти воспоминания кружат голову, а вот в хорошем смысле или в плохом…?
Качаю головой, избавляюсь от этого нахлынувшего наваждения. Макс эгоистичный засранец, я не могу считать секундный поцелуй с ним чем-то особенным или значимым.
Выхожу из комнаты и собираюсь спуститься в холл. Даже если не найду там Майера — я в одиночестве доведу начатое нами вранье до конца.
