Рейтинговые книги
Читем онлайн Завеса - Эфраим Баух

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 94

А он умел с этим сладить, ибо испытывал отвращение к алкоголю не потому, что не умел пить, а потому что знал свою слабость: стоило ему напиться, как он абсолютно не помнил, что творил и что говорил. А уж ему-то было, что скрывать. Дал себе зарок – в рот не брать спиртного, ибо однажды после провала памяти, пришел в себя весь в кровоподтеках, раздетый, в одних трусах, на берегу Нерис. Обчистили до нитки, забрали все документы, среди которых был постоянный пропуск в известный домик. На первый раз обошлось. Документы нигде не засветились, вероятно, их просто вышвырнули в реку.

После прогулки по зоопарку Цигель довел детей до выхода, и они бросились к матери. Поцеловала их, будто не видела их вечность, и они в обнимку пошли по улице.

«Любит обниматься и целоваться», – подумал Цигель, ощутив на щеке скупую мужскую слезу.

Аусткалн был озабочен:

– Что-то вы неважно выглядите. Приехали из школы свеженький, как огурчик. В общем-то, от нас ничего не скроешь. Чека всегда начеку. У вас нелады с женой. Знаем этого Витаса. Прощелыга и бабник. Могу вас уверить, что она больше с ним не встречается и очень переживает. Надо помириться. Это важно для будущего вашего дела.

– Она что-то знает?

– Да как это вообще могло вам голову прийти? Это был бы полнейший провал в нашей работе. А теперь – сюрприз.

Распахнулась дверь, и ослепительно возник не кто иной, как Аверьяныч.

В тот же миг Аусткалн как бы скукожился, стушевался, утянулся вместе с дымом своей сигареты, подобно джину, под выходную дверь кабинета.

Цигель вскочил со стула.

– Сидите, месье, вас ждут великие дела.

С момента их знакомства Цигеля изводил вопрос: сам ли Аверьяныч каламбурит, удачно переиначивая цитаты великих, или набирается остроумия при тайном прослушивании каких-либо интеллектуалов.

Дело в том, говорил Аверьяныч, что после Шестидневной войны стали, как грибы после дождя, возникать кружки евреев по изучению иврита. Масса не только учебной, но и антисоветской литературы проникает из-за рубежа. Молодые евреи спят и видят себя в Израиле, готовы угонять самолеты, пересекать границу. Цигелю надлежит, как можно естественнее, втереться в эти кружки, показать себя, как отличного учителя языка и вообще еврейского активиста. Цигелю следует понять, что это лишь начало большой карьеры в разведке.

– Сам факт моего появления в вашей провинции для тебя означает многое.

– Вы надолго?

– Я, дорогой, нигде не бываю долго. Адье!

Цигель, окрыленный встречей с Аверьянычем, не чуял под собою ног. Естественно, он не мог слышать того, что тот сказал Аусткалну:

– Заполучил ты в клетку редкую птичку. Жидок этот сентиментален. Падок на деньги. Но в нашем с тобой деле может пойти далеко.

По дороге к родительскому дому Цигель думал о том, что успех сам плывет ему руки. Весь вечер он выуживал у бабки песни на языке идиш, рекомендуя передать их молодым евреям, которые готовы были явиться по первому звонку.

Отцу, давно отлученному от всех заушательских дел и неимоверно от этого страдающему, сын четко разъяснил:

– Вспомни, какие ты войны вел со старухой по поводу языка идиш, которому она обучала меня. В результате он сослужил великую службу тебе и мне. Понял, куда я клоню?

Отец, который никогда не отличался особой сообразительностью, после этого разговора проникся к бабке не просто уважением, а страхом. Старую ведьму никакой черт не брал, и в их противостоянии она всегда выходила победителем.

Так или иначе, время от времени их квартира превращалась в музыкальный салон. Один из парней приходил с аккордеоном и тут же записывал песенки бабки, которая молодела на глазах. Внучек, естественно, щеголял знанием идиша, спросил:

– А иврит вы знаете?

– Не-е-ет!

И он заговорил, свободно, уверенно. Потрясение было общим.

– Откуда такое знание?

– Ну, сначала от бабки. Потом сам.

– А зачем?

– Что за провокационный вопрос? Сами знаете.

Через некоторое время один из ребят появился явно на разведку в бюро, где работал Цигель. Знание иврита на таком уровне у сравнительно молодого человека явно вызывало подозрение. Упорно ходили слухи, слишком похожие на правду, что в секретных школах КГБ обучают ивриту доживающие свой век после тюрем и лагерей лучшие знатоки. Правда, залогом Цигеля служила его удивительная бабка и то, что он все же старший инженер проектов в почтенном бюро. Но главным аргументом в его пользу было то, что он на несколько голов выше доморощенных учителей, опередивших своих учеников, быть может, всего на несколько уроков. В конце концов, изучать язык не запрещено. Надо лишь остерегаться антисоветских разговоров.

Так Цигель стал наиболее востребованным преподавателем. Он шел на явочную квартиру, наметанным глазом замечая топтуна с фотокамерой. Вначале ученики друг друга не знали и настороженно сторонились. Со временем освоились. Никого не удивляло, что за ними нет слежки. Это лишь означало, что в компании есть свой доносчик. «Родного нашего стукача» обсуждали вслух с этаким веселым, висельным юмором. Наиболее изощрялся в «лепке» портрета стукача сам Цигель.

Прямо с занятий отправлялся на другую явочную квартиру, где Аусткалн показывал ему альбом фотографий. Допоздна учитель составлял развернутые характеристики учеников, возле имени каждого ставя вопрос, ибо сомневался, называют ли они свои настоящие имена. Фамилий вообще не называл никто. Память у Цигеля была и вправду феноменальной. Он запоминал мимолетные реплики, которыми ученики перебрасывались. Так он засек и другие подпольные школы по изучению иврита, узнал, кто фотографирует, пусть кустарно, но в немалом количестве привезенный туристами учебник «Элеф милим» – «Тысяча слов». Во время перекура один из ребят со смехом рассказывал, как, проявляя сфотографированный материал в ванной, они получили предупреждение, что их могут накрыть, вложили в чемодан груды мокрых листов фотобумаги, бежали по улицам, и за ними тянулся мокрый след: из чемодана капало. Было ясно, что они только и думают о том, как попасть в Израиль.

Поздней ночью, получив от Аусткална конверт с деньгами и с усмешкой думая про себя, что вот так же пес получает от хозяина заслуженную кость, усталый, но довольный, он шел домой.

Не гнушаясь дополнительным заработком, загримировавшись, крутился в толпе во время хорового праздника. На гигантской панорамной эстраде выступали коллективы, а в такой же гигантской толпе зрителей многие ловили по транзисторам «Голос Америки»: убили Роберта Кеннеди.

Особенно богатый улов инакомыслящих был после вторжения советских войск в Чехословакию.

Аусткалн посмеивался: «Что нам папа римский, я сам пастырь, а ты – ловец человеческих душ. Мы и платим тебе подушно».

Время от времени некоторые ученики исчезали, но желающих учить иврит было настолько много, что Цигелю было легко не замечать исчезающих и, тем более, думать об их судьбе. Где-то, за обочиной его сознания, всецело нацеленного на подслушивание, запоминание, отбор, вершились, мало его интересующие, судебные процессы над молодыми евреями в разных городах. Или цинизм этот равен был равнодушию в годы войны, когда к исчезновению и гибели близких относились, примерно, так же, как к наличию рваной обуви или вообще отсутствию оной в ливень и снег. А ведь они, в общем-то, были близки ему, как благодарные ученики благородному учителю.

По ночам, когда все в квартире спали, наступало его время. Сидя в кухне, он пил чай, разглядывал свою сберегательную книжку, готовился к урокам, выписывал цитаты из пророка Исайи, чтобы лишний раз поразить слушателей. Однажды открыл Библию, наткнулся на какой-то псалом Давида, и вдруг такая ножевая тоска подкатила к горлу, что чуть не задохнулся. Вышел на балкон. Дрожащими руками ухватился за перила, как будто сам себя хотел спасти от желания через них перепрыгнуть.

На следующий день случилось несчастье. Отец выступал на каком-то очередном занятии по политпросвещению, клеймя сионистов. Кто-то из слушателей попросил слова и выдал такое, что отец побагровел, стал орать, брызгая слюной, обвиняя выступившего в антисоветской пропаганде. И вдруг упал.

На похоронах какие-то деятели идиотски повторяли: получил инсульт на партийному посту.

Больше всех убивалась бабка, вероятно, потому, думал Цигель, что ей не будет с кем спорить, и что оказалась права, отвечая на его крики «Чтоб тебя схватила кондрашка» – «Я еще тебя переживу».

Тот миг на балконе не отпускал душу Цигеля. Но что случилось? Виноват ли он в смерти отца? Конечно же, виноват. Но то, что было на балконе, случилось раньше. И вдруг подумал: жена-то давно не звонила. Как же он этого раньше не заметил. Он бежал с работы к своему бывшему дому, сел на скамейку за кустами в знакомом сквере, как последний дурак-топтун, закрывшись газетой. Сердце колотилось, ибо следил за младшим сыном, который у подъезда играл в классики. Потом появилась она со старшим сыном. Шла, сгорбившись, глядя в одну точку.

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 94
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Завеса - Эфраим Баух бесплатно.

Оставить комментарий