переезде он женился на молодой выпускнице Харьковского сельскохозяйственного института Козловой Октябрине (Рине) Васильевне. Уволившись с прежнего места работы, молодожены прибыли в «город у моря». Однако оказалось, что женитьба Васи, о которой Лиза до поры не знала, вызвала у нее сильное раздражение. Властная по характеру (и профессии), она была на 20 лет старше Васи и относилась к нему, как к мальчику, нуждающемуся в жестком руководстве на жизненном пути. Избранница Васи, в сравнении с присмотренной Лизой невестой, ей не понравилась. Об этом тетя откровенно сказала молодым. Кстати, так же, по словам бабушки, она реагировала на женитьбу моих родителей. Отцу тоже заранее подобрала невесту. Неодобрительно отзывалась о моей маме, которую отец, судя по сохранившимся письмам за 1937–1941 годы, горячо любил. Это подтверждала и бабушка.
В итоге поездка в Одессу завершилась для Васи ссорой со старшей сестрой. На помощь Лизы рассчитывать не приходилось. Молодые приехали в Белогородку, где Вася рассчитывал получить место учителя истории, но вакансии к приезду были заняты. Пришлось согласиться на должность учителя средней школы села Щуровцы, расположенного в 16 километрах от Белогородки.
Работа в этой школе заслуживает отдельного описания. Регулярного транспортного сообщения между нашими населенными пунктами не было. Зато их соединяло мощеное булыжником шоссе Новоград-Волынский-Ямполь. Дорога была построена в 30-х годах для военных целей. Вася приобрел велосипед, на котором с началом учебного года ежедневно преодолевал по этому шоссе злосчастные 16 километров в обоих направлениях в любую погоду. Порой промокал до нитки. В осеннюю непогоду возвращался забрызганный грязью, зимой, в метель – облепленный снегом. Однажды приехал глубокой ночью, так как был занят заклеиванием 16 проколов, сделанных на колесе велосипеда обиженным «двойкой» учеником.
Помню, он мучительно страдал от постоянных ангин. Вечера проводил за составлением планов и конспектов. Рине повезло больше. Она получила должность зоотехника Белогородской МТС.
Вскоре после Васи и Рины в Белогородку сюда же на отдых прибыла Лиза с семьей. На второй день после ее приезда бабушка решила испечь в давно не использовавшейся русской печи пирожки с вишнями. Собрав по просьбе бабушки полведра ягод, я ушел на колхозный ток.
Мы грузили мешки на первую машину, когда раздался сигнал пожарной тревоги. Работавшие бросились к свободным машинам. Оказалось, горел наш дом. Огонь пошел на чердак из поврежденной кладки трубы русской печи. Благодаря слаженным действиям добровольцев-пожарных урон оказался сравнительно невеликим. Крыша сгорела, однако потолок сохранился.
В сложившейся ситуации отдых семьи Хмаладзе в Белогородке не состоялся. Тетя Лиза с мужем и детьми через пару дней уехала домой. Мы занялись восстановлением крыши. Как назло, сухая и жаркая погода сменилась ежедневными затяжными дождями. С потолка текло, одежда и постели промокли и были заляпаны падавшей сверху глиной. Не раз по вечерам очередное стекло горящей лампы разлеталось на куски из-за упавшей на него капли воды. Спали, накрывшись поверх одеял клеенками. Рина, выросшая в благоустроенной харьковской квартире, тихо плакала.
Началась эпопея с добыванием леса на стропила и обрешетки, покупки черепицы и пр. Контора Госстраха выплатить возмещение ущерба по договору обязательного страхования имущества отказалась. Как утверждали страховщики, пожар не относился к страховым случаям, поскольку мы не замазали вовремя швы трубы глиной. Демагогия страховщиков сформировала у меня стойкое отвращение и недоверие к представителям этой профессии.
На восстановление крыши ушло дней 20. Мы ездили в далекое лесничество за бревнами для стропил. А затем, пока плотники тесали эти бревна, искали дефицитную черепицу. Кровлю купили у частника в Шепетовке.
Удивительно, но в день завершения работ наступила сушь. Дожди прекратились до осени.
По окончании укладки черепицы удивительные слова произнес сосед – пенсионер Белоусов. Он жил вдвоем с женой в четырехкомнатном доме, метрах в 10-ти от нас. Услышав слова о том, что теперь нам не страшен никакой дождь, он неожиданно воскликнул: «Ой, а почему же вы не перешли к нам на время ремонта? У нас же две комнаты свободны».
Осень 1956. Отголоски венгерских событий
Работа школьников в колхозе продолжалась и осенью. Только в это время года она не была добровольной. В поле выходили строем все ученики восьмых, девятых и десятых классов. Это были многодневные, до трех недель, мытарства со свеклой, которую мы, подобно саперам из военных фильмов, добывали из непролазной грязи или замерзшей земли собственными кухонными ножами, очищали от ботвы и грузили на подводы и машины. Ежегодные задержки уборочной кампании до глубокой осени объяснялись ожиданием команды «сверху», обусловленной расчетом на дополнительный «набор сахаристости» корнеплодов. В итоге расчеты оборачивалась изуродованными в грязи автомашинами и морожеными «буряками».
В отличие от сталинских времен, никаких денег школьникам колхоз за работу не платил. Обедами не кормил. И даже не поблагодарил устно по окончании трудов. Во время учебы в 9 классе, на уборке свеклы в конце октября или в начале ноября 1956 года я умудрился при нулевой температуре обморозить мизинцы и безымянные пальцы на обеих руках и ногах. Несмотря на то, что раздутая кожа потрескалась, зудела и сочилась клейкой сукровицей, а пальцы по толщине напоминали сардельки, просить об освобождении казалось стыдным. Последствия обморожения давали себя знать шелушением и зудом длительное время после окончания уборочной.
Участие в свекловичной страде казалось естественным повседневным делом. В зрелые годы, сравнивая эту эпопею с трудами школьника-«комбайнера» М. С. Горбачева, подменявшего отца, на время краткого отдыха, я не мог понять, каких фантастических результатов надо было добиться девятикласснику в результате двадцатидневных «покатушек» на «корабле полей», чтобы стать кавалером Ордена Трудового Красного Знамени.
Свободное время по вечерам я проводил за чтением книг из дедушкиной библиотеки. Иногда, если слабенький движок МТС «давал электричество», слушал приемник.
Запомнился октябрьский вечер 1956 года, когда из приемника вдруг раздался громкий голос диктора, клеймивший на русском языке «советские танки и бронемашины», брошенные против «восставшего народа». Речь шла о так называемых венгерских событиях. Затем в центральных газетах появились страшные снимки «революционных» проявлений в виде растерзанных, сброшенных из окон верхних этажей или повешенных вниз головами людей.
Через десяток лет личные впечатления об этих событиях мне описали два моих товарища, непосредственно участвовавшие в них в качестве солдат срочной службы Советской Армии. Оба попали в Венгрию в составе своих частей, поднятых по тревоге и переброшенных из Смоленской и Львовской – областей. Первый – мотострелок Саша Смола, участвовал в перекрытии потока вооруженных «революционеров» из числа прикормленных пиндосами фашистских недобитков и военной техники, вливавшихся на территорию Венгрии через распахнутую границу со стороны Австрии. Получил пулевое ранение в лоб.
