салона, палуб, вот машина… Все до мебели и мелочей. Это будет ваш пароход, Николай Николаевич! Каюты для офицеров, для свиты, а вот помещение для матросов, вполне демократическая идея заложена в этом пароходе. Тут не только труды и заботы Петра Васильевича и нашего посла. У американцев большие надежды на Россию.
— Ни теперь, ни в будущем ни в коем случае нельзя дозволять иностранным судам входить в Амур выше Николаевска, — сказал Муравьев. — Торговать — милости просим.
— Со временем вам придется идти на этом пароходе в Японию, трактовать там, исправлять неточности и неопределенности, допущенные Путятиным при заключении Симодского трактата. Придется пойти в Калифорнию. Мы помним, что Аляска наша. Главное и неотложное — Китай.
Редко удавалось Константину Николаевичу обрести хорошее настроение, и тогда он любил помечтать.
Муравьев сказал, что на переговоры с китайцами на Амуре не надо приводить такого хорошего парохода. С ними чем проще, тем лучше. Надо естественно. Быть такими, как мы всегда. Обойдемся с ними и речным хорошим пароходом. Нам не надо быть похожими на англичан. Другое дело — в Японии. Там паровые суда всех классов, со всех стран света. Из Голландии, из Штатов, Англии, Франции, Испании. Японскому императору в подарок от ее величества королевы Великобритании пошла паровая яхта.
Константин об этом читал в донесениях из Лондона, в рапортах по флоту и в европейских газетах. Он видел напечатанные фотографии яхты японского императора. А мы послали ему в подарок шхуну «Хэда», живую историю японо-русских отношений в пору, когда подобные сентименты во всем мире никого больше не трогают. Да и сами японцы вперед глядят, народ практический и скоро все забудут. Японцам нужны пароходы. Англичане тут как тут…
— Но еще нет парохода. Корабля еще нет! — воскликнул Муравьев.
— Я получил с нарочным с устья Амура извещение, что пароход «Америка» пришел. Вместе с другими американскими судами он не может войти в лиман. Стоит за льдами, близ залива Декастри. Сама бухта очистилась, но дальше лед, и они на якоре в ожидании открытия прохода к Николаевску… Нам нужен телеграф через Сибирь, Николай Николаевич! Пароход пришел без повреждений, грузы доставлены в целости. Сообщение от полковника корпуса штурманов Дмитрия Ивановича Орлова, вашего приятеля. Американцы пришли, имея на борту нарту и собак. Зная местность, как пишет Орлов, они спустили собак на лед, и двое американцев добрались до нашего поста.
«За чем же стало, Константин Николаевич, — подумал Муравьев, — чем вам собираться в плаванье в Сирию да в Святые Места, объединяющие верной и праведной религией народы, или ехать в Англию, как частное лицо в гости к королеве, поехали бы вы лучше и познакомились с Дмитрием Ивановичем Орловым. Конечно, нужен телеграф через Сибирь до зарезу. Нужна железная дорога. Это редкий случай, что на оленях и на лошадях примчали рапорт с Восточного океана в Петербург за короткий срок. А там, конечно, за это время все переменилось, и льды разошлись, и леса зазеленели».
— Для Японии вам пригоден любой из офицеров, служивших в экспедиции у графа Путятина. Из плена возвратился Сибирцев Первый. Он выучил японский язык, живя в Японии, вполне подготовлен. Теперь вам с японцами будет гораздо трудней, чем Евфимию Васильевичу. У них аппетиты растут, тревога сильна за будущее своего царства. С ними нужна величайшая осторожность и осмотрительность, и тут Сибирцев как свой. Плавал в Японию, немало может помочь. Из Лондона Бруннов писал, что Сибирцев, который из-за болезни задержался, все время употреблял на изучение китайского языка в Лондоне и, как оказалось, вполне порядочно говорил с китайцем, которого англичане привезли учиться в свою столицу и хотят дать ему современное медицинское образование. Такие интересы, проявленные Сибирцевым, характеризуют молодого офицера как личность, заслуживающую внимания, которой нельзя позволить затеряться.
Мраморный Дворец! Великие планы. Цели, о которых Муравьев говорил здесь и в Малой Разводной с декабристами, едины, они сходятся. Но здесь смеют все решать, и в этом разница.
— Я дарю тебе, Муравьев, — сказал Константин Николаевич, — шесть новых винтовых корветов и шесть клиперов. По мере спуска их на воду будем проводить испытания, комплектовать экипажи, назначать капитанов и офицеров и сводить корабли в отряды. Пойдут к вам в Тихий океан.
Константин действительно намеревался поехать в Святые Места и в Англию Он сказал, что хотя мир заключен и отношения восстанавливаются, но еще не вошли в колею и сохраняется холодность. И нам надо побеждать себя, перебороть неприязнь и по возможности помочь им в этом же. Будущее покажет. Надо обрести новые отношения, без чего невозможно жить государствам. Королева оказалась бессильна, пытаясь предотвратить войну.
У Казакевича отчеты по поездке в Штаты еще не закончены. Многочисленные документы представлены в Адмиралтейство. Ему придется засесть там с морскими крысами за разбор документов.
Казакевич явился в Главный Морской штаб к барону Врангелю.
Фердинанд Петрович поздравил его с производством в контр-адмиралы. Подробно говорили о делах по флоту на востоке и о портах Приморской области.
Врангель попросил рассказать про ранние события на Амуре, что и как происходило, когда корабль «Байкал» подходил к устью реки и были совершены открытия. Обычно Врангель избегал подобных разговоров. Это было старое и неприятное дело, в котором сам он был замешан и до какой-то степени скомпрометирован открытием Невельского. Когда-то исследования эти поручались компании, во главе дел которой находился с постоянным пребыванием на Аляске адмирал Фердинанд Петрович. Он посылал судно, но получилось все неудачно, он представил в Петербург, что вход в Амур невозможен. А Невельской — мальчишка без ума, вырвал его карты…
Казакевич почувствовал, что адмирал решил коснуться больного места. Значит, обида его прошла; встав во главе флота, он желает служить делу беспристрастно и знать подробности. Дело важное для государства. Мы возвращаем себе территории, которые нам когда-то принадлежали. А право доказано Невельским и подтверждено исследованиями. Врангель, видимо, успокоился и готов выслушать. Шел на мировую с наукой.
Петр Васильевич день в день стал рассказывать, как подходил корабль, как вокруг были мели, среди них глубокие каналы. «Байкал» стоял на якоре, а шлюпки ходили с промерами. Казакевич сказал, что ему посчастливилось: идя на шестерке со своими матросами, заметили сильное течение, идущее в море из-за скалы. Прошли скалу и увидели огромную реку.
— Так-так! — весьма многозначительно вымолвил Врангель, слушавший с острым интересом и закивавший головой, как судья при признании подсудимого.
Петр Васильевич понял, что у знаменитого адмирала боль еще не отошла. Значит, Врангель затеял разговор с каким-то другим умыслом.
Казакевичу не раз пытались внушить, что это он является