Дарси. – Это не секрет: она говорила, что я могу рассказать кому угодно. 
Нолан бросает на меня беглый взгляд. Я бы даже сказала молниеносный.
 – Не знал.
 – Ему все равно, Дарси. И, к твоему сведению, это не значит, что ты можешь болтать об этом на каждом углу.
 – Еще мясного рулета, Нолан? – вмешивается мама и выходит из кухни, когда Нолан с благодарностью кивает.
 – А ты, Нолан, – продолжает Сабрина, – тоже?
 – Иисусе, – образ семьи Бодлер мелькает у меня перед глазами. – Так, всё, я закрываю эту тему и хочу напомнить, что нельзя обсуждать с людьми, с которыми вы только что познакомились, такие темы за обедом. И в любое другое время.
 – Может, он не возражает, – говорит Сабрина. – Ты возражаешь, Нолан?
 – Не возражаю, – отвечает Сойер с поразительно невозмутимым видом.
 Сабрина посылает мне торжествующую улыбку. Я убью ее. Она не оставила мне другого выбора. А потом заставлю Дарси помочь мне избавиться от тела. Или маму. Или Голиафа.
 – Мальчики и девочки?
 Нолан качает головой:
 – Нет.
 – В основном девочки?
 – Нет.
 – В основном мальчики?
 – Нет.
 Сабрина на мгновение выглядит загнанной в угол, но ее лицо внезапно озаряется.
 – Это чтобы не исключать тех, кто за пределом бинарности!
 – Так что, – вмешивается Дарси, – когда вы планируете переспать?
 Ответ Нолана – «Сложно сказать» – накладывается на мой – «Никогда!» – и полностью поглощает его.
 Я хлопаю ладонью по лицу.
 – Готова поспорить, Мэллори хороша во всем этом. Она очень много тренируется.
 Нолан смотрит на меня долгим, изучающим взглядом, который милосердно прерывает мама своим появлением с мясным рулетом в руках.
 – У тебя есть братья или сестры, Нолан? – спрашивает она.
 Я никогда не была более благодарна за смену темы.
 – Два сводных брата. Со стороны отца.
 – Сколько им лет?
 Нолан щурится, будто пытается вспомнить:
 – Где-то тринадцать или четырнадцать. Может, младше.
 – Не знаешь точно?
 Он пожимает плечами:
 – Никогда их не видел.
 Мамины брови выгибаются.
 – Должно быть, ты проводишь большинство праздников с мамой.
 Из Сойера вылетает приглушенный смешок. Или насмешка.
 – Я не виделся с родителями много лет. Обычно меня приглашает кто-то из друзей.
 – Почему ты не общаешься с родителями? – спрашивает Дарси.
 – Разница во взглядах. На мою карьеру.
 – Им не нравится центр для пенсионеров?
 Нолан сдерживает улыбку и серьезно кивает.
 – Это вроде как грустно, – говорит Дарси. – Я вижусь со своей семьей каждый день каждой недели каждого года.
 – Это тоже вроде как грустно, – бормочет Сабрина. – Мне не помешало бы немного личного пространства.
 Дарси пожимает плечами:
 – Мне нравится, что мы всегда вместе. И мы всё друг другу рассказываем.
 Колкий взгляд, который Нолан бросает в мою сторону, вызывает у меня желание зарядить ему в пах, но моя нога застряла между его ног, так что я всерьез подумываю утопиться в подливке. Медленная, питательная, вкусная смерть.
 Не знаю, какими смертными грехами из прошлых жизней я заслужила подобное унижение, но после ужина Нолана уговаривают остаться «еще на чуть-чуть, пожа-а-алуйста» и усаживают смотреть телевизор.
 – Тебе нравится «Ривердейл»? – с энтузиазмом спрашивает Сабрина.
 Они с Дарси облепили Нолана на диване с двух сторон и положили Голиафа ему на колени. («Какое знакомое чудовище, – сказал Нолан, взяв морскую свинку в руки. – Как будто я недавно видел его портрет». Я едва удержалась, чтобы не воткнуть ему вилку в глаз.) Мама, прислонившись к дверному косяку, с восторгом наслаждается этой идиллией. Давненько я такого за ней не замечала. Меня же сначала послали за сэндвичами из мороженого, потом заставили вернуться, когда я принесла шоколадные вместо клубничных.
 – Никогда не видел.
 – О боже. Ладно, смотри, это Арчи, и он типа главный герой, но всем больше нравится Джагхед, потому что здравствуйте, это же Коул Спраус, и там происходит убийство, которое…
 – Он милый, – шепчет мама, пока я загружаю посудомойку.
 – Коул Спраус?
 – Нолан.
 Я раздраженно выдыхаю. Выходит не так возмущенно, как задумывалось.
 – Неправда.
 – И у него, кажется, отличный вкус.
 – Потому что он съел почти весь твой мясной рулет?
 – По большей части. Ну и еще потому, что, кажется, не может отвести глаз от моей ничего не подозревающей дочери.
 «Я на девяносто три процента уверена, что он собирается оставить напалмовую бомбу в нашем подвале, – готова выпалить я. – Или хочет нас ограбить. Он скроется с нашей семейной копилкой в ту же секунду, как мы отвлечемся. И прихватит остаток мясного рулета».
 Я до сих пор не понимаю, зачем он здесь. Своим успокаивающим голосом ведущего национального радио Сойер спрашивает моих сестер:
 – А кто из персонажей Ривердейл? – и заставляет их хихикать и бить себя по лбу. Но я хочу, чтобы он ушел как можно скорее. Прямо сейчас.
 Проходит не меньше часа, прежде чем мама напоминает Дарси, что ей нужно закончить домашку по английскому, а Сабрина запирается у себя в комнате, чтобы обсудить с друзьями роллер-дерби по видеосвязи: Эммали должна стать джеммером[32] и вообще что не так с тренером в последние дни?
 – Я иду спать, – многозначительно говорит мама.
 Смотрю в окно и вижу, что солнце еще не село.
 – Нолану тоже пора.
 – Он может остаться, если хочет, – мама тепло ему улыбается и уходит к себе, опираясь на трость.
 – Не хочет! – кричу я ей вслед.
 Я бы не удивилась, если бы кто-то из моей семьи решил нас подслушать, поэтому на улице дохожу аж до абрикосового дерева. Сойер следует за мной. В это время года на дереве можно обнаружить немного листьев – впрочем, как и в любой другой сезон.
 Уперев руки в бока, я поворачиваюсь к Сойеру. В закатном свете он выглядит эффектнее, чем обычно: углы и изгибы его лица сильно контрастируют друг с другом.
 Если честно, в этом нет никакого смысла. Я не должна находить его настолько привлекательным, потому что он не такой. Нос слишком большой. Резко очерченная челюсть. Губы чересчур полные, глаза слишком глубоко посажены, скулы тоже… с ними тоже что-то не так. Я не должна думать об этом.
 – Ты съел около двенадцати свиней в мамином мясном рулете, и они в тебе будто растворились. Теперь объясни, пожалуйста, зачем ты явился.
 – Я почти уверен, что это была говядина. – Сойер достает до одной из верхних ветвей. Причем с легкостью. – Твоя семья думает, что мы встречаемся? – Расстроенным он не выглядит – скорее, невероятно довольным.
 – Без понятия. – Возможно. – А что, какие-то проблемы?
 Хочу, чтобы он сказал да. И я брошу ему в лицо, что это он виноват, раз явился без предупреждения. Но он нарушает мои планы:
 – Кому не нравится хорошая история про фальшивые отношения?
 Выгибаю бровь:
 – Удивлена, что ты вообще о таком знаешь.
 – Одна моя подруга – большой фанат Лары Джин. Я высидел около шести фильмов.
 Он имеет в виду свою девушку.
 – Их всего три.
 – Казалось, что больше.
 Он такой уверенный. Непринужденный. Думаю, известный обиженный неудачник с проблемным темпераментом, который проводит девяносто процентов своего времени, изучая эндшпили с разноцветными слонами, не должен вести себя спокойно в обычной жизни. И все же.
 Кажется, внутри него горы уверенности в себе. Откуда бы они там ни взялись. «Посмотри на него, – предлагает внутренний голос. – Ты знаешь, откуда они».
 О, да заткнись ты.
 – Почему ты здесь, Нолан?
 Он отпускает ветку. Наблюдает за тем, как она какое-то время пружинит, а затем замирает на фоне темнеющего неба. И когда тянется ко мне, я уже готова вертушкой ударить его в подбородок, но он всего лишь убирает упавшую на лицо прядь. У меня все еще кружится голова от этого прикосновения, когда он говорит:
 – Я хочу сыграть в шахматы.
 – Не смог найти кого-нибудь в Нью-Йорке? Нужно было ехать аж до Нью-Джерси?
 По всей видимости, припаркованный перед домом миссис Абебе «Люсид-Эйр» принадлежит Сойеру. Конечно же, он водит машину моей мечты.
 – Не думаю, что ты поняла, – он выдерживает мой взгляд. Кажется, у него дергается кадык. – Я хочу сыграть в шахматы именно с тобой, Мэллори.
 О.
 О?
 – Почему?
 – Вчера на том месте должна была быть ты. Это было… Ты была там. Передо мной, по другую сторону доски. – Он сжимает губы. – Это должна была быть ты.
 – Да, что ж.
 Было бы круто, если бы это была я. Узел сожаления затягивается внутри, и у меня