Ирма достает золотой блокнот и перьевую ручку. Она зависает в воздухе и начинает писать сама.
— Я добавлю тебя в свой список дел, — чопорно говорит она.
— Я бы тоже добавил ее в свой список дел, если бы она мне позволила, — говорит Аид. Его самодовольная улыбка вызывает у меня желание дать ему пощечину.
— Фу, — стону я, — ты невозможен!
— Но неотразимый?
— Протестую. — Настаиваю я, пытаясь игнорировать горячее бурлящее ощущение внутри меня. — Определенно протестую!
— Мне кажется, леди слишком много протестует.
— Мне кажется, у господина слишком большое эго.
— Гм, — Ирма снова кашляет. — У меня очень длинный список, который нужно просмотреть, ты же знаешь.
Аид машет рукой.
— Делай, что хочешь, Ирма. Позови меня, если тебе понадобится, чтобы я что-нибудь вызвал. Я приготовил для тебя спальню. Обычная дверь.
Я чувствую, что мне, вероятно, пора уходить, поэтому быстро прощаюсь и выскальзываю из комнаты. В коридор была добавлена дополнительная дверь, с крошечными языками пламени, вырезанными вокруг ручек. На моей появились цветы. Я не знаю, когда они туда попали, но они мне нравятся.
В ту ночь я лежу без сна под своим одеялом из роз, и что-то бьется внутри меня, какое-то новое, неопределенное чувство, которому у меня нет настоящего названия. Порочная, пульсирующая привлекательность.
Аид. Я не могу перестать думать о нем, не могу избавиться от тяжести его тела, прижатого к моему, от мягкости его пальцев в моей руке. Блеск его золотых глаз горит с огненной интенсивностью, прорезая темноту моей комнаты. Каждый его шепот плывет, как призрак во мраке, пока я пытаюсь разгадать их значение, неопределенное удивление его лица без маски.
Я не вижу в нем убийцу, но я не понимаю ни его, ни своих суровых, запутанных чувств.
Когда я была маленькой девочкой, мой отец рассказал мне историю о первородных Аиде и Персефоне. Мое сердце наполнилось сочувствием, когда я подумала о нем в Подземном мире в одиночестве, и я обняла своего плюшевого кролика и чуть не расплакалась.
— Бедный Аид, — вздохнула я.
На папу это не произвело впечатления.
— Нет, нет, Сефи, ты не понимаешь сути. Он похитил ее. Мы не похищаем людей. Это неправильно.
— Но он так одинок!
— Причины не имеют значения, дочка, а действия имеют.
Я на мгновение задумалась об этом, не желая прекращать защищать его, даже если в принципе я действительно соглашалась, что похищение — это плохо.
— Откуда ты знаешь, что он ее похитил?
— Что?
— Здесь говорится, что он забрал ее. Ты сводишь меня в парк. Ты не похищаешь меня. Может быть, она увидела, что ему одиноко, и хотела подбодрить его. Может быть, она хотела убежать от своей матери. Ты не знаешь.
— Это… это хороший довод.
— Я думаю, мы не знаем, не так ли? В этих историях у девочек никогда не бывает возможности высказаться.
Он погладил меня по голове.
— Тоже верно подмечено.
— Аид делал какие-нибудь другие плохие вещи? Как Зевс и Афина…
— Не заставляй меня начинать с Афины, — проворчал папа. — И… нет. Аид на самом деле вообще не делает ничего плохого.
— Тогда почему он всегда злодей?
Папа на мгновение замолчал, обдумывая это.
— Каждой истории нужен злодей, — говорит он в конце концов. — И он выглядел как один из них.
Глава 12. Путь в Тартар
На следующее утро, как только Аид уходит на патрулирование, Ирма тащит меня в тронный зал и дает мой первый урок танцев.
— Зачарованные люди танцуют двумя способами: с большим энтузиазмом или как будто в трансе. — объясняет она.
— Что я должна делать?
— Транс, — говорит она. — Иначе ты провалишься. Аид, несомненно, планирует наложить на тебя метку, чтобы никто другой не смог заставить тебя делать то, что они просят.
— А им это не покажется странным?
— Для него это норма.
— Мило, — говорю я с сарказмом.
Ирма, конечно, этого не понимает.
— Это собственничество- это так выглядит, чего он и добивается.
Я жду мгновение, собирая свои мысли воедино. Ирма явно знает его уже давно, и даже если он не полностью доверяет ей, она может захотеть довериться мне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Почему он прилагает все эти усилия, чтобы казаться тем, кем он не является?
Она фыркает.
— Ни один из членов Высшего Двора не является тем, кем они кажутся.
Зачем кому-то идти по жизни, особенно бессмертному, притворяясь тем, кем он не был? Как узнать, где кончается твоя маска и начинаешься ты сам?
— Это не может быть так просто.
— Это не так, — едко говорит она. — Но это не моя история, чтобы объяснять. А теперь танцуй.
Аид, очевидно, дал ей какую-то власть в своем царстве, потому что она управляет музыкой так же легко, как и он. Она щелкает пальцами, и она кружится по комнате, медленно и уверенно. Я послушно танцую, повторяя шаги, которые она моделирует, ускоряясь, когда звучит музыка, и замедляясь, когда она стихает.
— Зачарованный человек всегда становится единым целым с музыкой. Как будто у него в мозгу больше ничего нет.
Мы тренируемся, кажется, часами, на каблуках и балетках, в самых разных ритмах, пока не заболит каждая мышца. Ирма, похоже, не очень-то ценит мое бедное смертное тело.
— Я запыхалась!
— Тогда тебе нужно больше практиковаться. — Она щиплет меня за бока. — Хм, все смертные такие же круглые, как ты? Это замедляет тебя?
Я прищуриваю глаза. Я ни в коем случае не толстая, но у меня есть изгибы, которых, похоже, не хватает фейри — все они стройные, как ивы.
— Все фейри такие грубые, как ты?
— Разве это невежливо, обзывать кого-то?
— Ммм, да?
— Хм. Странно. Круглый- это не грубо, это просто другой. И менее аэродинамичный.
Мы делаем небольшой перерыв, а затем Ирма начинает инструктировать меня, как вести себя очаровательно в разговоре.
— Не говори, пока не заговорят. И даже тогда отвечай только на вопросы. Не смотри людям прямо в глаза. И давай расплывчатые ответы, которыми вы, смертные, известны. Или лги, я полагаю. Это тоже сработало бы. Ты думаешь, что сможешь это сделать?
— Кажется, Аид так думает.
— Он без ума от тебя. Его суждениям нельзя доверять.
Мои щеки покалываю т.
— Ты… ты не можешь этого знать. — В лучшем случае, я ему нравлюсь. Он знает меня недостаточно долго, чтобы быть одурманенным.
— Пффф. Конечно, я могу. Этот мальчик думает, что он мастер обмана и, возможно, так оно и есть, но я вижу его насквозь. Я организовывала вечеринки для его отца. Я знаю его с тех пор, как он был ребенком.
— Сколько ему лет?
— Ему нравится притворяться старым, но он едва ли старше тебя, девочка. Если не в эквиваленте лет. Вы, смертные, так быстро стареете, как майские мухи.
— Спасибо.
Значит, он не какое-то многовековое существо. Я не уверена, как к этому относиться. Это, пожалуй, единственное, что у нас есть общего.
Ну, это и еще кое-что из нашего литературного вкуса. И, может быть, любовь к танцам. Я не спрашивала его вчера, понравилось ли ему это, но он, очевидно, был очень опытен.
Ирма проверяет меня на умение вести себя очарованной, засыпая вопросами и пытаясь обмануть меня хорошо сформулированными заявлениями и мягкими оскорблениями, которые становятся все хуже, чем дольше я молчу. Я сосредотачиваюсь на чем угодно, только не на ее глазах; на кончике ее носа, пятне на полу, ее морщинистом лбу. Это то, чему нас научили в театральном клубе, чтобы не ломаться во время стоп-кадров.
Это не очень весело, но Ирма в основном довольна.
— Уже почти время обеда», - заявляет она. — Я надеюсь, что наш щедрый господин накормит нас превосходным угощением. Сначала иду в ванную. Встретимся на кухне?
— Конечно.
Она улетает, а я еще немного слоняюсь по комнате, не горя желанием снова оказаться в ее обществе.
— Пссс, Сефона!
Я оглядываюсь через плечо. Аид открыл новую дверь в стене и выглядывает из-за импровизированной рамы.
