Он оторвал кисть от бумаги и прислушался. Голоса и звуки шагов — кто-то приближался к чайной беседке. Кому из придворных не спится в такую рань? Оставив записи в беседке, он поднялся и выглянул.
Приближались трое. Сначала Гэрэл узнал голос императора. В остальных двух собеседниках — когда они подошли ближе — он узнал главу Ведомства Налогов и правого министра. Правый министр, насколько Гэрэл успел разобраться в государственном устройстве Рюкоку, тоже отвечал главным образом за финансы, так что не было ничего удивительного в том, что именно о них и шел разговор.
— Почему вы думаете, что Торговая гильдия согласится помочь? — спросил министр.
— Нам нечем им заплатить за помощь, ваше величество, — скорбным тоном сообщил глава Ведомства Налогов.
— Мне пришло в голову, что мы можем предложить не деньги. Я поговорил с Канэиро, и он говорит, что в его библиотеке есть очень ценные научные трактаты, которые, возможно, заинтересуют Торговую гильдию... — говорил император. Из-за покрывала Гэрэл не видел его лица, но голос у Юкинари был усталый.
— Да, это может получиться. Пригласим представителя гильдии взглянуть на эти книги. О, если удастся уговорить Торговую гильдию профинансировать этот проект, у нас появится шанс...
Они направлялись не в чайный домик и прошли бы мимо, но, заметив на веранде Гэрэла, остановились. Лица главы Ведомства Налогов и министра вытянулись, было видно, что они предпочли бы не замечать его и дальше; однако Юкинари уверенно повернул к домику.
— Ваше величество, — поклонился Гэрэл.
— Генерал… — откликнулся Юкинари.
После той встречи в городе и последовавшего за ней разговора между ними возник небольшой холодок, но Гэрэл обнаружил, что рад видеть императора. Защититься от обаяния Юкинари было тяжело.
Недосып не помешал императору как всегда тщательно выбрать наряд: что-то лиловое с алым, причем оттенков лилового в наряде присутствовало штук десять. Кажется, такое цветосочетание тут называли «обратная сторона кленового листа». Не то чтобы Гэрэл всерьез надеялся запомнить все хитросплетения придворного этикета, но у него была цепкая память — и еще он с детства привык всегда и во всем стараться понять и запомнить как можно больше, жадно глотать любые знания, не гадая, пригодятся когда-нибудь ему эти знания или нет.
А знание уклада придворной жизни Рюкоку ему, без сомнения, пригодится в самом ближайшем будущем, чем бы ни закончились переговоры.
– Позвольте узнать, что вы делаете тут в столь ранний час? — спросил он.
— Все просто — мне приятнее обсуждать дела в саду, а не в четырех стенах, — сказал Юкинари, изящно проигнорировав суть вопроса (в самом деле, вряд ли он прямо ответил бы, что ему приходится не спать ночами, разбираясь с завалом бумаг, самое понятное слово в которых — «убыток»; Гэрэл подумал об этом с некоторым ехидством). — Я могу задать вам тот же вопрос?
— Я пишу письмо. Я привык просыпаться рано в походах. И, возможно, вас это позабавит, но у меня есть привычка вести записи об увиденном и время от времени отправлять письма моему императору. Его Величество Токхына, разумеется, волнует ход переговоров, к тому же многое в Синдзю кажется мне интересным и заслуживающим упоминания — об этом я и пишу.
— О, так мы потревожили вас? Простите, — сказал император, но особого сожаления в его голосе не было. Было видно, что он заинтересовался разложенными на веранде листами — впрочем, тактично держался на расстоянии, которое не позволяло ему прочитать написанное.
Тут решил вставить слово глава Ведомства Налогов:
— Надо же! Это очень необычно, что вы пишете письма.
— Вы удивлены, что варвар с Запада умеет писать? — усмехнулся Гэрэл.
— От военных обычно не ожидаешь любви к чтению и письму. В Нисияму недавно приезжал по торговым делам господин Чхве — говорили, что он не сумел прочитать условия договора и попросил помощи у одного из своих спутников.
— Впрочем, не секрет, что у нас сложное отношение к вашим соотечественникам, так что вряд ли стоит верить глупым слухам, — сказал правый министр. — Злые языки болтают, что сила и храбрость заменяет им ум, но это, конечно, вовсе не так.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Его легкая улыбка не очень-то сочеталась со смыслом произнесенных слов.
Вот это уже могло быть обидно, если бы Гэрэл испытывал гордость за Чхонджу, но он ее не испытывал. Если речь шла о Чхве Минсу, представителе одной из знатнейших семей Чхонджу, то Гэрэл не сомневался, что конкретно этот слух был чистой правдой — тупой боров путал даже простые иероглифы.
— К своему стыду, должен признать, что мои соотечественники действительно нечасто утруждают себя наукой, — суховато ответил Гэрэл. — Впрочем, это личное дело каждого.
— Вы, должно быть, очень способный человек, раз знания даются вам легко, — сказал министр.
Его слова были вежливы, но полны яда. Гэрэл обнаружил, что получает определенное удовольствие от манеры общения обитателей дворца. Слова тут всегда означали что-то другое, не то, что произносилось. Насколько все скучнее было в Чхонджу: грубость, как и ненависть, была простой и откровенной. А здесь — люди будто постоянно исполняли друг вокруг друга танец, не то желая ударить, не то просто оценивая противника... Гэрэл умел держать себя в руках, слыша обидные выпады; умел и сам шутить так, что собеседник бледнел и умолкал. Чаще всего требовался лишь пристальный взгляд, его внешность делала за него остальное. Он выдержал небольшую паузу, рассматривая министра своими холодными противоестественно-голубыми глазами, а затем растянул губы в почти приветливом оскале и сказал:
— Должно быть.
Этого оказалось достаточно, чтобы министр испуганно сжался и ничего больше не сказал.
— Знания никому не даются легко, — сказал Юкинари, восстанавливая в беседке мир: эта короткая фраза прозвучала так властно, что переругиваться больше никто не осмелился.
— Мне показалось, вы как раз из тех людей, кто всё схватывает на лету, — сказал Гэрэл все еще немного желчно.
В самом деле, есть хоть что-то, чего молодой император Рюкоку не умел бы? Красив, умён, талантливый правитель… Превосходно играет в «Туман и облака»...
— Нет. Было бы здорово, если бы всё давалось мне без труда — я бы тогда лучше высыпался, — усмехнулся Юкинари. — Но это не так...
Он поколебался, будто не был уверен, что хочет что-то сказать, но наконец признался:
— Помните, вы на празднике Семи Осенних Трав похвалили мои стихи... На самом деле я не заслужил этой похвалы. Я совсем не поэт, у меня нет таланта мгновенно придумать красивые строки, вдохновясь моментом, — мне приходится заранее сочинять и держать наготове стихотворения на разные темы, и их даже нельзя назвать моими в полном смысле слова... Вот Асикагэ — вы видели его на празднике, он служит в архиве — действительно талантлив, а я... я просто много читаю. Я собираю эти стихи из чужих, словно мозаику из кусочков. Может быть, придворные уже это заметили и продолжают хвалить их лишь из сочувствия.
— Свои костюмы и прически вы тоже заранее придумываете? — пошутил Гэрэл — и, похоже, угадал, потому что покрывало на лице Юкинари качнулось, будто он хотел что-то ответить, но промолчал.
Гэрэл представил себе, как Юкинари, сосредоточенно нахмурившись, набрасывает схемы нарядов на разные случаи жизни, но эта мысль вовсе не показалась ему забавной. Он увидел Юкинари с новой стороны, только сейчас осознав, что его совершенство — это результат постоянной упорной работы. Гэрэл понял, что был неправ, осуждая рюкокусцев за их продуманные до мелочей наряды, безупречную ухоженность и тщательный выбор поведения и слов. В этом была некоторая искусственность — да; но все это также означало и гигантское трудолюбие...
– Я думаю, что старание недооценивают, оно заслуживает больше уважения, чем талант. И стесняться его уж точно не стоит.
Юкинари увидел, что Гэрэл говорит искренне, и с благодарностью сказал:
— Я согласен. Расскажите, когда и почему вы решили научиться читать?
