В пакостях, которыми Изя-Изяслав изводил свою молодую мачеху, широта славянской души сочеталась с изощренным восточным коварством, а Марфа-Марша ту же славянскую душевную безбрежность подкрепляла американской рациональной технологичностью. Младшенький Никита подражал старшим, а Юлия тогда была еще слишком мала, чтобы серьезно навредить ненавистной врагине, и портила ей настроение лишь беспричинным ревом и чудовищным упрямством. Но старшие дети взрослели, кроме войны с мачехой у них появлялись и другие интересы, а финансовые транши, направляемые Никандровым бывшим женам в обмен на их согласие, чтобы общие дети жили преимущественно под отцовским кровом, постепенно узурпировались самими детками, и материальная стимуляция стала давать сбои. Изяслав и Марфа все больше времени проводили за пределами отцовской усадьбы, а Никиты и Юлии, оставшихся без вдохновляющего примера старых, закаленных в семейных сварах бойцов, хватало лишь на эпизодические вылазки типа порезанной шубы и тому подобных мелких гадостей. Тут бы Нелли расслабиться и отдохнуть душой, но подросший Дениска превратился в Дэна, и его выходки затмили все прежние подвиги никандровских отпрысков, как старших, так и младших. Нелли Григорьевна стойко охраняла покой супруга и строжайше запрещала обслуге докладывать Никандрову о домашних скандалах, вызывая огонь на себя, сама разруливала все проблемы, в том числе, разумеется, компенсировала из собственных карманных денег космическому стражу ворот украденную Дэном зарплату. Андрей Николаевич, бизнес-деятельность которого напоминала преодоление смертником минного поля, расслаблялся по вечерам в семейном кругу, где все было прекрасно и благополучно до удивления, а жена не могла нахвалиться послушными детками. В действительности пасынков и падчериц Нелли готова была разорвать в клочки и разметать эти клочки по закоулочкам, а с родной «кровиночкой» дела обстояли еще хуже. Дэн с каждым прожитым днем все больше напоминал челн, несущийся без руля и ветрил по волнам, припахивающих сначала клеем «Момент», а затем все более изысканными ароматами. И как остановить это неукротимое движение к неминуемой катастрофе, Нелли не знала. Не раз, глядя на родного сынка, несчастная мать вспоминала его биологического папашу, и на ум ей приходила очередная народная мудрость: «От осинки никогда не родится апельсинка»… Эх, если бы эту непреложную истину помнили дуроломы всех времен и народов!
Глава 10
Но, несмотря на все эти потаенные сожаления, треволнения и переживания, в представлении отца семейства в доме царили тишь да гладь да божья благодать. Нелли ни в коем случае не хотела нарушать семейную идиллию сварой с и так уже осатаневшей от Дэнова садизма скандальной падчерицей, поэтому, внутренне ужаснувшись ее безумному намерению разместить кошачье-собачий погост на территории усадьбы, внешне свои негативные эмоции никак не проявила. Напротив, отметила, что мемориальное кладбище для друзей человека — это замечательная задумка и она ее всецело поддерживает. Есть только одно «но»: негоже отводить под такое благое дело всего лишь одну полянку, и даже целого поместья для него маловато. Нужна территория повнушительней, чтобы соответствующие по размеру грандиозные надгробья лучше смотрелись. Нелли соглашалась на дурь падчерицы с легким сердцем. Она была уверена, что муж этим же вечером не оставит камня на камне от гипотетических траурных монументов и развеет всю эту похоронную химеру в прах. На то он и родной отец: может позволить себе в разговоре с дочерью любую резкость. А мачеха останется от скандала в стороне, с нее и взятки гладки…
Юлия приняла ободряющие слова Нелли Григорьевны за чистую монету, согласилась, что выбранная ею поляна для погоста маловата, и уже окидывала реформаторским взглядом всю перспективу поместья, представляя, видимо, как помпезные кошачьи и собачьи захоронения будут смотреться под окнами особняка. Но потом вздохнула и с сожалением предположила, что отец, пожалуй, не совсем одобрит идею размещения мемориала в непосредственной близости к дому. «Еще как не одобрит! — согласилась в душе с падчерицей Нелли. — Не только не одобрит, он еще всыплет тебе по первое число за все твои бредовые выдумки!» Но вслух поспешила заверить падчерицу, что она в любом случае поддержит ее прекрасную (мысленно — ужасную) идею.
Как Нелли предполагала, так и случилось. Никандров зарубил предложенную дочкой новаторскую реформу поместья на корню, а самой реформаторше постучал костяшками пальцев по лбу, а затем ими же — по подлокотнику кресла, и отметил, что звук одинаковый. Вообще-то Юлия родительскую власть признавала и отца даже побаивалась, но в этот раз нашла коса на камень. Трагическая гибель Клеопатры выбила ее из наезженной колеи отцепочитания, и она съехала с катушек прямехонько в оппозиционный кювет. Никандровский особняк вдруг снова превратился в филиал Содома и Гоморры: слезы, истошные вопли, истерики, угрозы покончить с собой…
Никандров за семь лет последнего брака отвык от нештатных домашних ситуаций, но относил семейное благополучие исключительно на счет собственного правильного мужского воспитания детей. И как это обычно бывает, приписав чужие, педагогические в данном случае, лавры себе, почил на них, расслабился и потому не смог противостоять бунтарскому напору угнетенного детства. Сложилась классическая революционная ситуация, когда низы хотят реализовать свои несбыточные мечтания, а верхи не готовы дать им достойный отлуп. В таких случаях любая власть делает вид, что идет на компромисс, в надежде охмурить протестующие массы. И этот финт ушами власти обычно удается, ведь от одной из двух сакральных российских бед мятежному населению никуда не деться. Семейная деспотия в лице Никандрова ничем не отличалась от любой другой власти. Дороги в поместье были в полном порядке, и отцу семейства оставалось использовать лишь вторую особенность чисто российского менталитета любимой дочери.
— Выделить ей, что ли, под ее бредовый проект клочок земли в самом дальнем углу поместья размером десять на десять метров? — сказал он жене, глядя на Юлию, изображающую из себя фонтан слез. И, понизив голос, почти шепотом добавил: — Там у пионеров как раз когда-то была помойка…
Нелли поняла, что нужно срочно спасать положение. В отличие от мужа, она была уверена: если цепкой падчерице позволить зацепиться даже за край поместья, хоть за бывшую помойку, можно не сомневаться, что вскоре памятник какой-нибудь убиенной кошке появится и под окнами ее будуара.
— Нет, нет, — возразила она мужу в полный голос. — Клочок земли — это не годится. Тут нужен простор, должны открываться широкие перспективы. Я слышала, что не так далеко, километрах в пяти-шести, местной администрацией выставлен на торги обширный участок бывшего заповедного леса. Лес, понятно, уже вырублен, и образовавшееся на его месте широкое поле теперь как будто самой природой предназначено для устройства величественного мемориала. Остается только выкорчевать пни. Мне известно, какова будет максимальная цена этого участка на аукционе, плюс, разумеется, необходимые неофициальные доплаты, и я, со своей стороны, готова выделить часть требуемой суммы.
Юлия прекратила рыдать и слушала, навострив уши. Никандров недовольно поморщился, раздосадованный уступчивостью жены, но лицо его быстро прояснилось: он понял, что мудрая супруга предоставила ему возможность пресечь вздорную дочкину авантюру не мягким мытьем, а жестким катаньем… Заодно познакомить дочь с реальной действительностью. Пора уже! А то пригрелась за папиной спиной и думает, что жизнь — это Гринпис, текущий млеком и медом. Пусть поучится в суровом университете имени A. M. Пешкова, не зря взявшего себе псевдоним Максим Горький, и поймет, в каких условиях отцу приходится делать свой бизнес и какой ценой достаются родителю деньги, которые оголтелая наследница так легко собирается потратить на кошачье-собачье упокоение. Ну а поскольку обучение теперь по факту везде платное, отцу не жаль раскошелиться на «науку» для дочери.
— Хорошо, мы с Нелли Григорьевной дадим тебе требуемую сумму для покупки этого земельного участка, но только при одном условии, — Никандров строго погрозил дочери пальцем, — ты даешь честное слово, что сверх указанной суммы не станешь больше выклянчивать у нас ни доллара и все хлопоты по покупке берешь на себя. Юридическую службу компании просьба не беспокоить!
Юлия на все условия согласилась, а Никандров, памятуя, что российский капитализм развивается не по Марксу: деньги — товар — деньги, а на свой новорусский манер, то есть криминал — деньги — похороны конкурента — товар, вызвал Новикова, который тогда еще не был начальником охраны, но карьерные амбиции имел, и поручил ему обеспечивать физическую безопасность новой участницы земельных торгов. Заботливый отец хотел окунуть Юлию в суматоху новорусского бизнеса, но вовсе не желал, чтобы мятежная, но любимая дочь вернулась с аукциона без головы. А юная бизнесменка, с разгону плюхнувшись в мутное криминально-бюрократическое болото, быстро в этой коррупционной жиже освоилась и чувствовала себя там почти как рыба в воде. Родительские гены, наверное, сработали… Где нужно заплатив, кого следует подмазав, она победила в аукционе, израсходовав, правда, отпущенную ей сумму до последнего доллара. Все прошло чинно-благородно и почти по закону. Осталось только получить документы на приобретенную землю. Знающие люди чесали затылки и в изумлении разводили руками: наверное, где-то после дождичка в четверг петух все-таки прокукарекал… Увы, чудеса если иногда и случаются, то обычно не с нами…
