знакомый, но она точно существует лишь в одном экземпляре.
Эктори взяла коробку, повертела в руках, собиралась сунуть в карман, но скульптор воскликнул:
— Вы даже не посмотрите?
Эктори, не желая обидеть скульптора, открыла крышку, аккуратно развернула обёрточную бумагу.
На маленькой подушечке лежал цветок со множеством тонких аккуратных лепестков расположенных в несколько слоёв, из седины которых выходила верхняя половина стройного женского тела, покрытая мелкими лепестками словно чешуйками, на голове вместо волос ещё лепестки, маленькое лицо перекошено отвратной гримасой, из клыкастой пасти высунут длинный тонкий язык, когтистые лапы вскинуты вверх.
В глазах Эктори металлическая брошь начала приобретать цвет, двинулась, словно бы протягивая руки к ней. Она выронила коробочку, зажала рот ладонью сдерживая испуганный крик, закрыла глаза, попятилась, на ощупь отыскала ручку двери, выбежала. Опустилась на ступени, прислонилась к стене, свернувшись клубком, закрыла голову руками.
Хафэр опустился рядом, Эктори тихо заговорила, почувствовав вопросительный взгляд:
— Это тварь. Он её придумал⁉
— Он так сказал.
— Придумал⁈ — она подняла голову, взглянула в синие спокойные глаза. — Они не придуманы, они реальные! Я видела! — отвернулась, закрыла лицо. — Они отвратные, они страшные.
— Тише, — положил руку на плечо Эктори, проговорил, — давно, в детстве, моя мать делала так, когда мне было страшно, — опустил её голову себе на колени, стянул зубами перчатку, положил рядом, начал гладить, перебирать белые волосы.
— Часто было страшно? — просила Эктори надеясь услышать, что и он — Хафэр — такой холодный и самоуверенный, на самом деле был обычным мальчишкой.
— Почти всегда.
— А сейчас?
— Меньше.
— Знаешь, я вспомнила то, что теперь хочется забыть. Я тогда была ещё мелкая, насколько я помню. Я тогда в лесу потерялась. Честно говоря, всё потому, что в очередной раз гулять пошла, и так почему-то возвращаться не хотелось. Мне поначалу даже понравилось: небольшая полянка, а на ней такие красивые ярко красные цветы, и такие огроменные, с меня размером, а некоторые даже больше. Потом из цветка, прямо из серединки высунулась девушка, вся светлая и изящная, с бледной зеленоватой кожей, ярко-жёлтыми глазами и лепестками вместо волос. Она пряталась в середине, и до того, как вылезла, казалась обычным цветком. Я сказала ей, что она красивая, а она засмеялась, спросила, не хочу ли я стать такой же. Я заметила, что всё-таки с ней что-то не так, отказалась. Она пыталась уговорить, таким сладким заманчивым голосом, а потом… Потом появились другие! У всех длинные жёлтые языки, клыки и когти, — не выдержав, Эктори расплакалась. — Они предлагали стать одной из них, остаться, для меня говорили даже цветочек есть. Этот мерзкий запах гнили. У кого-то осталась только голова, кому-то повезло, их съели только по грудь, по плечи. Хотя, какое тут везение, когда в тебе поддерживают жизнь и сжирают понемногу, растягивая страдания как можно дольше? Они меня тоже схватили, я пыталась вырваться, пыталась царапаться и кусаться, не помогло, только тошнотворная слизь в рот попала. В цветок засунули, не думала, что такое возможно, но я задыхалась. Потом… Не помню что было потом.
— Не помнишь значит не важно, — успокаивающе проговорил Хафэр.
— Нет, очень важно. Я ведь ничего толком не помню.
— Знаешь, в будущем нам могут преподнести подарки, которые будут пугать, вызывать отвращение, а от того какова будет реакция может зависеть и жизнь. Таковы правила общества: от подарков не отказываются. Попробуй сейчас, когда от этого ничего не зависит, — он бережно вложил в её дрожащие ладони металлическую брошь.
Эктори разжала пальцы, взглянула на цветок, зажмурилась, сунула безделушку в карман, легла на спину, схватила руку Хафэра, принялась разглядывать аккуратную ладонь, также как и у неё без единой складочки кожи, с тонкими длинные пальцами. Закатав рукав, Эктори оценивающе посмотрела на запястье, предплечье, наконец спросила:
— Ну и зачем ты перчатки таскаешь? Я думала у тебя с руками что-то не так. Ну, знаешь, аристократы ведь прячут изъяны фэтэ и этэ, даже шрамы полученные в битвах, считают признаком не мастерства. А у тебя физиономия симпатичная, прямо таки идеальная, а изъян-то какой-нибудь должен быть, — Эктори на какое-то замолчала, но поняв, что Хафэр отвечать не собирается, продолжила: — А может ты руки прячешь руки потому, что слишком изящные для мужчины? Даже у меня не такие мягкие. Но знаешь, если снять перчатки то они как раз по грубее станут.
Хафэр брезгливо поморщился, проговорил:
— Не глупи. Я пачкаться не люблю.
Ухмыльнувшись, Эктори напомнила, что ступени на которых они сидят, место не самое чистое, на что Хафэр ответил, что сидит только она, он же у скульптора подстилку прихватил. Эктори недовольно нахмурилась, но ничего не сказала, а когда Хафэр хотел уже встать, попросила:
— Давай ещё немного посидим. Я вот на днях книгу читала, поговорить о ней хотела. То, как я её нашла было вообще заметно — на ней была энергетическая отметка.
— Книга про магию, которая кончилась? — уточнил Хафэр.
Эктори тут же поднялась, подозрительно щурясь поинтересовалась:
— Не ты ли эту отметку оставил?
— Я ведь совсем не маг, — ответил Хафэр, печально качнув головой, тут же вернулся к теме разговора: — Так что тебя заинтересовало в книге-то?
— Ну, ведь магия — это искусство управления силами миров. Она же не может кончится.
Хафэр в задумчивости устремился взглядом куда-то вдаль, когда Эктори уже надоело смотреть на его задумчивое лицо, наконец сказал:
— Я тоже хотел об этом поговорить. Что если у миров просто закончится энергия, ведь нас ждёт совсем иной финал — наши миры состоят из энергии, когда она кончится, останется лишь Ничто.
— Это страшно, страшнее чем цветочки, — вздрогнувшим голосом отметила Эктори.
— Страшнее чем собственная смерть: нет миров — негде возрождаться. Именно поэтому, хоть магия и доступна почти всем и каждому, возможность её изучать — удел избранных, ведь обращаясь к силам миров, мы понемногу расходуем их.
Эктори замерла в ошеломлении. Хафэр встал на ноги, поднял аккуратно сложенную тряпку, на которой сидел, подойдя к двери обернулся на отряхивающуюся Эктори, посоветовал:
— Брошку надень.
— Нет! Не хочу!
— Надо.
Эктори, зажмурясь, на ощупь пристегнула пугающий цветок, получилось криво, неаккуратно, но она не хотела поправлять это, ведь пришлось бы смотреть. Хафэр перестегнул брошь, пальцами растянул её губы в улыбке, надев обратно перчатку, вошёл.
* * *
Скульптор явно обрадовался увидев свой подарок,
