терпеть меня не может. Если найдут мое тело и причиной смерти будет удушье, проверьте его покупки. Там вы точно найдете веревку. Или целый моток зубной нити.
– Коллега, если быть точной.
Дарси с Сабриной обмениваются многозначительными взглядами, не обещающими ничего хорошего. Затем они с чрезмерным рвением выпрыгивают из машины.
– Пойдем знакомиться с ним!
Я спешу следом, надеясь, что все это слишком реалистичный сон.
В смысле кошмар.
Сойер прислонился к перилам, руки скрещены на груди, взгляд бегает между нами, будто он пытается понять, почему мы так похожи. Это всегда сбивает людей с толку, когда они видят нас впервые. Мне приходится останавливать себя, чтобы не сболтнуть лишнего типа: «Они мои сестры, не дочери…» Да, людям порой приходит в голову и такое.
На нем джинсы и темная рубашка. Возможно, из-за того, что перед ним нет доски и арбитра, а в поле зрения – прессы, он почти непохож на себя. Вполне сойдет за атлета. Или студента на футбольной стипендии. Суровый, привлекательный молодой человек, который – предположительно – не встречался с Бодлер, не называл – подтвержденная информация – интервьюера ублюдком, потому что тот заявил, что его игра выдохлась.
– Ты друг Мэл? – спрашивает Дарси.
Сойер склоняет голову набок. Изучает ее. Ни тени улыбки.
– А вы – друзья Мэл?
Если бы в мире существовала справедливость, Дарси и Сабрина хорошенько бы высмеяли его, а после выпроводили вон. Но нет, они хихикают, как обычно делают в присутствии Истон. Что за…
– Как тебя зовут?
– Нолан.
– Меня Дарси. Как мистера Дарси. А это Сабрина. Как Сабрина Фэйр[31]. Только Мэл не назвали в честь литературного персонажа, потому что… Мы точно не знаем, но, подозреваю, наши родители посмотрели на нее и решили снизить свои ожидания. Она говорит, вы вместе работаете?
Сойер кивает:
– Так и есть.
– В центре для пенсионеров?
Нолан колеблется, явно озадаченный. Первый раз за все время он переводит взгляд на меня. Видит, что я на грани панической атаки. И говорит:
– Где же еще?
– Ты когда-нибудь кормил белочек?
– Девочки, – вмешиваюсь я, – идите скажите маме, что мы дома, ладно?
– Но, Мэл…
– Сейчас же.
Они шаркают по направлению к сетчатой двери и хлопают ею изо всех сил, как будто я лишила их фантастической возможности попялиться на Сойера. Едва они оказываются вне зоны слышимости, я позволяю себе вспомнить о его присутствии.
Между нами ощущается некое противостояние. Я смотрю на него, он – на меня, и мы оба ничего не предпринимаем. Присматриваемся. Пытаемся почувствовать, что задумал другой. В моем случае я прикидываю пути к отступлению.
Внезапно он спрашивает:
– Собираешься сбежать?
Я напрягаюсь:
– Что?
– Обычно ты сбегаешь от меня. Так что, навострилась уже?
Он прав. Но ведет себя грубо.
– Ты обычно позволяешь мне съесть твоего короля. Собираешься отдать мне его и на этот раз?
Я рассчитывала на резкий, смертельный удар. Но Сойер делает то, чего я от него никак не ожидала, – улыбается.
Почему он улыбается?
– Откуда у тебя мой адрес?
– Это было несложно.
– Это не ответ.
– Не ответ. – Он вертит головой, осматривая сад: старый батут, который давно пора выбросить, абрикосовое дерево, не знающее, как выращивать плоды, минивэн, который я латаю как минимум раз в месяц. Легкое чувство стыда поднимается изнутри, и я ненавижу себя за это.
– Ты не мог бы все-таки ответить?
– Я хорошо обращаюсь с техникой, – загадочно отвечает он.
– Ты взломал базу данных Министерства обороны США?
Его брови взлетают.
– Думаешь, там хранят адреса?
Без понятия.
– Тебе что-то от меня нужно?
– Ты правда работаешь в центре для пенсионеров? – Он вновь поворачивается ко мне лицом. – Помимо шахмат?
Из меня вырывается вздох.
– Не то чтобы это тебя касалось, но нет.
– Обманываешь сестер, да?
– Упоминать шахматы в этом доме не самая лучшая идея, – зачем вообще я это говорю?
– Понимаю. – Сойер облокачивается на поручень, неторопливо постукивая пальцами. – Знаешь, я как-то раз играл против твоего отца.
Я цепенею. Заставляю себя расслабиться:
– Надеюсь, ты выиграл.
Надеюсь, ты унизил его. Надеюсь, он рыдал. Надеюсь, ему было больно. Я скучаю по нему.
– Так и было, – он колеблется. – Мне жаль, что он…
– Мэллори? – мама выглядывает из дверного проема. Именно в тот момент, когда мы говорим о папе. Дерьмо, дерьмо… – Познакомишь меня с твоим другом?
– Это… – Я закрываю глаза. Она, скорее всего, ничего не слышала. Все в порядке. – Это мой коллега Нолан. Мы вместе работаем, и мы… собирались перекусить, но я забыла о нашей договоренности, так что он просто… Он просто сейчас уйдет.
Нолан улыбается маме, совсем непохожий на того угрюмого взрослого ребенка, каким я привыкла его видеть.
– Приятно познакомиться, миссис Гринлиф.
– О, не очень хорошо вышло. Нолан, останешься с нами на ужин? У нас полно еды.
Знаю, что он видит: женщину, которой почти пятьдесят, но которая выглядит гораздо старше. Уставшую. Хрупкую. Знаю, что видит мама: высокого и привлекательного молодого человека. Вежливого. Он пришел, чтобы увидеть ее дочь, которая много с кем встречается, но никогда не приводит никого домой. В этой ситуации легко обмануться. Мне нужно немедленно все прекратить.
Именно об этом я думаю, когда открываю рот, чтобы сказать маме, что Нолан не может остаться. Именно об этом я думаю, когда Нолан на долю секунды опережает меня:
– Спасибо, миссис Гринлиф. Я с удовольствием.
Сойер садится на папино место.
Это ничего не значит, ведь у нас круглый стол. И в этом есть какая-то логика, потому что мы оба левши. Нам стоит объединиться, чтобы не пихать локтями правшей. И все же есть что-то невероятно странное в том, как Нолан Сойер заглатывает мамин мясной рулет, с жадностью пожирает порцию за порцией, накладывая себе добавку зеленых бобов, и с серьезным видом кивает, когда очарованная его аппетитом Дарси спрашивает:
– У тебя что, ленточные черви?
Ему определенно нравится мамина стряпня. Попробовав первый кусок, он издает глубокий, гортанный звук, очень похожий на…
Я краснею. К счастью, никто не обращает внимания.
– Ты тоже работаешь в центре для пенсионеров, Нолан? – спрашивает мама.
Я напрягаюсь, накалывая на вилку один зеленый боб. Под столом коленкой слегка толкаю Нолана, сигнализируя, чтобы молчал.
– Нам необязательно говорить о…
– Уже давно, – отвечает он.
– И тебе нравится?
– Есть свои плюсы и минусы. Раньше я был в восторге, но постепенно все начало приедаться, и я даже подумывал уволиться. И тут появилась Мэллори. – Его коленка внезапно бьет мою. – Теперь мне вновь все нравится.
Мама наклоняет голову.
– Вы двое, должно быть, много работаете вместе.
– Не так много, как мне бы хотелось.
О мой бог. О. Мой. Бог.
– Как к Мэллори относятся на работе? – спрашивает Дарси. – Пожилым людям она нравится?
– У нее сложилась не самая лучшая репутация похитительницы пудингов.
Все смотрят на меня, будто я тот самый фармацевт, который взвинтил цены на лекарства первой необходимости.
– Еще она ходит при них полуголая.
Мамины глаза расширяются.
– Мэллори, все это вызывает некоторые опасения…
– Он шутит. – Я сильно пинаю Нолана в голень. Кажется, ему все равно, но он ловит мою ступню и зажимает ногами. – У него репутация ужасного шутника.
Моя нога теперь переплетена с его. Чудесно. Просто чудесно.
– Хорошо. – Сабрина ставит свой стакан на стол. – Сейчас я спрошу кое-что, что мы все хотим знать. Вы спите вместе?
– О мой бог. – Я закрываю глаза рукой. – О мой бог.
– Сабрина, – с укором произносит мама, – это очень неуместный вопрос. – Она поворачивается ко мне. – Но да, вообще мне тоже интересно.
– О мой бог, – со стоном выдаю я.
– Нет, – отвечает Нолан в перерыве между поглощением мясного рулета. Уже третья порция.
О.
Мой.
Бог.
– Может, вы собирались переспать сегодня? – спрашивает Дарси. – Ты за этим пришел?
Моя сестра, которая ночует с плюшевой лисичкой, только что спросила самого лучшего шахматиста в мире, не пришел ли он, чтобы трахнуть меня. На что тот спокойно отвечает:
– Не думаю, что это возможно. И нет, я пришел не за этим.
– Ты знал, что Мэл играет за обе команды? – добавляет
